Покончив с формальностями, Невский приступил, наконец, к своей работе.
– Что вас беспокоит?
– Извините за столь интимные подробности, доктор. Стал болеть живот еще четыре дня назад, потом появился понос. Два дня промучилась, но сегодня пока не было. Девчонки говорят, что это дизентерия. Правда?
– Разберемся, – буркнул врач.
Он попросил приготовить для осмотра живот. Марина сняла под одеялом цветастый халат, осталась в футболке и узких трусиках. Молча легла на спину.
Невский присел на краешек кровати, посчитал пульс – частит. Осмотрел язык, даже кратко пощупал пальцем – сухой, обложен. Осторожно прощупал живот по часовой стрелке – ощутил небольшое сопротивление справа. Впрочем, под рукой ощущались и «хлюпанья» по всему животу. Проверил симптомы «раздражения брюшины», для чего попросил повернуться на левый бок, лицом к нему. Как и думал, теперь боль в животе усилилась. Наконец, провел симптом «рубашки» – по сильно натянутой на живот футболке, быстро провел движения рукой сверху вниз. Так и есть – справа боль усилилась. Провел еще ряд приемов, позволяющих разобраться с болезнью. Он уже окончательно справился со своим смущением, действовал уверенно и профессионально. Это передалось и Марине. Она послушно выполняла все команды, уже не прикрываясь до подбородка одеялом. Измерили температуру – 37,4. Повышена.
Все говорило о приступе аппендицита, но этот «бурлящий живот» и понос… Он смазывал всю картину. Невский в задумчивости снова и снова прощупывал мягкий живот, невольно разглядывая рисунок на плавочках, наконец, прочел название «Friday»(«Это и есть „Неделька“, – догадался он. – Точно, ведь сегодня этот день»).
– Ну, что, доктор, скажите? Вы как-то застыли на месте, – вернула его к действительности Голенькая. – Похоже на дизентерию?
– Не очень похоже. Требуются уточнения. Расскажите поподробнее о начале болезни. Что появилось вначале: боль или понос? Это очень важно. И сами ничем не лечились?
Выяснилось, что сначала сильно стал болеть живот, была даже рвота. Подруга по комнате дала ей обезболивающие таблетки («Привезла из Союза целую коробку лекарств, всех сама лечит – у ней мать медсестра в поликлинике, считает, и она все знает. Давала пару раз дорогущий индийский баралгин»). Действительно, боль в животе уменьшилась. А на следующий день подружка предложила «закрепить результат» и сделала очистительную клизму с отваром ромашки. Потом еще и еще. Тут и начался понос на два дня. Все стало теперь понятно. Это подруга оказала ей «медвежью услугу», вся картина аппендицита и смазалась. Доктор объяснил Марине свои подозрения, объяснив, что теперь можно установить истину только одним путем – надо еще измерить температуру per rectum (пер ректум, то есть в прямой кишке). Если температура окажется выше на один градус, то требуется срочная операция.
Марина выразила категорический протест:
– Еще чего не хватало! Что это за извращения?! Никогда не слышала ничего подобного! Доктор, вы забываетесь! – Она даже раскраснелась от возмущения.
– Маринка, он дело говорит! Моя мать работает медсестрой в хирургии. Она мне как-то рассказывала о таком приеме у опытных хирургов. Очень помогает разрешить сомнения. Так что не волнуйся. Это не извращение нашего доктора! Соглашайся без боязни.
5Невский и Голенькая одновременно вздрогнули от неожиданности. Говорила с кровати напротив другая молодая женщина. Оказывается, она не спала. Лежала на боку и смотрела на них.
– А вы разве не спите? – не нашел ничего умнее спросить доктор.
– Когда вы пришли, я дремала. А потом, думаю, не буду выходить. «Подстрахую» вас от злых языков. Чтобы наши «кумушки» потом не болтали лишнего. Знаете, как иногда бывает…
Марина задумалась не надолго. Потом обреченно произнесла: «Хорошо» и завозилась под одеялом.
– Готово? – спросил доктор. Та кивнула. – Теперь поворачивайтесь на правый бок лицом к стене, ноги подтяни те к груди. Вы должны лечь «калачиком».
Пациентка снова кивнула и легла, как просили. Слегка смазав кончик градусника вазелином из медицинской сумки, Невский осторожно приподнял одеяло, быстро вставил градусник и поспешно опустил одеяло. Прошел и сел у стола.
– Хороша Маринка? – шепотом спросила его соседка по комнате и подмигнула, улыбнувшись.
Доктор густо покраснел, не зная, что сказать. Наконец, чтобы разрядить повисшую тишину, спросил, ни к кому конкретно не обращаясь:
– У вас здесь все живут из столовой?
– Нет, – кратко ответила Марина.
