но вот ты художник, о тебе заведомо можно сделать вывод, что являешься тонкой, восприимчивой натурой, а не самодовольным болваном, не видящим дальше собственного носа.
– …и тискающим малолеток на лавочке в сквере. Ты преувеличиваешь. Ещё ничего не решено, я пока не художник, совсем не художник, это дело будущего.
– Но ты к чему-то стремишься, – сколь искренне, столь же глупо резюмировала Маша.
– Стремлюсь, только сам не знаю к чему. Я будто мчусь навстречу неведомой цели, но, если оглянуться, выходит, что я всё там же и всё тот же, вокруг ничего не изменилось, и внутри неопределённость. Ты говоришь, я не похож на социопата и что художники – восприимчивые натуры. Пусть так. Но знала бы ты, сколько жалких, нереализованных людей было среди моих университетских преподавателей. Это бросилось мне в глаза в первый же год обучения, и, кажется, большинство из них пошли преподавать не только потому, что осознали и смирились со своей бездарностью, но и чтобы чувствовать превосходство над другими, говорить им то, чего они ещё не знают, причём из года в год одно и то же, и хотя бы на короткое время получить иллюзорное уважение, в сущности, благодаря чужим заслугам.
– Теперь представь всё то же самое, но с некоторой вовлечённостью подобных деятелей в процесс созидания, и получишь столько глупого чванства, сколько тебе не приснится в самом страшном сне. Я имею в виду не только свою учёбу, я говорю о всех тех, кто меня окружает.
– Зато у них из-за причастности меньше комплексов, самолюбие не страдает на фоне достижений других людей.
– Это как посмотреть. Если самолюбие не страдает, оно вздымается до небес, и теряются все качества нормального человека.
– Ощущать себя далёким от подобных душевных состояний тоже некоторого рода самоутешение.
– Лично я довольна, что могу себя им побаловать.
Они сидели прямо друг против друга и смотрели в глаза. В данный момент между ними не существовало никаких препятствий кроме нескольких десятков сантиметров воздуха, и каждый воспринимал именно это лицо, именно эти плечи, именно эту грудь как воплощение человека вообще. Первой взгляд отвела Маша, девушка посмотрела в угол зала, где недавно сидел парень, громко разговаривавший по телефону, но он уже ушёл.
– Ну что, закажем десерт? – предложил Аркадий, и хоть его спутница была более чем сыта, она не решилась отказаться от сладкого.
Прохлада на улице не располагала к мороженому в желудке, а в куске пирога с чаем молодые люди себе не отказали. Когда их принесли, Маша весело заметила:
– Однако свиданьице удалось.
– И не говори. Давно я так хорошо не проводил время.
– Пожалуй, я тебя добавлю в друзья.
– У меня нет странички.
– Да ну брось, не может быть.
– Я серьёзно. Есть одна давнишняя регистрация, но я забыл к ней пароль.
– Ну-ка, подожди, – она достала из сумочки телефон, – сделай приветливое лицо, – пространство вокруг озарила вспышка. – Нет, не получилось, ещё разок, только выражение поумнее. Вот так вроде ничего, – она убрала телефон обратно и пояснила, – я сама тебя зарегистрирую.
– Рад, что ты нашла себе занятие.
– А как же. Зря ты пренебрегаешь общением в социальных сетях, забавная штука.
– Не возникало надобности, обхожусь почтой.
– Причём тут надобность? Это развлечение.
– И часто ты так развлекаешься?
– Вот только этого не надо. Мы же решили, что у нас обоих здоровая психика.
– Раз решили, пусть так и будет. У тебя пирог с чем? – Аркадий пристально, со всей серьёзностью посмотрел на Машу.
– Хи-хи. Чего? Кажется, с брусникой. Мог бы проявить больше галантности и запомнить, что выбрала твоя дама.
– Это упрёк?
– Это намёк.
– Может, я как раз таки правильно поступаю.
– Почему?
– Не заостряю внимания на том, что ты заказываешь, деньги не считаю, лишь бы тебе было приятно.
– Может и так. Вот ты спросил, и мне стало интересно, а с чем у тебя?
– Сидел я однажды в кафе на Монмартре, перекусывал между занятиями. Хотя нет, погоди, был выходной, значит просто обедал. Спокойно ем, и тут вдруг меня так пробила ностальгия по бабушкиному клубничному варенью, с которым мать иногда пекла пироги, не очень, правда, вкусные, она вообще готовила посредственно, что на десерт я решил заказать пирог с клубникой. Каково оказалось моё разочарование, когда мне принесли невнятное сооружение из песочного теста, свежей ягоды и взбитых сливок, ты не можешь себе представить, хотя было очень вкусно, гораздо вкуснее, чем у мамы. И вот сижу я в красивой чужой стране среди красивого чужого города с великолепными видами, ем хорошую еду, а на глазах наворачиваются слёзы.
– Не надо так грустно. Но я поняла, у тебя с клубникой.
– Да, очередная чепуха с клубникой, – он опять пристально посмотрел на Машу.
– Ты чего? – в этот раз она не хихикнула. – А мне мой нравится.
– Мы ещё встретимся?
– Куда мы денемся, конечно встретимся. Ты это к чему?
– Просто. Ты заметила, когда мы входили, вон там, – Аркадий кивнул в сторону двери, – сидел молодой парень?
– Заметила. Только не видела, как он ушёл.
– Я тоже. Когда я взглянул через плечо в последний раз, на столике стоял лишь оставленный им пустой бокал. Видимо, он кого-то ждал, но так и не дождался.
– Бывает, и чего?
– Да так, ничего, эпизод из жизни. Мы с тобой в нашем юном возрасте уже многое успели повидать, может, слишком многое, большинству этого не дано, но тем не менее далеко не всё. Лично я иногда задаюсь вопросом, а вдруг разнообразие моего опыта не позволяет мне увидеть нечто важное, увлекая поверхностной пестротой, расслабляя, рассеивая и делая слишком благодушным?
– Ничего не поняла. Что важное?
– Кабы знать.
– А с чего ты тогда взял, что оно вообще существует?
– Тоже не знаю. Ладно, бог с ним. Хочешь что-нибудь ещё или попросим счёт?
– Нет, – соврала Маша. Приторная сладость пирога пекла ей горло, хотелось пить или чего-нибудь солёного, но заказывать дополнительное блюдо после десерта она посчитала вульгарным.
Аркадий расплатился по счёту, и они вышли на улицу. Было прохладно, дул благостный для города настойчивый ветерок, неся с собой освежающий запах ночной зелени с бульваров, парков и скверов. Почему-то в тёмное время суток она пахнет по-особому, тоньше, но отчётливей, не забивая остальные запахи.
– Ну что, пойдём куда-нибудь ещё? – предложил Аркадий в надежде на отказ.
– Думаю, на сегодня хватит, – Маша почувствовала, что ему бы этого не хотелось.
Он довёл её до машины, спокойно попрощался, и автомобиль увёз девушку прочь. А сам решил, несмотря на поздний час, пройтись пешком. Хотя почему «несмотря»? Фонари светили ярко, вокруг