Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«У выполнит дело вана или У не станет его выполнять?» — так сформулирован вопрос в одной из них [151, с. 317], причем запись такого рода отнюдь не единична. «Дело вана» в подобного рода записях — прежде всего военная служба, что всегда отличает взаимоотношения правителя с его вассалами: «Фу Хао (речь идет о жене У Дина, имевшей собственный удел. — Л.В.) выставит 3 тыс. человек. И еще люй (полк? — Л .В.) в 10 тыс. человек. Всего 13 тыс. человек против цянов» [151, с. 276]; «Приказываю Доцзы-цзу вместе с Цюань-хоу напасть на Чжоу. Выполните дело вана» [151, с. 496]. Обратим внимание: в обеих записях войска удельных правителей соединяются с войсками центра для выполнения определенного поручения, т.е. для военных действий против того или иного воинственного соседнего племени (дружина Доцзы-цзу и полк-люй в приведенных записях — войска вана).
Практически это означает, что организуется военная экспедиция, которая направится через земли и владения того либо иного из региональных правителей для борьбы с враждебными племенами внешней зоны.
Предполагается, что содержание войска ляжет на плечи поименованного в надписи титулованного владельца удела. Собственно, это и есть служба, выполнение «дела вана». Не исключено, что существовали и иные формы участия в выполнении поручений вана.
Быть может, жители уделов привлекались к трудоемкому строительству в центральной зоне престижных сооружений, особенно царских гробниц. Возможно, их представители участвовали и в работах на больших полях. Так бывало во многих аналогичных обществах. Но сведений такого рода в гадательных надписях нет, потому и сказанное остается лишь вероятным предположением. Как бы то ни было, служба вану, выполнение «дела вана», подарки и подношения ему, равно как и сакральные гарантии с его стороны, — все это создавало достаточно тесные и устойчивые по характеру взаимоотношения, которые скрепляли шанцев обеих зон в нечто этнополитически цельное.
Конечно, подобная цельность не была нерушимой. Расширение ранее освоенных территорий и естественная сегментация населения вели с неизбежностью к некоторому ослаблению связей на окраинах (принцип убывающей солидарности). В Шан это проявлялось в сепаратизме отдельных правителей уделов. Как то было выявлено специальными исследованиями, порой на границах возникали сложные политические конфигурации, разгорались междоусобные схватки, в ходе которых враждующие титулованные шанские правители обращались за помощью к соседним вождям варварских племен (см. [53, с. 14—17]). Такие центробежные тенденции не могли не ослаблять государственное образование Шан в целом. Однако нити, связывающие шанцев воедино, всегда были много более крепкими, чем противостоявшие им тенденции. Этому способствовал ряд факторов.
Во-первых, действие принципа убывающей солидарности компенсировалось этноцентризмом. Подобно цементу, он сплачивал всех шанцев, противопоставляя их, цивилизованных, враждебной варварской периферии. Даже те из региональных управителей, кто временами в поисках союзников апеллировал к вождям соседних с ними племен, всегда ощущали себя прежде всего шанцами. И разница между ними и нешанцами — наподобие различия между греками и римлянами с одной стороны и варварами с другой — не стиралась очень долго. В какой-то мере ее ослабляли, вероятно, брачные связи между вождями племен и шанской знатью. Но такого рода связи начали устанавливаться далеко не сразу. Из источников известен лишь один подобный пример — речь идет о матери знаменитого чжоуского вождя Чана, будущего Вэнь-вана, которая была родом из Шан и, видимо, в немалой мере благодаря которой Вэнь-ван вошел в историю помимо прочего как символ цивилизованности, культуры (вэнь).
Во-вторых, этнической консолидации шанцев в немалой мере способствовали религиозно-сакральные моменты, о чем уже упоминалось. Шанский правитель, как сакрализованный глава коллектива, как божественный посредник между миром живых и всемогущих умерших предков, как носитель высшей благодати и некое великое связующее единство, сердцевина этнополитической общности Шан, всегда стоял в их глазах выше сиюминутных политических интересов, союзов, междоусобиц. Подчиниться его воле, служить ему, исполнять его «дело» — все это было естественным и неоспоримым импульсом для любого шанца, тем более высокопоставленного.
