Читать интересную книгу ПУТЕШЕСТВИЕ В БУДУЩЕЕ И ОБРАТНО - Вадим Белоцерковский

Потом «вражеские голоса» прояснили подробности. Людям, выросшим позже или подзабывшим то время, напомню, что накануне вечером, 20 августа, на центральный аэродром Праги приземлился советский «Антей» (наверное, тот, что на моих глазах взлетал с аэродрома под Жуковским!), из которого высадились десантники и взяли аэродром под свой контроль, а другая их часть на машинах советского посольства отправилась арестовывать руководителей суверенной страны. Одновременно войска СССР, ГДР, Польши, Венгрии и Болгарии перешли границу Чехословакии. Группировка вторжения насчитывала 600 тысяч солдат и офицеров!

Для сравнения, максимальная численность американских войск во Вьетнаме составляла 500 тысяч. И это при том, что население Северного Вьетнама было вдвое больше населения Чехословакии, и война шла в джунглях, которых в ЧССР, как известно, не водится. Да и не готовилась армия ЧССР к сопротивлению.

На всех союзных танках, бэтээрах и военных машинах были намалеваны белые кресты, чтобы отличать своих от чужих: ведь техника у армии ЧССР была советского производства. «Крестоносцами» называли западные журналисты союзные войска.

Десантники, высадившиеся в пражском аэропорту, захватили здание ЦК КПЧ и арестовали всех высших руководителей страны во главе с Дубчеком еще задолго до подхода основных сил. Потом этот же прием был повторен при вторжении в Афганистан. С той лишь «небольшой» разницей, что там руководителя братской компартии десантники на всякий случай пристрелили.

Десантники в Праге окружили также здание Центрального радио и телевидения. Но там все двери были заперты и забаррикадированы, и десантники начали стрелять по окнам. Чехи, показывая потом приезжим здание радио со следами от пуль на стенах, шутили: «Это фрески Эль Гречко!». (Союзными войсками командовал маршал Гречко.)

Позднее, работая на «Свободе» в Мюнхене, я познакомился и сдружился с комментатором чехословацкой редакции «Свободной Европы» Карелом Ездинским, который во время советского штурма в ночь с 20 на 21 августа вел на пражском радио репортаж.

Когда пули стали влетать через окна в студию, все работавшие там сотрудники легли на пол. Лежа на полу, Ездинский продолжал репортаж, и в эфире был слышен свист влетавших в студию пуль, а затем и удары прикладов в дверь, когда советские десантники начали ее взламывать.

— Вы слышите удары? — вел репортаж Ездинский. — Это советские солдаты ломают нашу дверь!

Потом раздался треск, грохот, и Ездинский успел прокричать в микрофон: «Они свалили дверь! Прощайте!».

Весь демократический мир был потрясен вторжением в Чехословакию. Вновь Советский Союз провоцировал конфликт, угрожавший пожаром войны. Оказавшись в Мюнхене в 1974 году, я узнал от местных жителей, какую тревогу пережили они 21—22 августа, когда через город шли колонны американских войск и бронетехники, направлявшиеся в «Байеришер вальд» («Баварский лес», восточный регион Баварии) — к чехословацкой границе.

Даже западноевропейские компартии и левые профобъединения решительно осуждали подавление Пражской весны. Я знал итальянских коммунистов, которые, находясь во время вторжения в Чехословакии, помогали чехам перевозить аппаратуру для подпольных радиопередатчиков, распространяли газеты и листовки, призывавшие народ к сопротивлению.

Но узнал я и о поразительном исключении. Большинство сотрудников русской редакции «Свободы» во время вторжения два дня «не просыхали» от радости — праздновали подавление Пражской весны! Эти люди, старые эмигранты военных лет, свирепо ненавидели Дубчека и всех активистов Пражской весны и самое это событие. Они не верили, как они это объясняли, в возможность реформирования «коммунистического режима» и в искренность самих реформаторов. Но это, конечно, был камуфляж. Недоверием к Дубчеку и пражским реформам не объяснить бурную радость работников антисоветской радиостанции по поводу советской оккупации Чехословакии.

