Читать интересную книгу Кто вы, Лаврентий Берия?: Неизвестные страницы уголовного дела - Андрей Сухомлинов

Меру наказания до вынесения приговора официально никто не знал. Вести разговоры на эту тему раньше времени по правилам судебной этики не положено. Хотя я думаю, что с судьями накануне была проведена соответствующая работа и в идеологическом отделе ЦК, и в административном. Каждый из них был уже ориентирован на ВМН. На это же была ориентирована и вся страна. Остались формальности. Что касается подсудимых, то они, конечно же, надеялись на лучшее. Надежда, как известно, умирает последней. Надеяться всегда нужно на лучшее, готовиться — к худшему.

Глава 9

ДОПРОС ПОДСУДИМЫХ

18 декабря 1953 года в 10 часов после оглашения обвинительного заключения начался допрос Гоглидзе.

Ничего нового подсудимый не сказал, и вся работа с ним в суде велась вокруг материалов уголовного дела, полученных в ходе следствия летом и осенью 1953 года, когда он был под арестом. На вопрос, признает ли он себя виновным, Гоглидзе заявил, что признает, но только в должностных преступлениях, в государственных же не виновен.

В судебной практике далее следует так называемый «свободный рассказ» по существу обвинения и лишь после этого суд задает вопросы. Сейчас же суд начал сразу с вопросов.

Отвечая на вопросы суда, Гоглидзе показал, что, будучи наркомом НКВД Грузии с ноября 1934 года по ноябрь 1938 года он постоянно держал Берия как первого секретаря ЦК КП Грузии в курсе всех дел о контрреволюционных преступлениях в республике, докладывал ему даже отдельные протоколы допросов и получал необходимые указания. Так, на одном из совещаний Берия, приехавший с совещания из Москвы, дал официальное указание на применение избиений и пыток к арестованным. Это было в 1937 году.

Кроме того, Гоглидзе рассказал о своей работе в составе «тройки» НКВД Грузии, о «лимитах» на аресты и расстрелы, спускаемых из Москвы Ежовым и Фриновским до 1938 года.

Из протокола судебного заседания видно, что Гоглидзе пытается смягчить свою вину, повторяя, что слишком доверял подчиненным и следователям, готовившим дела. Он также показал, что ничего не знает о взаимоотношениях Берия и Орджоникидзе, но однажды слышал, как Берия «допускал в отношении Орджоникидзе неприязненные разговоры».

На вопрос, почему Берия активно продвигал его, Гоглидзе, по службе, ответил: потому, что Берия хорошо знал его по работе в НКВД Грузии.

Особое внимание суд уделил фактам избиений подследственных с причинением им телесных повреждений, вплоть до смерти, самоубийствам, имевшим место в те годы. Гоглидзе этого не отрицал. Кроме того, он подтвердил работу грузинского НКВД против «развертывания среди грузинской молодежи контрреволюционной деятельности». Подтвердил Гоглидзе и то, что велась работа в связи с подготовкой покушений на Берия. В действительности никаких покушений не было и не планировалось. Все протоколы о подготовке покушений на Берия Гоглидзе докладывал самому Берия и получал от него указания. Что касается решения «тройки» НКВД о расстреле жителей Мамукинской деревни, Гоглидзе показал, что это было сделано по докладу Кобулова, в котором утверждалось, что в деревне существовала кулацкая, антисоветская группа. Он поверил Кобулову, так как Кобулов сам происходил из этой деревни.

Гоглидзе рассказал и о том, что конфискованное имущество «врагов народа» направлялось в спецторг для сотрудников НКВД. Этот порядок был установлен еще тогда, когда наркомом НКВД Грузии был Берия. По поводу освобождения из тюрьмы в 1953 году сотрудников МВД Кузьмичева и Эйтингона[124] инициатива исходила от Берия.

Были оглашены показания сотрудника НКВД Каранадзе о том, что жены Гоглидзе, Беришвили, Кобулова ходили по квартирам арестованных и забирали приглянувшиеся вещи, а Беришвили и Кобулова однажды даже подрались из-за этих вещей.

Эти показания Гоглидзе не подтвердил.

Честно говоря, и я сомневаюсь. Видимо, Каранадзе здесь просто уж «перестарался».

Закончился допрос Гоглидзе, согласно записям в протоколе, так:

«Председатель Конев: Как видите, неопровержимые факты уличают вас в том, что вы были активным участником преступной деятельности изменнической группы заговорщиков, ставившей своей целью использовать органы МВД против Коммунистической партии и Правительства для захвата власти и ликвидации советского строя в СССР Причем Вы лично на протяжении многих лет были тесно связаны по преступной деятельности с главарем этой группы — врагом народа Берия и входили в ее основное ядро. Сейчас вы это признаете?

Гоглидзе: Я не признаю, что состоял в антисоветской группе, ставившей своей целью реставрацию капитализма в СССР.