И наконец, в-третьих, все региональные управители были кровно заинтересованы в тесной связи с ваном, в этническом сплочении со всеми шанцами еще и потому, что за их этносоциальной общностью стояла военно-политическая мощь Шан. Координирующая роль центра, его воинские формирования и особенно его боевые колесницы, которыми до поры до времени владели в бассейне Хуанхэ одни лишь шанцы, — это был весомый аргумент в пользу сплоченности. И вполне естественно, что при всех частных колебаниях чаша весов неизменно склонялась в пользу укрепления тесных связей в рамках этнической общности шанцев и безоговорочной покорности всех их высшей воле правителя-вана.
Вообще, как явствует из всего изложенного, роль правителя-вана в Шан была исключительно высокой. Он был не просто в центре внимания и на вершине пирамиды власти. Он был своего рода квинтэссенцией коллектива, что практически возможно лишь на том уровне развития, когда этническая общность еще сплошь пронизана клановыми связями, когда политическая структура как таковая только-только вырисовывается, пробиваясь сквозь их толщу. Обратим внимание на то, как этот процесс, судя по имеющимся источникам, протекал в аньянском протогосударстве.
Клановая структура общества Шан и институционализация власти правителя-вана
В том, что шанский Китай имел именно клановую структуру, практически никто из серьезных специалистов не сомневается. Вопрос лишь в том, что представляли собой эти кланы, каковы были их число, место в жизни шанцев, формы бытования и т.п. Как уже упоминалось, Дин Шань насчитал в гадательных надписях около 200 клановых имен. Чжан Гуан-чжи с этой цифрой в общем и целом согласен. Но тут встает другой вопрос: о каких кланах оба они ведут речь? Дин Шань, насколько можно понять из его книги, вел подсчет клановым образованиям как таковым, кланам вообще [108]. Чжан Гуан-чжи говорит преимущественно о владетельных уделах-кланах — тех самых, которые выше были названы также и региональными подразделениями шанской общности. Очевидно, это нечто иное, хотя во многих случаях то и другое вполне могло совпадать.
Дело в том, что количество кланов не было величиной постоянной. Напротив, время от времени от старых отпочковывались новые кланы и субкланы. Стоит напомнить, что одних только поселений-и Дун Цзо-бинь насчитал около тысячи. Пусть даже не в каждом из них жил обособившийся клан — цифра все же много большая, чем 200. Следует также принять во внимание, что кланы как структурные единицы существовали и вне уделов-кланов, вне поселений-и, например в столичной зоне, ще жило немало ремесленников и иных лиц, корпоративные объединения которых также имели форму кланов. Можно напомнить и известную цитату из «Шицзи» о том, что чжоу-ский У-ван, разгромив Шан-Инь, заметил: «Коща Небо установило власть Инь, оно выдвинуло 360 именитых[15] людей» [132, гл. 4, с. 70] (ср. [86, т. 1, с. 189]). Опираясь именно на эту фразу, Сюй Чжун-шу в свое время предположил, что в Шан было именно 360 кланов [134, с. 57].
Едва ли стоит вести далее спор о числе кланов. Он явно бесперспективен. Важнее другое: шанское общество состояло именно из них, т.е. население Шан-Инь делилось на кланы. Вопрос, следовательно, в том, что они представляли собой, какого типа кланы были в Шан.
Для любой первобытной общности, как то хорошо прослежено многочисленным отрядом современных антропологов, прежде всего социальных, характерно господство клана аморфно-сегментарного типа. Это те самые аморфные в социальном смысле общности, о которых шла речь в связи с теорией механической солидарности. Структурируясь в органическую (политическую) общность, переживая процесс формирования государственности, коллектив изменялся, тот же процесс происходил и с составляющими его кланами. Но как происходил этот процесс? Гадательные надписи дают исследователю возможность для такого анализа.
Аморфно-сегментарный тип клана аморфен потому, что в общности, основанной на принципе механической солидарности, все ее части равны: разрастаясь за счет сегментации (от кланов отпочковываются новые субкланы, которые затем становятся полноправными кланами и в свою очередь дают начало новым субкланам), общность остается аморфной, т.е. не структурированной в иерархическом порядке. Политическая структура вырастает на аморфно-сегментарной клановой основе, подчиняя ее себе, приспосабливая ее для своих нужд. Это приспосабливание происходит за счет использования нормативов рангового, т.е. стратифицированного, общества, которые всегда вписывались в принцип механической солидарности первобытной общности.