Над жизнью.
Э-э… нет.
Так могла бы подумать зашуганная корректорша.
А девушке, только что угнавшей Х-пятый, – на хрена ей, спрашивается, мачо? Она сама себе мачо.
Вот и мужчина за компьютером.
Он почти старик. Лет пятидесяти пяти-шестидесяти, никак не меньше. Худое морщинистое лицо, уставшие глаза, седой бобрик коротко стриженных волос. Он незнаком мне. Почти незнаком. Разве что – слегка напоминает фотографию норвежского пенсионера Петера-Андреаса, любителя russian culture и композитора Бедржиха Сметаны. Только – без ретуши.
Как только я появилась в дверном проеме, мужчина оторвался от монитора и посмотрел на меня. Взгляд его был пристальным и рассеянным одновременно ив то же время требовал каких-то, хотя бы минимальных, объяснений.
– Вы ко мне? – спросил он.
– Нет. – Я смутилась. – Просто жду, когда посмотрят мой автомобиль.
По-прежнему не спуская с меня глаз, он кивнул. Я аккуратно прикрыла дверь и вернулась к диванам. Присела с краю, поставила стаканчик на подлокотник и уставилась в телевизор.
Лыжные гонки. Эстафета 4 по 10 километров, увлекательнейшее зрелище. Пусти его в кинотеатре – на вечерние сеансы билетов было бы не достать.
Во время третьего этапа (лидировали норвежцы) я свернула самокрутку и закурила. Сладости в какао не прибавилось, поэтому мне пришлось вытащить из кармана связку с отмычками и сунуть металлическую проволоку в стаканчик – ну как сахар все-таки есть и его нужно просто размешать?..
За этим занятием меня и застал русский дублер Петера-Андреаса.
Он появился совершенно незаметно, устроился на том же диване и тоже уткнулся в телевизор.
– Любите лыжный спорт? – спросил он после непродолжительного молчания.
– Люблю «Формулу-1», – отрезала я.
Что-то такое было в его голосе – что-то, что подсказывало мне: вопрос о лыжах задан не просто так, за ним последуют и другие вопросы, не имеющие никакого отношения к эстафете 4x10.
– А наши на каком месте?
– Наши плетутся в хвосте.
Старый хрен! Чего это он ко мне пристал, старый хрен? Неужели жаждет познакомиться? Не с твоим пенсионным счастьем, папаша!
– Курите самокрутки? – не унимался старикашка.
– Вообще-то я курю сигары, а по выходным предпочитаю кальян.
– Забавная вещь.
– Кальян?
– Да нет. Та, что вы держите в руках.
Очевидно, он имел в виду проволоку, которой я все еще помешивала бурую жидкость в стакане. Назвать ее забавной мог только идиот. Или доморощенный казанова, во что бы то ни стало желающий цепануть бабенку. Чтобы не давать старикашке дальнейшего повода, я извлекла проволоку из стаканчика, демонстративно облизнула, вытерла о штанину комбинезона и сунула связку в карман: на-кась, выкуси, дедуля!
Проволока сделала свое дело: теперь подслащенное какао можно было пить.
Но не успела я сделать и пары глотков, как старый хрен возобновил атаку:
– А какая у вас машина?
– БэЭмВэ. Х-пять.
– Дорогая…
– Да уж, не дешевая.
Схавал, пупсик? «БэЭмВэ. Х-пять» – это тебе не фуки-хуяки, к такому агрегату запросто так не подползешь, а подползешь – так получишь бампером по морде. Вот и сиди в своем закутке, в своем копеечном автосервисе и скромно дыши в две дырки.
Пока я мысленно раздувала жабры на манер воротника популярной в кругах National Geographic плащеносной ящерицы, в кармане пенсионера зазвонил мобильный.
– Извините, – непонятно почему сказал дедуля и поднес телефон к уху. – Да, Виталик… Да… Что ты говоришь!.. Интересное кино… А ты уверен?.. Нуда, я помню… номерной знак – и что?.. Ясно. Нет, никому сообщать не надо. Я сказал – не надо. Я тебе перезвоню.
Закончив разговор, старик воззрился на меня – с еще более неподдельным интересом, чем раньше.
– На чем мы остановились?
– На машине. На том, что она недешевая.
– Ага. Точно.
Его улыбка не понравилась мне совсем: плотоядная улыбка крокодила, готового к перевариванию жертвы.
– Вы ее в салоне покупали?
– Нет. Пригнала из Германии.
– И давно?
– А что такое?
– Просто интересуюсь. Так давно вы ее пригнали?
– Не очень.
– Сами гнали?
Сами – гонят только самогон, хотелось огрызнуться мне, но язык почему-то прилип к нёбу. Вопросы старого пердуна не нравились мне чем дальше, тем больше.
– Не сама. Пригнал… приятель моего мужа.
– Ваш муж, наверное, богатый человек?
– Вам-то какое дело? – произнесла я почти на автопилоте -
Элина-Августа-Магдалена-Флоранс, корректор на две трети и технический секретарь без перспектив роста еще на одну – никуда не исчезла. Тряся подбородком и всхлипывая, она выглянула из-за плеча фартовой угоншицы… о, нет! только не это!.. Труды и дни Домино не должны пропасть понапрасну, и я никогда не буду такой, какой была прежде.
Ни за что.
Уже по привычке сжав зубами кончик косы, я посмотрела на старикана открытым и слегка надменным взглядом владелицы дорогого внедорожника.
– Вам-то какое дело? Или хотите купить такой же?
– Такой мне не потянуть. – Он снова улыбнулся. – Размах не тот… А вашего мужа случайно зовут не Виктор Петрович Косулин?
– Случайно нет. Его зовут совсем по-другому.
– Странно. Очень странно.
– Что же здесь странного? – И когда только старый хрен успел придвинуться ко мне почти вплотную?
– Просто эта ласточка…
– Это не она, а он… Не ласточка, а красавец.
– Просто эта ласточка, – с нажимом повторил старик, – с этим номерным знаком… Она принадлежит господину Косулину. Нашему постоянному клиенту.
Смешно, должно быть, я выгляжу со стороны. Разом сдувшаяся резиновая кукла с пучком жесткой пакли во рту. В комбинезоне, каждый сантиметр которого вопиет о распродаже в бедных районах Калькутты. В куртке, годной лишь на то, чтобы карабкаться в ней по обледенелым склонам. Домино – вот кто попутал меня! гран мерси, зверюга!.. Он знал все с самого начала, он планомерно расставил ловушку, приоткрыл створки венериной мухоловки. И я оказалась там, не могла не оказаться. Теперь все встало на свои места, теперь все получило достойное объяснение: и неподдельный страх парня, всучившего мне кота, и его скоропалительное бегство, и мой собственный сон с костяшками домино – в финале я падала в пропасть…
Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь, лапуля!..
– Э-э… нет. Нет.
– …Вашему постоянному клиенту?
– Именно.
– И что с того?
– Ничего. Обычно он приезжал сам…
– А теперь приехала я.
– И сказали ребятам, что это ваша машина.
– Почти моя. – Я вдруг совершенно успокоилась. – Он иногда дает ее мне.
– Кто?
– Господин Косулин. Правда, я называю его несколько по-другому.