помогли. – Вера попыталась вырваться и едва не заплакала. – Он такой несчастный! У него приступы эпилепсии.
– Он такой несчастный, – передразнил Эмиль, кривя лицо, и отпустил ее плечо. – Кристоф меня предупреждал, что ты не выдержишь и растаешь, как мороженое.
Вера сползла с высокого стула и направилась к холодильной камере. Эмиль опять поймал ее за руку.
– Куда ты, дурочка? Там, наверное, уже заперли двери. А эта открывается только снаружи. Ты же застрянешь в холодильнике!
Вера опять вырвала руку и пошла искать другой выход. Вдруг она резко развернулась, так что Эмиль, шедший за ней, едва не врезался в нее.
– Скажи правду! Ты только его одного подозреваешь, Даниеля?
Тот поджал губы.
– Ну скажи! Мы же напарники. Почему ты скрываешь от меня все!
– Я ничего не скрываю, – начал оправдываться Эмиль.
– Не ври, – оборвала его Вера. – Ты научил меня определять ложь по лицам. И я вижу по твоему, что ты лжешь. Кого еще подозреваешь в убийстве Рене Ардити? Кто подставил тебя?
– Всех подозреваю.
– Кого конкретно?
– Сильвию. – Эмиль цедил слова с неохотой. – И Ксавье.
– Почему Даниель попал под твой огонь первым?
– Первым был его дядя Филипп. Он с кем-то из них заодно.
Вера покачала головой. Эмиль неисправим, он ничего ей не скажет. Она обиженно всхлипнула, обежала стол и, увидев дверь, выскочила в нее, попав в темный коридор. Эмиль шел следом.
– Ты ведь видела ребенка! – зашипел он.
– Мне могло показаться.
Вера стремительно бежала на свет. В этой части замка располагались технические помещения, черная лестница. Именно поэтому Эмиль выбрал кухню для конфиденциальной беседы – большая часть подозреваемых сюда носа не сунет. «Чтобы попасть в холл, – рассуждала Вера, – надо было обойти помещение кухни. Скорее всего, одна из двух двойных дверей, что располагалась напротив входа в замок, и вывела бы из этого лабиринта». Она шла, думая, что Эмиль рядом, но, остановившись и приглядевшись, поняла, что стоит в темноте одна.
– Вот гад! Слинял.
Она остановилась на перекрестии двух коридоров: один вел вглубь и налево, второй – вперед, вдалеке был виден источник света. Оформлены оба просто – выбеленные стены, деревянный пол, видно, что старинный, освещения почти никакого. Если ранее Вера шла, ориентируясь на свет из окон, то здесь их уже не имелось.
Мелькнул свет в конце коридора, уходящего вглубь. Она дернулась, обернулась и увидела мальчика, который стоял и держал в руке не то тусклый фонарик, не то телефон. Вера разозлилась, вынула из заднего кармана свой и тоже включила фонарик. Но пока возилась, ребенок скользнул за поворот. Свет ее фонарика выхватил из тьмы лишь кирпичную кладку и дубовую, обитую железом дверь в паутине.
Она машинально бросилась в его сторону, добежала до стены, вдоль которой шли низкие, обшитые железными пластинами, грубо сколоченные дубовые двери, почти как та, через которую Даниель провел Веру в бункер. Здесь не было никакого ремонта, лишь старинная каменная кладка, пахло плесенью, пугающе выпирали изгибы столетних труб, с которых свисала паутина. Вера попала в ту часть замка, куда уже никто не ходил. Ей стало страшно, она опять бросила взгляд назад – не мог же Эмиль просто так оставить ее здесь?
Медленно отступая, Вера зажала рот и нос ладонью и стала глубоко и размеренно дышать, чтобы успокоиться. Куда бы ни делся ребенок, она за ним не последует. Ей хватило сил и ума вернуться.
Через полчаса блужданий по техническим помещениям, черновым лестницам и хранилищам она попала в холл – одна из двух дверей, что располагалась напротив входа, была распахнута, ей навстречу вышла горничная Дениз с подносом, полным грязной посуды. Бедная Дениз обслуживала гостей в их комнатах: никто не пожелал отправляться спать без ужина, все принимали его в своих постелях.
Вера добралась до их с Даниелем комнаты и постучала в дверь. Шел третий час ночи, свет луны проникал в коридорное окно и серебрил колонны, пол, устланный светлой дорожкой, выхватывал из тьмы средневековые портреты.
Она постучала вновь, не дождалась ответа и, тихо нажав на ручку, вошла. Обойдя кровать, залитую лунным сиянием, она обнаружила ее пустой. Первым делом Вера бросилась проверять туалет, откуда доносились звуки набирающейся в ванну воды. Даниель сидел спиной к ней на краю ванны. Она включила свет.
– Выключи, пожалуйста, – холодно попросил он, не взглянув на нее.
Вера успела заметить его обтянутую темной футболкой спину, в руках нож, а от ванны поднимается пар – вода в ней достигла середины.
– Что ты делаешь?
– Выключи свет и уходи.
По спине Веры пробежал холодок. Она повиновалась, нажав на кнопку выключателя. Кто бы перед ней ни был: убийца или суицидник, сейчас она ступала по тонкому льду.
– Даниель, давай поговорим?
Он повернул к ней лицо, глянув за плечо. Лунный свет обрисовал его профиль со взлохмаченными волосами и очками Гарри Поттера на носу.
– Я должен был сам рассказать тебе.
– О чем? – Вера сделала два коротких шага к ванне.
– О Кароль. Я хочу, чтобы ты знала: между нами ничего нет. Нашу любовь расстрелял отец двадцать четыре года назад… Ее нашла Сильвия, а не я. Она ее искала нарочно, потому что сама же меня и сдала тогда. Я выкрал ее кредитку, а она тут же сдала меня полиции. Теперь винит себя в том, что произошло, но это не делает ее хорошим и честным человеком. Она привезла Кароль в Париж, устроила ее у дедушки Абеля, оплачивала ее обучение вокалу, думая, что так сможет искупить свою вину.
– У вас есть ребенок?
– Нет! Почему такой вопрос?
– Хочу знать, что за ребенок ходит по замку.
– Я сам бы хотел это знать! – Он с силой сжал ручку ножа и стукнул костяшками пальцев по краю ванны. Лезвие блестело в свете луны, точно клинок из валирийской стали.
Вера шагнула к нему, не отрывая взгляда кошки от ножа. Вода продолжала набираться. От нее поднимался пар, становилось жарко. Она утерла пальцами мокрый лоб.
– Зачем дядя Филипп все это время хранил в сердце ненависть к отцу? – Его голос звучал гулко в кафельных стенах. – Зачем было притворяться слепым? Зачем он рассказал вам всем о нас с Кароль? Во что я превратился в твоих глазах!
Он говорил так горько и надрывно, что Вере вдруг стало стыдно за себя. Пока они пытаются разобраться со смертью миллиардера, его сын погибает на их глазах от душевных мук, которые никто всерьез не воспринимает. Она коснулась его плеча, продолжая смотреть на нож. Села рядом на край ванны, накрыв его сжатый кулак