– Именно.
– И что с того?
– Ничего. Обычно он приезжал сам…
– А теперь приехала я.
– И сказали ребятам, что это ваша машина.
– Почти моя. – Я вдруг совершенно успокоилась. – Он иногда дает ее мне.
– Кто?
– Господин Косулин. Правда, я называю его несколько по-другому.
– Красавец? – уточнил старикашка.
– Ласточка. Вам еще подробности из личной жизни?
– Пожалуй, нет,-
я совсем не ожидала, что он схватит меня за плечо. Но он схватил, и эта хватка, при всей ее мнимой почтительности, была необычайно крепкой. Даже надежды вывернуться, пусть и оставив в его руках куртку, не было. И не такой уж он старик, каким кажется на первый взгляд. Вполне себе крепкий мужчина, отдаленно напоминающий главу преступного клана, какими их изображают в кино про гангстеров. И бутлегеров.
С подобными типами шутки плохи.
Как гангстер Домино был бы неотразим.
Вот несчастье, я все еще думаю о коте! И не о его вероломстве, а о его необычайной привлекательности. Я не сержусь на него ни капельки.
В голове моей медленно проплыли обрывки темы к «Крестному отцу» (па-ра-ра-ра-па-ра-ра-ра-па-ру-ра, музыка Нино Роты), и абсолютно расслабившись, я откинулась на спинку дивана. Теперь неожиданный гангстерский захват выглядел глупо. Это понял и сам мафиози. И чуть разжав пальцы, сказал:
– Недоразумение разрешается просто.
– Не сомневаюсь.
– Сейчас мы позвоним нашему клиенту, и он, надеюсь, моментально снимет возникшие у нас подозрения.
– Это лучший выход, поверьте, – я была сама кротость.
– Так я звоню господину Косулину?
– Звоните, звоните.
На до сих пор вполне однозначном лице босса авторемонтной мафии отразилась нешуточная борьба чувств.
– Господин Косулин непростой человек…
– Я в курсе.
– То есть я знаю его как господина Косулина. Возможно, у него есть другое имя. И даже наверняка…
Что-то похожее я уже слышала. И не слишком-то взволновалась. Не буду волноваться и сейчас. Домино не желает мне зла, у меня была масса поводов в этом убедиться. Просто нужно доверять нежно-абрикосовому созданию: доверять, несмотря ни на что. Положиться на него. А у того, кто думает иначе, могут возникнуть серьезные неприятности. И расцарапанное лицо – самое маленькое из зол.
– Однажды я слышал историю про господина Косулина. Какой-то тип… Кажется, гардеробщик в театре, вытащил у него из кармана янтарные четки. Так этого гардеробщика через три дня нашли на городской свалке с проломленным черепом.
– Удивительно, но я тоже знаю эту историю. Только вместо гардеробщика там фигурировал швейцар, а вместо янтарных четок – перламутровые. И нашли его не на городской свалке, а…
– А? – Мафиози даже подался вперед, чтобы лучше расслышать мою версию.
– А в окрестностях яхт-клуба на Крестовском. В сарае, где хранятся лодки.
Сам Домино не придумал бы истории заковыристей!..
– Но голова-то была проломлена? – поинтересовался старик.
– Еще как проломлена!..
Мой мучитель недоверчиво хмыкнул, за ним хмыкнула и я, а потом мы, не сговариваясь, расхохотались.
– А ведь четки – не машина, – сквозь смех произнес он.
– Не машина, точно, – сквозь смех произнесла я.
– Если бы у него угнали машину… Это был бы конец света. Для того, кто угнал.
– Наверное. – Мне потребовались нечеловеческие усилия, чтобы удержать улыбку на губах. А она так и норовила сбежать, как школьник с последнего урока, – моя улыбка.
Он отпустил меня внезапно. Еще более внезапно, чем схватил за плечо пять минут назад. Будь я прежней (той, которая была знакома мне до последней пломбы во рту) – или будущей (той, которую я не знала совершенно), я бросилась бы к выходу, включив третью космическую скорость. Но я была настоящей и слепо верила голому коту, запертому у меня в квартире на Петроградке. Я была настоящей – потому и осталась сидеть на диване.
Вместо меня встал старик. Он прошелся по комнате, остановился возле двери и повернулся ко мне, скрестив руки на груди.
– Ты ведь угнала этот джип, так? – спросил он. Я молчала.
– Можешь не отвечать. Ты угнала его.
На что похожи мои мысли? На сухие горошины. На сухой виноград, а попросту – изюм. На раскатившиеся бусины четок – то ли янтарных, то ли перламутровых: насчет владельца Х-пятого и клиента «Красных рыбок» по совместительству – мне сказали правду, тут двух мнений быть не может. Разночтения начнутся, когда встанет вопрос о сумме. Вдруг случится чудо и они не позвонят владельцу, а, как самые последние шакалы, потребуют у меня денег – за молчание. И это не худший вариант. Совсем не худший… И как бы дело и впрямь не закончилось лодочным сараем. Или городской свалкой.
– Зачем же ты приехала сюда?
Это слишком невероятно, чтобы быть просто совпадением. Дело не в бэхе и ее хозяине. Дело в самих «Красных рыбках». Я приехала сюда… потому что не могла не приехать. Но рассказывать про кота и про то, как я узнала об этом чертовом автосервисе… и о непреодолимом влечении к тачкам… и еще о том… Да мало ли о чем можно было рассказать! Но не этим шакалам.
Не этим.
– Ты ведь приехала сюда не просто так?
– А что это вы мне «тыкаете»? -
нет, определенно, я (настоящая) нравлюсь себе все больше и больше. Ни один корректор, ни один изобретатель запонок не мог бы похвалиться таким самообладанием.
– Потому что тебя зовут Элина. И что-то там еще, не такое существенное. Я прав?
Я ожидала чего угодно, но только не этого.
Офигеть, подумала Элина.
Пресвятая Богородица, подумала блаженная Августа.
Perder el juicio9, подумала Магдалена, блистательная, как колумбийская река с одноименным названием.
Надо же, херня какая, подумала Флоранс, цветочек Флоранс.
Кыш отсюда, овцы!..
– Несущественное, вы правы. Лучше вам звать меня Ёлкой.
Старик (глава мафиозного клана, гангстер, бутлегер) смотрит на меня как на только что обретенное сокровище. И в этом взгляде слишком много личного, давно прожитого, но не пережитого.
– Ёлка. Ему бы понравилось.
– Кому?
– Твоему отцу.
Я не совсем понимаю, о чем говорит мне старик, и искренне надеюсь, что осмысление придет потом.
– Вы знали моего отца?
– Он был моим лучшим другом.
– А мою мать? Вы и ее знали?
– Она была настоящей сукой. Ничего, что я так говорю о ней?
– Ничего.
– Она, конечно, жива…
– Жива, что ей сделается.
– И ты на нее не похожа.
– Не похожа, нет.
Я не похожа на мусика ни в одной черте, какое счастье!
– Когда ты пришла сюда… Я сразу понял, что это ты. Потому что ты – вылитый он.
– Отец?
–Да.
– У меня нет ни одной его фотографии. Хотя я живу в его квартире.