Читать интересную книгу Косые тени далекой земли - Го Осака

Жаботин вздрогнул.

Маталон продолжал:

– Так или иначе, я к своей организации не так уж привязан. Я – просто наемный убийца и работаю ради наживы. Ни идеология, ни любовь к родине меня не держат. Я могу распроститься со своими соратниками в любую секунду. Но с тобой – все иначе. Тебе приходится считаться с КГБ, приходится думать, как выжить в этой организации. И я полагаю, ты отдаешь себе отчет в том, насколько трудно это стало сейчас, после перемен, которые летом начались в твоей стране, да и вообще во всей Восточной Европе. Да что там КГБ – сейчас коммунизм стоит на краю гибели. Так что займись своим бревном в глазу.

Жаботин скривил губы в ухмылке:

– Ну, прямо целую речь произнес. Я, знаешь, тоже не из терпеливых. Давай выкладывай адрес Хоакина. Не скажешь – стреляю. И не думай, что я шучу, Маталон.

Маталон, будто ненамеренно, опустил руки. Из рукава пиджака в руку скользнул нож.

– У тебя и выстрелить не получится. Чтобы убить человека из пистолета двадцать второго калибра, нужно всадить в него минимум три пули, причем в упор. А пистолет у тебя без глушителя. Выстрелы непременно услышат. Особенно в этом здании – здесь ведь так тихо.

У Жаботина выступил пот на лбу.

– Мой пистолет стреляет не громко. Все будет в порядке.

– Нет, не думаю. Тебе нужно как минимум приставить к дулу вон ту подушку.

Маталон показал левой рукой на диван.

Жаботин, не удержавшись, мельком взглянул в сторону дивана.

Этого момента Маталон не упустил. Молниеносно повернув правую руку ладонью кверху, он метнул нож в Жаботина.

Когда нож по самую рукоятку вонзился ему в грудь, Жаботин испуганно дернулся, пытаясь приподнять пистолет.

25

Июнь 1937 года

Андреу Нин лежал на кровати.

Его тело походило на куклу из папье-маше, об которую мяли помидор.

Кирико раздраженно бросил плоскогубцы на стол.

Рикардо поднял Нина за плечи и силой усадил на стул. С окровавленных губ сорвался еле слышный стон. За вспухшими багровыми веками едва-едва можно было различить блеск глаз.

В его взгляде по-прежнему чувствовалась сила.

«Вот ведь какая сила духа!» – восхищенно подумал Кирико.

Во время допроса, продолжавшегося пятнадцать часов без перерыва, Нин без стона вынес жестокую физическую пытку. Он не только не пожелал сознаться добровольно, но и под пыткой не признался ни в едином предъявленном ему обвинении.

Сейчас его тело было совершенно изуродовано: ногти содраны, волосы выдраны с корнем, уши и нос – вывернуты плоскогубцами.

Кирико, Рикардо и Мария получили приказ от главного следователя Карлоса Контрераса пытать Нина. Карлос утверждал, что даже самые твердые упрямцы под пыткой рано или поздно сдаются.

Однако за эти несколько дней Кирико усвоил – был как минимум один человек, который не подходил под это утверждение.

Ему не верилось, что Карлосу удастся сломить Нина, который до сих пор стерпел все, что с ним делали. Карлос явно недооценил его.

Андреу Нин, руководитель Объединенной рабочей марксистской партии, был арестован неделю тому назад в Барселоне и тайно переправлен сюда, в город Алькала-де-Энарес.

Этот городок, находящийся в тринадцати километрах к востоку от Мадрида, знаменит тем, что в нем родились Мигель де Сервантес и президент Республики Мануэль Асанья.

Когда в Испании вспыхнула гражданская война, здесь был оборудован специальный аэродром для русской военной авиации и штаб НКВД.

В Москве за последний год многих большевиков – старых членов партии – по сфабрикованным делам отправляли под суд и одного за другими предавали смертной казни. Так, например, Зиновьев и Каменев, то ли не выдержав бесконечных допросов, то ли пытаясь хоть чем-то облегчить участь своих семей, признались в преступлениях, которых не совершали.

Сталин без разбора репрессировал всех своих друзей, которые, как он опасался, могли повредить его положению.

Для Сталина, который, используя Испанскую коммунистическую партию, стремился взять под контроль саму Республику, рабочая марксистская партия была всего лишь досадной помехой.