– Да, у нас настоящая интернациональная сборная и по национальностям, и по местам работы. Я вот, Рептух Олеся, белоруска, – она протянула для знакомства свою руку. Невский слабо пожал мягкую ладошку. – Работаю здесь в библиотеке. Вас даже запомнила – часто книги берете. Сама в детстве начиталась книг Майн Рида, Фенимора Купера, Вальтера Скотта. Вот и приехала сюда за романтикой.
– Ну, и как теперь?
– Романтики, конечно, поубавилось. Это не та жизнь, которую любимые писатели описывали. Грязь, пыль, жара, мухи, мыши, скученность большая, болезни разные, отсутствие элементарных удобств (туалет за 100–150 м от дома). Редко удается нормально помыться. Какая уж тут романтика. Но свою работу я люблю, а читателей всегда много бывает. Некоторые, правда, только приходят посидеть, подшивки газет полистать, языком с нами потрепать (нас ведь двое там работают). Но, главное, я чувствую, что нужна здесь. И это не пустые слова. Всегда считала, что самое страшное ощущение – твоей ненужности. Тебя не надо, а ты есть… В Союзе все время приходилось доказывать свою нужность. Слава Богу, здесь этого нет. Тем и живу.
Еще у нас в комнате живет украинка Маринка. Спиной к нам сейчас лежит. Она приехала сюда искать мужа и отца для своей маленькой дочери.
– Что ты несешь?! – почти подскочила на кровати больная.
– Ладно кричать-то! Ты мне сама об этом говорила. Забыла уже?
– Трепло! Я тебе по секрету говорила, как со своей, а ты…
– Да, это тоже свой человек! Правда, доктор? Он нас не выдаст. Я ему верю. Точно?
Невский поддакнул. Почувствовал ответственность за доверенную тайну.
– Далее, на кровати у окна у нас живет молдаванка, Софья Стати. Она певица. Разъезжает в своем агитационно-пропагандистском отряде по уездам провинции, выезжала и в соседние провинции. Рассказывают местным о новой счастливой жизни. Софья поет песни на разных языках, даже на дари и пушту знает. Но больше поет советские песни, особенно из репертуара Аллы Пугачевой, ее так между собой все и зовут – Пугачева. Хорошо поет, правда! Дома своим родителям наврала, что едет в ГСВГ служить, так и сочиняем вместе ее письма о житье в Германии. Очень идейная. Верит в победу революции в Афганистане. Хочет встретить «принца на белом коне». Пока не удалось.
Следующая у нас, – Олеся показала на очередную пустую кровать, – таджичка Джумагуль Шайхи. Она переводчица при политотделе бригады. Окончила университет в Душанбе. Ей предложили поехать к родным братьям и сестрам в Афганистан. С радостью согласилась. Тоже ездит в этом агитотряде, чаще с Софьей вместе. Считает своим оружием слово. Очень переживает за местных афганцев. А ведь опасное это дело – ездить в этих отрядах: и обстреливают их, и на мины наскакивают. Всякое бывает. Я так за них всегда волнуюсь. Слава Богу, все в порядке. А Джумагуль уже дала согласие остаться в Афгане на второй срок. Сумасшедшая!
Наконец, на последней кровати у нас спит Эмма Олевсон, латышка, из самой Риги. Она продавец в военторге. Она и лечила нашу бедную Маринку (лечила-лечила и залечила). Не скрывает своей цели – приехала побольше денег заработать. Тоже хорошее дело. Но у ней это слишком откровенно. Так просто нельзя жить. Нельзя все в жизни делать только ради денег. Да и не делают деньги человека счастливым. Правда, действуют успокаивающе…
– А русские у вас есть? – подал голос Невский.
– В соседних комнатах. Вон Любка Канашевич, ваша медсестра. Тоже приехала «за принцем». Ее сейчас «охаживает» ваш анестезиолог Володька. Но ведь он женат, а к тому же, говорят, у него «не все дома». Все ей стихи и поэмы читает. Она каждый раз к нам прибегает советоваться – что делать? Я ей прямо сказала – надо решительно «послать» его раз и навсегда. Все жалеет его. А жалость в этом деле не уместна. Да, доктор, разболтала я вам все наши женские тайны. Не обессудьте…
– Значит, подводя итог, можно считать, что многие приехали в поисках личного счастья?
– Не без этого. Считайте так…
– Але! Обо мне кто-нибудь вспомнит? Я так и буду теперь до конца дней своих с градусником в заднице жить?!
Невский кинулся к больной. Черт, так не удобно! Он действительно заслушался Олесю, забыв о времени. Достал градусник, заботливо укрыв больную. Да, худшие опасения подтвердились – 38,6. Это признак надвигающейся катастрофы в животе. Срочно нужна операция по жизненным показаниям! Все это, стараясь быть спокойным, он и объяснил Марине.