Остановлюсь подробнее на этом феномене. За ненавистью русских эмигрантов к чехам и словакам стояла, по моим наблюдениям, ненависть к демократии — прежде всего за ее плюрализм. И им не по нутру была именно демократическая направленность Пражской весны. Их симпатии и энтузиазм вызывали любые движения в сторону правых диктатур. Они, к примеру, превозносили режимы Франко и Пиночета. Народно-трудовой союз (НТС), самая организованная и влиятельная группировка в русской эмиграции, во время войны сотрудничавшая с нацистами, позже открыто заявляла о своих надеждах на Александра Шелепина, «железного Шурика»; многолетним резидентом НТС в СССР был полковник КГБ Ярослав Карпович, специалист по борьбе с диссидентами демократической ориентации.[11]

(В 1972 году он пытался вторгнуться и в мою жизнь). Сейчас НТС, разумеется, поддерживает Путина и его соратников, таких, к примеру, как губернатор Ульяновской области генерал Шаманов, кровавый завоеватель Чечни, или губернатор Краснодарской области Ткаченко.

Горбачев же вызвал в среде русских эмигрантов военных лет (и примкнувших к ним новых эмигрантов) такую же ненависть, как ранее Дубчек. Примерно такие же «теплые» чувства испытывали эти люди и к Сахарову, и к близким ему по духу деятелям в Германии, таким, как Томас Манн, Генрих Белль, Гюнтер Грасс, Вилли Брандт. Сахарова между собой они называли «цукерманом», и в 1972—1973 годах я читал в самой респектабельной русской эмигрантской прессе («Русская мысль», «Новое русское слово») полемику на тему, является ли Сахаров агентом КГБ! В то же время эти люди боготворили Солженицына и его последователей, националистов и ненавистников демократии.

Но есть у этого феномена и еще более глубокий подтекст. Это ненависть людей тьмы и грязи к людям света и чистоты.

Томас Манн людей первой категории без обиняков называет «причастными к преисподней», или людьми «подземной сомнительности».

Людей света они ненавидят как свою противоположность — за их чистую совесть, органическую доброту, честность, искренность, открытость, за качества, которыми люди тьмы не обладают и обладать не могут. И так как стремление к нравственной чистоте, к добру имманентно природе человека, то люди тьмы подсознательно ощущают свою неполноценность и даже античеловечность, ощущают превосходство людей света, завидуют им и значит — вновь ненавидят.

Разумеется, «причастным к преисподней» человек становится главным образом в результате сложнейшего влияния условий его взросления и жизни, подавляющих нормальную реализацию основополагающих потребностей человеческой природы. Часто это влияние проявляется весьма ясно и легко прослеживается. Например, глубинную причину ненависти многих русских эмигрантов военного времени к людям типа Дубчека или Сахарова я вижу в том, что их совесть омрачена сотрудничеством с нацистами. И так как раскаяться в своем прошлом им не хватило нравственной силы, то они так и остались «людьми тьмы» с присущей им ненавистью к «людям света».

Но вернемся к основной теме этой главы.

Сразу же после вторжения в Чехословакию союзных войск там началось беспримерное ненасильственное сопротивление оккупантам всех слоев общества. Это было настоящим чудом, вероятно, беспрецедентным явлением в истории. Советским военным не давали прохода, позоря их. Все города покрылись лозунгами антисоветского и антирусского содержания. Хотя до той поры чехи и словаки были наиболее дружественно настроены к русским по сравнению с другими народами Восточной Европы.

В считанные дни возобновилось независимое радиовещание, издание газет и листовок. Все органы власти и общественные организации на местах, включая ячейки КПЧ, не только не исполняли никаких указаний оккупантов, но даже не вступали с ними в контакт. Чтобы затруднить передвижение советских войск почти на всех улицах были сняты таблички с их названиями, а на дорогах — указатели направления, а часто их переворачивали или заменяли надписями: «До Москвы 2000 км».

Советская пропаганда заявляла, что войска стран Варшавского пакта пригласила какая-то группа государственных и общественных деятелей ЧССР, и такие люди существовали в реальности, но в обстановке всенародного осуждения оккупантов они не решились объявить себя подписантами приглашения-призыва. Отсюда родилась шутка: что делают советские войска в Чехословакии? — они ищут тех, кто их пригласил!

И, пожалуй, самым поразительным событием стало проведение на другой же день после вторжения чрезвычайного ХIV съезда КПЧ, который осудил вторжение, избрал новое руководство партии из числа искренних сторонников реформ и призвал население страны к неповиновению оккупантам. Делегаты этого съезда были избраны еще весной, когда предполагалось его проведение. Тогда Дубчек не решился его собрать из-за противодействия консерваторов и агентов Москвы, остававшихся в руководстве КПЧ.