Читать интересную книгу Каждый день декабря - Китти Уилсон

в колокольчик, сигнализируя о том, что викторина сыграна наполовину. Дейв практически спрыгнул со стула и, взяв наши заказы, помчался к стойке. Ив и Джанет тоже подхватились и рванули в туалет.

– Я так рада, что вы здесь, Белл.

Элисон накрыла мою руку своей.

– Я тоже. Но как вы себя чувствуете?

Я говорю тихо, чтобы не было слышно тем, кто сидит за соседними столами. После операции мы с ней не виделись, хотя Рори держал меня в курсе дел. Но сын или муж, при всем их внимании и участии, вряд ли способны по-настоящему понять, что означает в данном случае лечь под нож. Я понимаю, что сейчас не время и не место, но хочу, чтобы она знала, что мне не все равно, что я готова выслушать, когда ей захочется поговорить.

– Я в порядке.

Она смотрит на меня, и я вижу, что мои намерения ей понятны. И что, подобно мне, она не хочет тратить время на пустые разговоры.

– Честно говоря, мне страшно. Я не хочу этого. Знаю, что так нужно, что отказаться будет идиотизмом. Но при мысли о том, чтобы войти в больницу, переставлять ноги, а потом лечь под нож, и хирург оттяпает от меня столь существенную часть… Я в ужасе и не хочу этого.

Я накрываю ее руку своей ладонью.

– Я знаю, что у вас много друзей, что есть Дейв и Рори, но если вам хочется наорать на кого-нибудь и высказать кучу всякой ерунды, которую вы не решитесь произнести перед теми, кто знает вас близко, то я к вашим услугам. Я выслушаю, судить не стану и не проговорюсь ни одной живой душе. Звоните мне, когда захочется проораться, поплакать или даже пошептать – в любое время, днем или ночью. У меня дурацкий график, так что никакого беспокойства. Звоните.

– Вы прелесть и правы, вокруг меня много хороших людей…

– Подобное притягивает подобное, – быстро говорю я.

Она улыбается.

– Но конфидент за пределами моего социального круга – это было бы здорово. Меня курирует медсестра, они там замечательные, но в вас, Белл, есть что-то особенное. Ловлю на слове. А пока хочу сказать вам спасибо за то, что вы есть в жизни моего сына.

– Э-э…

Я не знаю, что сказать. А есть ли я в ней? Похоже, ваш сын бортанул меня из своей жизни. К счастью, необходимость заполнить паузу отпадает: Дейв возвращается к столу, неся поднос с напитками, который угрожающе кренится в его огромных руках.

– О, вы только посмотрите! А вот и он. Рори! Рори! – возбужденно кричит Элисон, а я морщу лоб и начинаю смахивать на представителя клингонской расы.

Я боюсь поднять глаза от стола – все сомнения относительно прихода сюда накатывают снова. Но деваться некуда. Я медленно – очень медленно – поднимаю глаза и вижу Рори, который стоит в дверях, смотрит прямо на меня, и вид у него такой, что мое сердце леденеет.

Блин! Он решит, что я больная на всю голову, и будет прав. Да, мне здесь очень хорошо с его родными, но со стороны действительно может показаться, что я его преследую. Эх, зря я сюда пришла.

Я бросаю взгляд под стол и представляю, как в духе героинь ромкомов ползу на четвереньках по ковролину. Хотя какой тут «ром», не говоря уже о «коме»? И потом, заранее известно, чем закончится подобный маневр – я выставлю себя полной идиоткой.

Что же делать? Блин, блин, блин!

Вариант один – сидеть и не дергаться. Я снова поднимаю глаза и встречаюсь с ним взглядом. Внутри меня зреет надежда размером с крохотное семечко – ладно, с гигантскую косточку от авокадо, – что сейчас его лицо осветится радостью, как было весь этот месяц. Она отразится в изгибе губ, в выражении зеленых глаз, взгляд которых настолько притягателен, что я все время впадаю в искус, думая о будущих возможностях. Надежда все время трепещет крылышками, в то время как мой внутренний голос констатирует твердым, пренебрежительным и чуть покровительственным тоном: если он не отвечает на твои звонки и сообщения, причина одна – он не хочет. А все объяснения типа «потерял телефон», «сел заряд» – это пустые отговорки. Люди не отвечают, потому что не хотят. И радости на его лице при виде тебя, сидящей с его мамой и отчимом, ждать не стоит.

Я вижу, как на его лице проступает ужас – так растекается армия по долине, залитой рассветным солнцем. Сердце стынет сильнее: лед его тревоги сковывает мои вены, и они лопаются одна за другой, по мере того как из меня истекает надежда.

