Читать интересную книгу Мистификация. Загадочные события во Франчесе - Джозефина Тэй

Когда Брет достиг подножия холма Десять буков, небо посветлело; всходил месяц, и он нашел тропинку, которая вела в Вестовер, без помощи фонарика. Некоторое время он шел по ней, а потом, завидев на фоне неба силуэт буков, свернул вправо и вскоре дошел до кустов, которые росли по краю отвесного обрыва старой каменоломни. Там он сел на землю и стал ждать. Но и на этот раз не услышал никаких звуков — только где-то на склоне вдруг пробежала овца.

Брет обвязал конец веревки вокруг ствола самого большого из выросших здесь самосевом молодых буков и сбросил моток через край обрыва. У каменоломни был и пологий край, где раньше оставался узкий проход, но этот проход давно завалило и там росли непроходимые кусты колючего шиповника. Старый Абель рассказал ему об этом в тот день, когда они сидели на холме и разговаривали о детстве Патрика. Абелю однажды пришлось спасать угодившую в карьер овцу. И он сказал, что в каменоломню гораздо легче спуститься по веревке с отвесного края. Вернее, иначе на дно каменоломни вообще нельзя попасть. Когда Брет спросил, есть ли там вода, Абель сказал, что воды там нет; во всяком случае не было двадцать лет тому назад, когда он лазал туда за овцой: под холмом есть проток, через который вода вытекает в море.

Брет подергал веревку, попробовал, не перетирается ли она в том месте, где привязана к дереву. Но у дерева был гладкий ствол, а там, где веревка лежала на каменистом выступе, Брет подложил под нее охапку травы. Брет спустил ноги с края обрыва, нащупал ступнями первый узел. Теперь, когда его глаза были на одном уровне с землей, он отчетливее увидел силуэты кустов на фоне сильно посветлевшего неба, а сверху — тень больших деревьев.

Ногами он опирался об узел, но руками еще держался за натянувшуюся под его весом веревку поверх обрыва.

— Не хотелось бы, чтобы ты отбыл в мир иной, не услышав от меня слова прощания, — раздался вдруг насмешливый голос Саймона. — Я мог бы просто перерезать веревку, и пусть бы ты думал — если у тебя останется время подумать — что она оборвалась. Только это как-то неинтересно.

Брет увидел его силуэт. Саймон стоял на одном колене над натянутой веревкой почти на краю обрыва. Брет мог бы достать до него рукой.

«Какой же я дурак», — чертыхнулся про себя Брет. Он недооценил Саймона. Саймон действовал наверняка. Он не стал дожидаться, пока Брет выйдет из дома, не стал красться следом за ним. Он просто пришел сюда заранее и ждал.

— Тебе ничего не прибавится от того, что ты перережешь веревку, — сказал Брет. — Я зацеплюсь за кусты на склоне и буду кричать, пока кто-нибудь не придет.

— Ничего подобного. Я эту каменоломню знаю, как свои пять пальцев. Прямо-таки сроднился с ней. — Саймон тихонько засмеялся. — Никаких кустов тут нет — летишь до дна без задержки.

А что, если соскользнуть на дно каменоломни прежде, чем Саймон перережет веревку? Собственно говоря, узлы Брет навязал для того, чтобы легче было карабкаться наверх. На них можно просто не обращать внимания. Сколько ему останется до дна, когда Саймон разгадает его замысел?

А, может, лучше… Да! Оттолкнувшись ступнями от узла, Брет резко подтянулся и занес колено над краем обрыва. Но Саймон, видимо, держался рукой за веревку, потому что он почувствовал, как она дрогнула.

— Нет, шалишь, — проговорил он и с силой наступил каблуком на руку Брета. Брет схватил его другой рукой за ногу, вцепившись пальцами в верхний край ботинка. Саймон ударил его по руке ножом. Брет вскрикнул, но ногу не отпустил. Выдернув правую руку из-под каблука Саймона, он ухватил его за щиколотку. Своим телом он закрывал от Саймона веревку, а чтобы рассечь ее позади себя, Саймону нужно было повернуться. Этого Брет ему не давал. Стоя на краю обрыва, человек чувствует себя очень неуверенно, если его держат за ногу.

— Пусти! — прошипел Саймон, размахивая ножом.

— Перестань резать мне руки, — задыхаясь, проговорил Брет, — а то я стащу тебя вниз.

— Пусти! Пусти! — совершенно потеряв голову, кричал Саймон, нанося Брету один удар за другим и не воспринимая его слов.

Брет отпустил край ботинка и освободившейся рукой схватил Саймона за кисть, когда тот в очередной раз попытался ударить его ножом. Теперь он правой рукой держал Саймона за щиколотку, а левой вцепился в кисть его правой руки.

