— Нас зовут! — обрадовалась девушка.
— Ммм?
— Видимо, все уже исправили, мы едем дальше.
Я-оно спустилось к рельсам, помогая девушке на предательском склоне. Проводники бегали, пересчитывая пассажиров; родители звали детей; локомотив тихо посапывал. Мадемуазель Кристин вернула пиджак. — Я знаю, вам это кажется детским… — Она опустила взгляд. Я-оно ударило себя в грудь: — Я поговорю с доктором Теслой, обещаю. — На это она поблагодарила кивком и скрылась в вагоне. Здесь очень легко обещать женщинам различные вещи. Гораздо хуже потом эти обещания выполняются. Возможно, она и вправду Ангел-хранитель Теслы, убирающий у него из под ног бревна, которых сам доктор не замечает — но, возможно, только играет в ангела-хранителя, а Тесла подчиняется ее капризам, у стариков всегда имеется слабость к наивным…
Небритый подросток перепрыгнул межвагонное соединение, зацепившись ногой за свисавшую цепь; та громко зазвенела, словно корабельный колокол. Парень остановился возле поставленной у входа в вагон класса люкс лестницы.
Проводник издалека безошибочно узнал в нем пассажира низшего класса и решительно направился в его сторону, но парень не обратил на него никакого внимания.
— Гаспадин Герославский?
Я-оно застегнуло последнюю пуговицу пиджака.
— Чего хотите? — рявкнуло резко, инстинктивно маскируя неожиданный страх.
— Не выходите в Екатеринбурге!
— Я и так еду дальше. А какое вам дело, где…
— Не выходите из поезда! Сговорились на вас!
— Что? Кто?
— Будто бы вы оттепельникам продались, такая у них уверенность.
Мальчишка подскочил еще ближе, вылупился на меня; что-то там в левом глазу засветилось и запульсировало — черная жилка в черном зрачке; пацан был испуган, и сам пугал собственным страхом. Хотелось его отпихнуть — тот схватился за запястье. Пальцы у него были ледяные, прикосновение чуть ли не обжигало.
— Не можем мы стеречь вашего благородия, времени не было, не убедил я их, не выходите из поезда.
Он размашисто перекрестился правой рукой, инстинктивно прижал к губам зимназовый медальончик.
— Спаси и сохрани нас, в твои руки предаемся, спаси и сохрани нас.
Проводник схватил паренька за воротник, но тот вывернулся и отбежал, сразу же свернув за вагон. Правадник грозил ему кулаком вслед.
— Тьфу, зараза, и лезет же с лапами к лучшим, чем сам, людям, только стыда не оберешься — ну и молодежь пошла, уважения ни на копейку…
— Послушайте-ка, милейший, — я-оно сунуло ему банкноту в карман мундира, — поговорите с обслугой из купейных и узнайте, кто он такой.
— Да я его…
— Только тихонечко, милейший, тихо, на цыпочках, чтобы птичку не спугнуть. — Я-оно поднялось по ступенькам. — Насколько мы опаздываем?
— Часа три, три с четвертью, Ваше Высокоблагородие, но в Екатеринбурге будем стоять еще дольше — паровоз нужно сменить и оси проверить.
— Еще дольше… И сколько же?
— Сколько потребуется. Ваше Благородие в город желает выйти? Там наверняка зима держится… В прошлый раз морозник проклятый в самом центре города засел. Проходите, проходите! Отходим!
О морозе в Екатеринбурге
Снежные хлопья, серебристые иголочки, сахарные кристаллики сыпались с неба, кокетливо мерцая в ореолах газовых ламп. Вокзальные часы показывали два часа ночи — вообще-то в Екатеринбурге было уже четыре ночи, но все железные дороги Империи функционировали по времени Санкт-Петербурга и Москвы. Вскоре над заснеженным городом взойдет летнее Солнце — зато ночь безраздельно принадлежит Зиме. Несмотря на это, на единственном высоком перроне пассажирской станции царила толкучка, с высыпающими из вагонов пассажирами смешивались туземцы: бригадиры носильщиков и возчиков, продавцы мехов, продавцы амулетов против Лютов и тунгетитовых самородков, которые тут назывались чернородками (наверняка фальшивых); бабули, в согласном запеве предлагающие пирожки с капустой или чебуреки с мясом; больше же всего вносили сумятицы оборотистые мальчишки, отмеряющие стаканами арешки — очень дешевые и очень вкусные. Проводники не вкладывали ни слишком много души, ни усилий в то, чтобы хоть как-то справиться с этим хаосом — подобные сцены повторялись практически на всех станциях, где останавливался Транссибирский Экспресс. Зато поздняя пора ограничила энергию пассажиров; большинство из тех, кто путешествовал в Люксе, Екатеринбург решило проспать. Вышел monsieur Верусс, очень серьезно относящийся к обязанностям репортера; вышел пожилой господин с искусственным глазом и транжирящие наследство братья; одно французское семейство с детьми из первого вагона сразу же решило проехать по городу. Стоянка предполагалась не менее двух часов. Часть пассажиров к тому же планировала попасть в екатеринбургскую церковь на позднюю воскресную службу; возможно, не все отказались от этого намерения, несмотря на опоздание. Снег, ни густой, ни тяжелый, весело плясал в желтых огнях, деликатно ложась на досках перрона, на недавно возведенное из уральского мрамора здание вокзала, на шапки, шубы и пальто людей, на теплый кожух паровоза, который только что замолк и удерживал свое машинное дыхание.
Застегнув теплое пальто с собольим воротником и натянув перчатки, я-оно сошло на перрон. Тут же подскочил бригадир. Его отправило нетерпеливым жестом.
— Размяться?
Я-оно обернулось. Юнал Тайиб Фессар.
— Хотите поглядеть на Екатеринбург? Ничего интересного, еще один примышленный городишко над рекой; сейчас по причине Транссиба и Холодного Николаевска вообще катится к упадку. — Взяв трость под мышку, он сунул руку за пазуху и добыл из футляра пару сигар. — Угоститесь, господин Бенедикт? «Партагас», прямо из Мексики.
— А, благодарствую, благодарствую.
Тот вынул перочинный ножичек, обрезал туго свернутые табачные листы.
— Прошу прощения, что спрошу — вы для меня совершенно не похожи на охотника за придаными, ип tricheur[76], в такую историю никак не поверю. У меня племянник, не намного моложе… Или это была шутка? Может, пари? А дайте я угадаю: несчастная влюбленность в даму из высшего света.
Я-оно, не говоря ни слова, скривилось.
— Что? — Увлеченный игрой, купец поднял брови. — Кавалер не верит в любовь?
— Это не соответствует другим моим вредным привычкам.
Фессар рассмеялся.
— Хорошо! Запомню. А серьезно?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});