– Рори пришел! – щебечет Ив, возвращаясь к столу.

Она не знает, что за сцена разыгрывается у нее на глазах. Джанет зажимает в углу ведущего. Элисон и Дейв переводят взгляды с Рори на меня и обратно – они подозревают, что что-то происходит, но что именно, не понимают. Они не в курсе, что я – кукушка в гнезде.

Рори грустно улыбается Элисон, а затем молча разворачивается и уходит.

Лицо у меня пылает от унижения и стыда. Эгоистичное желание принять участие в викторине, в обычном семейном рождественском мероприятии, и выйти на разговор с Рори – все это так по-дурацки, и нахлынуло на меня разом. Мне кажется, я предала доверие Элисон. Я хватаю пальто, шапку и шарф – нужно убираться отсюда. Теперь уже неважно, сколько долбаных остановок в секунду делает Санта. Тепло камина усиливается стыдом – горло перехватывает, жар разливается по телу, я чувствую себя вулканом, готовым извергнуть лаву, и знаю, что ее выброс и последующий разрушительный поток неминуемы.

Я обегаю стол.

– Белл, что происходит? – спрашивает Элисон.

Я пожимаю плечами, потому что не в состоянии выдавить из себя ни слова. Если я открою рот и произнесу хоть звук, боюсь, выйдет что-то не то.

Я проталкиваюсь к дверям через переполненный бар, выхожу, и декабрьский холод обжигает мне лицо. Плакать я не смею – слезы превратятся в сосульки, и я навечно увязну в этом состоянии. А это непозволительно. На душе раздрай.

Я вижу, как Рори спускается с холма на угол Пиктон-стрит. Как только он свернет на Стоукс Крофт, я потеряю его из виду. Этим вечером людей на улицах пруд пруди – их гомон слышен отсюда.

– Рори!

Я с трудом размыкаю губы, окликаю его, пытаюсь остановить. Несмотря на эту непонятно откуда взявшуюся неприязнь, нужно, чтобы он поговорил со мной и объяснил, почему стал меня сторониться. Чем вызвана эта внезапная перемена от дружбы к вражде. Возможно, это мой последний шанс. Ни звука в ответ. Я снова зову, и на этот раз рвущийся из меня крик подобен гулу ветра, надувающему паруса. Так кричала Бланш из «Трамвая «Желание».

– Рори!

Он останавливается и на минуту замирает. Я пользуюсь этим мгновением неподвижности – кубарем качусь с холма, молясь о том, чтобы не оступиться на наледи, не подвернуть ногу и догнать его прежде, чем он успеет уйти.

– Рори! – снова кричу я, чтобы удержать его на месте.

Он поворачивается – фонарь высвечивает его лицо: оно перекошенное, печальное. Подожди меня, подожди меня! – проносится в голове. Я мысленно прошу его не уходить, оставаться на месте. Я мчусь к нему и, когда фонарь уже в двух шагах, останавливаюсь.

– Рори! – Я запыхалась и слегка нагибаюсь, чтобы восстановить дыхание. Затем поднимаю глаза и вижу его каменное лицо. – Я могу объяснить.

– Не нужно. Возвращайся и выиграй для мамы викторину.

Он говорит приглушенным голосом, точно робот перед тем, как сядут батарейки. Улыбка чахлая. И вдруг вместо желания все исправить меня охватывает гнев. Да как он смеет? Он не отвечает на мои сообщения, уходит, бросая родных, при виде меня – судя по всему, избегает, – а теперь грустно улыбается с жалостливым, мученическим видом. Нет уж, номер не пройдет!

Я знаю, что у этого достойного человека, который стоит передо мной, есть проблемы. Я знаю, с ним произошло что-то такое, из-за чего он полинял до оттенка старой сепии, и сильно подозреваю, что он каким-то образом приплел меня к своим несчастьям и сейчас испытывает потребность ускользнуть. Это я понимаю. Потребность ускользнуть я понимаю очень хорошо. Подростком я практически не вылезала из этого состояния. Ему грустно, ему нужно о многом подумать – это понятно, но не подразумевает вседозволенности. Это не означает, что он освобожден от ответственности за свои сиюминутные поступки. Мать годами его не видит, а теперь он вернулся домой, и что? Он не может посидеть в пабе с ней и ее друзьями, доставить ей радость, а почему? Потому что у него, видите ли, истерика, кризис, связанный с моим присутствием. Так веди себя как взрослый, скажи мне уйти, а ты предпочитаешь молча уйти сам и снова бросить мать, которая осталась в полной растерянности.

И да, а как же я? Месяц мы были неразлейвода, и пусть нашей скоропалительной дружбе не суждено пережить декабрь, это не дает ему права из моего