обратно. Аллочку я помню с детства, она приносила мне яблочный сок в цветастом пакете и шоколадные вафли. У неё не было детей, и я чувствовала, что она тепло ко мне относится. Именно Аллочка заразила нас вирусом чеков из «Сильпо». Сама она тщательно следила за своим здоровьем и периодически – за моим.
В детстве меня обследовала её знакомая, участковая тетка-педиатр со сдохшей крысой на голове, у нее были ярко-красные румяна, пожухлые щеки и ясные синие глаза. Она приходила осенью, я даже думала, что в остальное время года она спит. Я пряталась от нее в шкафу, но она доставала меня оттуда и делала уколы.
– Будет больно, – говорила она и заправляла шприц.
Мама с ней любезничала, предлагала выпить чаю, засовывала в её авоську помятую двадцатигривневую купюру. Вела себя так, как будто сейчас лопнет от благодушия. Говорила таким елейным голосом, что можно было умаслить целую больничную столовую. Моим родителям было свойственно странное раболепие перед врачами и чиновниками, которое перерастало в ненависть, как только они скрывались из виду.
Когда тетка-педиатр уходила, мама ворчала:
– Вот в моё время врачи были другие, – и мазала мне пятки йодом, – зато как её любит муж! Он купил ей недавно золотую брошь…
Йодная сетка считалась в нашем доме универсальным средством от любых болезней.
Мне нравилось. Было щекотно. Вот только я не понимала, зачем мама постоянно врёт другим людям.
Почему её выражение лица говорит одно, а рот – другое.
Как будто она застыла в вечном тосте. Засиделась на застолье. По-моему, тосты – это самое фальшивое, что может быть. Даже похлеще рекламы кухонных комбайнов. У нас дома даже была книжечка с тостами, мама иногда «брала оттуда что-то на вооружение».
Она вечно сравнивала разных людей. Как будто пыталась решить задачку по математике и вывести золотую формулу жизни. Настькин красный диплом (дочь маминой подруги) умножить на ухоженные ногти соседки Светы (женщина распутная, зато хлебосольная, всегда и пирогом накормит, и наливочки предложит), отнять директрису ДК, которая платит копейки за декорации для спектаклей, но ездит отдыхать в Турцию, и вот ответ – у других все, как у людей, а у нас никогда не будет. Я никак не могла взять в толк: как можно сравнивать людей? Я даже две одинаковые линии не могу сравнить, мне кажется, что одна из них длинней.
Кто-то выигрывает в лотерею, а у кого-то вечно воруют кошельки, кто-то рождается с красивым лицом, а кто-то с огромным родимым пятном на щеке, кто-то страшно потеет, кто-то не умеет связно говорить, а кто-то живет с парализованной бабушкой, кому-то падает кирпич на голову, а кому-то – озарение. Слишком много факторов, которые влияют на «успех». Но мы приписываем результат характеру. Иногда людям помогает трудолюбие и упорство, а иногда – удача. Нет тут закономерности. Нет – и всё тут. Я не стану похожей на Настю, потому что я Таня, даже если буду заниматься по десять часов в день. Наверное, я буду лучше учиться, но это ещё ничего не гарантирует. Почему моя мама этого не понимает?
Возле кассы я встретила тетю Лиду, маму моей одноклассницы Веры. Она работала парикмахером и воспитывала дочь одна. Несмотря на то что у Веры было косоглазие, она всегда хорошо выглядела. Мама сделала ей кератиновое выпрямление волос и раз в месяц заставляла приходить на чистку лица. Вера пела в народном ансамбле от нашей школы, два раза в неделю ходила домой к учительнице английского (причем с первого класса), а на выходных занималась немецким. Она собиралась проучиться год в Киеве, а потом поступать в Берлин на какую-нибудь IT специальность. Тетя Лида запретила Вере распространяться о своих планах по поводу «заграницы», но она все равно всем рассказывала. С наступлением весны Верины плечи совсем вжались в стул. Она была готова к тестам лучше всех в классе, но это не спасало от волнения.
Может, так оно и работает? Чем больше вкладываешь во что-то усилий, тем больше переживаешь. Поэтому все любят выхаживать котят или ремонтировать старые машины.
Тетя Лида покупала травяной чай с мелиссой и тонну шоколадок.
– Мне нужно хоть как-то отвлечь ребенка от учебы, – засмеялась она.
Я почувствовала в её голосе неприкрытую гордость.
Наверное, приятно, когда мама тобой гордится. Хоть это делает тебя объектом. Но иногда приятно почувствовать себя красивой вазой на красивой полке.
Я пришла домой и почувствовала запах печеной картошки. Я сразу представила себе… Разрезанная напополам, слегка посыпаная солью и перцем, выложенная на раскаленный противень подрумянившейся корочкой вверх… А если сверху посыпать сыром… Как приятно протыкать эту корочку вилкой. Я ем печеную картошку со шкуркой. Вместе с костром, запахом дыма, школьными поездками, которые были нам не по карману, или маевками с родителями, которые мы никогда не устраивали. Вместе с Отто, всегда умеющим разжечь огонь, и Сережкой, умеющим разжечь улыбку, вместе с Лилит, которая угощает нас своей красивой темной едой, и Амальдой, у которой за пазухой мешочек с травами, способными исцелить душевные раны. Я ем печеную картошку вместе со шкуркой и оказываюсь в волшебном лесу.
Без Моргана.
– Праздничный обед почти готов, – донеслось из комнаты, – неси ананасы.
Мама выключила свет в гостиной, убрала залежи старых газет со стеклянного столика, накрыла его кружевной скатертью. Пятно прикрыла салфетницей. Комната стала похожа на музей. Музей памяти в старом кожаном чемодане, принадлежащий обычному человеку. У каждого есть такой музей.
Стены, затянутые тонким слоем паутины, напоминали невесту, так и не дождавшуюся своего часа. Её лицо прикрывала фатиновая фата. Хрупкие, потемневшие от времени кости гремели от порывов ветра. Когда родители сюда переехали – все было новое, чистое, обнадеживающее. Квартира старела вместе с ними. С потолка сыпалась штукатурка, обои отходили от стен, паркет вздулся, когда затопили соседи сверху. Мама старалась исправить ситуацию. Приносила домой безделушки, вешала календари с котами, покупала искусственные цветы.
Но давным-давно сдалась.
Комната сдалась вместе с ней. Они приехали сюда, чтоб быть счастливыми. Но свадьбы не случилось. Комната так и застыла в ожидании радости. Тонконогие пауки плели свою песню, черная плесень проедала стены и лишь остановившиеся часы беззвучно молили о помощи. Их слышала только я. Но я ничего не могла сделать.
Или могла?
Иногда комната наполнялась запахами (я люблю, когда мама готовит блины и мы уплетаем их, хватая руками, поливая клубничным вареньем), за окном бушевала гроза и даже сверкала молния, тихо бубнил телевизор, я взбиралась с ногами на диван и укрывалась колючим пледом, а мама рассказывала мне сплетни о своих подругах…
Мама принесла свечи