Председатель Конев: Что вы еще можете сказать в дополнение к своим показаниям?

Гоглидзе: Должен сказать, что после ознакомления с делом в порядке ст. 206 УПК, я увидел Берия в совсем другом виде, чем раньше. Сейчас, несмотря на то, что я являюсь подсудимым по одному делу с Берия, я искренне рад, что Берия разоблачен и что теперь положен конец его преступной авантюристской деятельности.

Председатель Конев: Подсудимый Гоглидзе, садитесь. Объявляю перерыв на 15 минут. (11 час. 15 мин.)».

Ровно через 15 минут Конев поднял Кобулова. Вот как начался его допрос.

«Председатель Конев: Заседание суда продолжается.

Подсудимый Кобулов, вы признаете себя виновным в предъявленных вам обвинениях?

Кобулов: Никак нет, ни в чем.

Председатель Конев: А в чем же вы признаете себя виновным?

Кобулов: Я признаю себя виновным в том, что, работая в течение ряда лет с 1937 г. по 1938 г. в НКВД Грузии и 1938–1940 гг. — в Москве под руководством Берия, сам того не сознавая, исполнял распоряжения Берия, которые, как я узнал на следствии, были преступными Берия украл мое доверие. Я ничего не знал, даже то, что Берия был контрразведчиком. Когда я получил об этом сведения от Агниашвили, то я доложил Гоглидзе. На следующий день Гоглидзе сказал мне, что все это известно партии, и я успокоился. Сейчас мне понятно, так же как и любому, что как Берия ни крутит, он все же является контрразведчиком. Я не знаю, как он втерся в Партию, но все, что я знал о нем, я сказал на следствии. Все, что мне известно о Берия самому, а так же со слов Людвигова, Ордынцева и Шария показывает, что Берия — карьерист, авантюрист и бонапартист, — все это после смерти И.В. Сталина выявилось гораздо резче, чем раньше. Я объясняю эти черты, характеризующие Берия, тем, что после смерти И.В. Сталина честолюбие Берия получило более сильное развитие. В это время он уже перестал говорить «мы» и все чаще употреблял «я». Ознакомившись с материалами дела, я пришел к выводу, что Берия подлец. Когда я читал материалы дела, я вдвойне возмущался его поведением. Во-вторых, он подвел Партию и Правительство и, кроме того, он опорочил и уничтожил мою жизнь. В деле имеется ряд неопровержимых фактов и доказательств его виновности и все-таки он крутит. Он крутит в целях сокрытия своей авантюристской карьеристической деятельности…»

Читаю эти показания Кобулова, и у меня возникают ощущения того, что слова Кобулова кто-то редактировал так, чтобы никаких сомнений в «негодяйстве» Берия не оставалось. Все написано гладко, красиво. Слова «партия» и «правительство» — с большой буквы, Сталин — обязательно с инициалами «И.В.».

Пойдем дальше.

«Председатель Конев: Продолжайте показывать о вражеской деятельности Берия против Партии, игнорировании им указаний Партии и Правительства.

Кобулов: Я докладываю, что в процессе следствия я не понимал, почему следователь с такой настойчивостью добивается от меня показаний о том, что я являюсь соучастником преступлений Берия и, как он говорил, участником заговорщической группы Берия. И — лишь только после того, как я познакомился с материалами дела, я понял следователя и сейчас соглашаюсь с ним.

К сожалению должен доложить, что вся эта грязь мне раньше не была известна.

Берия лицемерный двурушник. Он всегда носил маску единодушия с Партией, ее политикой. О чем-либо тайном он со мной никогда не говорил. Ибо мы не были настолько близки.

Однажды я, будучи у него на докладе, услышал телефонный разговор Берия с одним из руководителей Партии и Правительства, голос которого я узнал. Это было уже после смерти И В. Сталина. Этот человек очень душевно и тепло разговаривал с Берия и согласовывал важные вопросы. Я порадовался тому, что все идет хорошо и сказал об этом Берия, на что последний резко мне ответил: «А как же иначе. Давайте, что там у вас».

Ознакомившись с делом, я понял, что все это было показным согласием — маской двурушника».

В ходе допроса выяснялась деятельность Кобулова в 1953 году.

Кобулов подтвердил, что указания Мешику и Баскакову о сборе компрометирующих материалов на руководящих партийных работников Украины и Белоруссии исходили от Берия и он, Кобулов, расценивает это как «хулиганство». Назвал Берия Бонапартом и заговорщиком. Напомнил, что Берия приписал себе три года партийного стажа. Сказал, что Берия не имел «коммунистической скромности». На вопрос суда об истязаниях заключенных Кобулов ответил, что участвовал в избиениях арестованных, проводил аресты «основного состава руководящего ядра право-троцкистского подполья», но все это по указаниям Берия. Кобулов рассказа! что Берия сам приезжал на допросы, допрашивал арестованных, приказывал их избивать.