Саймон дико закричал и попытался вырваться, но Брет держал его крепко. Он чувствовал себя более уверенно, опираясь ногами об узел на веревке, тогда как Саймону ухватиться было не за что. Саймон пытался вырвать правую руку, и тут Брет, рванувшись вверх, отпустил его щиколотку и схватил за левую руку. Теперь он держал Саймона за обе руки, и тот стоял над ним, согнувшись над краем обрыва.

— Брось нож, — сказал Брет.

И тут дерн на краю обрыва пополз вперед. Для Брета это не представляло опасности — его только чуть отжало от стены. Но Саймон, который упирался в землю ногами, стараясь выдержать вес Брета, потерял равновесие.

Брет с ужасом увидел, что Саймон падает прямо на него. Удар выбил у него из-под ног узел, и он полетел вниз в темноту.

В голове у Брета взорвался ослепительный фейерверк, и сознание покинуло его.

ГЛАВА 30

Беатриса сидела в паршивой грязной закусочной, перед ней в лужице выплеснувшейся на блюдце жижи стояла чашка кофе, и она в сотый раз за последние сорок восемь часов читала вывешенный на стене больницы призыв к водителям автомашин: «Больница! Просьба не подавать звуковых, сигналов!». Было только семь часов утра, но закусочная открывалась в шесть, и, пока она тут сидела, кто-нибудь обязательно завтракал за одним из столиков. Но Беатриса не замечала других посетителей. Она сидела перед чашкой остывшего кофе и глядела через дорогу на стену больницы. За эти два дня в закусочной привыкли к ее присутствию. Время от времени кто-нибудь из сестер или врачей ласково говорил ей: «Сходите лучше чего-нибудь поешьте». Тогда она переходила через дорогу, некоторое время сидела в закусочной перед чашкой кофе и потом возвращалась в больницу.

Ее жизнь теперь сводилась к этому маятниковому движению из больницы в закусочную и обратно. Она почти не помнила прошлого и была не в силах представить себе будущее. Осталось только настоящее — жуткое, тоскливое полусуществование. Прошлой ночью ей дали койку в комнате сестер, а предыдущую ночь она провела в приемной. Она постоянно слышала одни и те же две фразы: «Положение то же» и «Сходите лучше чего-нибудь поешьте». Они наводили на нее такую же тоску, как и призыв к водителям на стене больницы.

К Беатрисе подошла неряшливая официантка, забрала остывший кофе и поставила перед ней новую чашку.

— У вас кофе совсем остыл, — сказала она, — а вы даже глотка не отпили.

На блюдце в новой порции тоже была выплеснувшаяся лужица. Беатриса была благодарна неряшливой официантке, но ее коробило, что официантка наслаждается своей хотя бы косвенной причастностью к драматическим событиям, которые привели Беатрису в эту закусочную.

«Просьба не подавать звуковых сигналов…» Господи, сколько раз можно читать эту надпись! Надо смотреть на что-нибудь другое. Может быть, на клетчатую клеенку на столе. Один, два, три, четыре, пять, шесть… Нет, считать квадратики — это тоже безумие.

Открылась дверь и вошел доктор Спенс. Его рыжие волосы были взъерошены, лицо покрыто щетиной.

— Кофе! — бросил он официантке и сел за столик Беатрисы.

— Ну как? — спросила она.

— Пока жив.

— В сознание не пришел?

— Нет. Но, вроде, есть некоторое улучшение. Стало больше шансов… что он придет в сознание. Но это не значит, что он обязательно… выживет.

— Понятно.

— Мы знаем, что у него трещина в черепе, но мы никак не можем определить, какие у него повреждения внутренних органов.

— Понятно.

— Вам надо поесть. Нельзя же жить на одном кофе!

— Да она и кофе не пила, — сказала неряшливая официантка, ставя чашку перед доктором. — Сидит и смотрит на чашку, больше ничего.

Беатрису охватило усталое раздражение — чего эта неряха лезет в ее дела!

— Давайте сходим в ресторан и пообедаем.

— Нет-нет, спасибо.

— До «Ангела» всего десять минут ходу, и там вы как следует отдохнете и…

— Нет-нет. Так далеко я не пойду. Я лучше выпью этот кофе. Он еще не остыл.

Доктор Спенс выпил свою чашку и расплатился с официанткой. Он посмотрел на Беатрису в нерешительности — ему не хотелось бросать ее в таком состоянии.

— Мне надо ехать обратно в Клер. Поверьте, я не оставил бы его, если бы не был уверен, что он в хороших руках. Здесь больше возможностей помочь ему, чем у меня.

— Вы и так сделали для нас очень много, — сказала Беатриса. — Я этого никогда не забуду.

Начав пить кофе, она уже не останавливалась, пока не выпила всю чашку. И не обратила внимания на звук отворяемой двери. Из больницы так скоро за ней не пришлют, а больше ее ничто не интересовало. И она очень удивилась, когда к ней за стол сел Джордж Пек.