Хотя она и была партией коммунистического лагеря, она открыто выступала против Сталина и таким образом стала его заклятым врагом. Руководство Коминтерна, смотревшее Сталину в рот, объявило руководителей этой партии троцкистами и осудило их как предателей, сговорившихся с фашистами.

Во время майских событий Испанской коммунистической партии удалось заблокировать и Объединенную рабочую марксистскую партию, и поддерживавший ее профсоюз анархистов[83] и захватить главенство в правительстве.

Затем, в середине июня, Коммунистическая партия, воздействуя на правительство, добилась объявления Объединенной рабочей марксистской партии вне закона. Одновременно русская секретная полиция самочинно арестовала Нина и других руководителей партии.

Троцкистам выносили один приговор – расстрел. Но минимальные формальности все же соблюдались – приговор хоть чем-то нужно было оправдать.

Глава отделения НКВД в Испании Александр Орлов решил применить к Нину тот же способ дознания, который так успешно работал в Москве.

Состоял этот способ в следующем: продолжать допрос день и ночь, без перерывов, и если он не принесет результатов, переходить к физической пытке. Орлов ожидал, что рано или поздно Нин признает себя троцкистом, а затем сознается и в том, что тайно сносился с мятежной армией.

Письма, доказывавшие существование секретной переписки между Нином и Франко, карта Мадрида с помеченными от руки целями для артиллерийского обстрела – все необходимое для вынесения обвинительного приговора было должным образом сфабриковано. Ожидалось, что, увидев эти улики, Нин сдастся.

Однако, вопреки ожиданиям, Нин наотрез отказался признавать себя троцкистом или агентом Франко. Он заявил, что арест его необоснован и что все предъявленные доказательства его вины – фальсификация.

Встретив столь упорное сопротивление, Орлов растерялся.

Если Нина сломить не удастся, сломят его самого – за неудачу придется отвечать перед Москвой. Ему во что бы то ни стало нужно было вырвать у Нина письменное признание вины.

Орлов последовал совету одного из адъютантов, Бориса Жаботина, и поручил ведение допроса Карлосу Контрерасу, командиру пятой дивизии народной армии Республики.

Настоящее имя Карлоса было Витторио Видали, и он был итальянцем из города Триест.

Низенький, коренастый человек с римским носом и безжалостным взглядом, Карлос еще в молодости стал секретным агентом Коминтерна и действовал в Америке и в Мексике. Два года назад он был переведен в Испанию.

Кирико знал всю эту цепь событий от своего старого друга Рамона Меркадера.

Рамон позавчера уехал в Москву. Он сказал, что поступает в лагерь для диверсантов, но где этот лагерь находился, Кирико точно не знал, как не знал и дату возвращения друга в Испанию.

Два-три месяца назад Кирико получил приказ от матери Рамона, Каридад дель Рио Эрнандес, убить гостившего в Республике известного голливудского актера Эрола Флинна.

Однако застрелить Флинна ему не удалось – как раз тогда, когда он уже готов был спустить курок своего снайперского ружья, снаряд мятежников попал прямо в балкон гостиницы, и Флинн был погребен под обломками.

Флинн пролежал несколько дней в больнице, но, поскольку опасности для жизни его раны не представляли, его скоро выписали. Покинув больницу, Флинн сразу бежал во Францию. Каковы бы ни были причины, Кирико винил себя в том, что не сумел выполнить задание.

Теперь Каридад поставила новую задачу перед Кирико и теми двоими, передавшими ему задание убить Флинна.

Их задача состояла в том, чтобы, содействуя Карлосу, допросами или пытками вырвать у Нина признание вины.

Но и это, уже второе, задание, похоже, может окончиться провалом. Если он не выполнит его, Кирико ждет та же судьба, что и Нина. И этого допустить нельзя.

Рикардо смотрел на Нина сверху вниз. По глазам было видно, что он сильно устал.

Рикардо был крупным мужчиной и прекрасно подходил для отведенной ему роли – избивать Нина снова и снова. Но на то, чтобы сдирать у него ногти или обрезать уши, силы духа у него не хватало.

Эту работу выполняли Кирико и Мария.

Чтобы вытянуть из Нина признание, Кирико был готов пойти на что угодно – главное загладить ошибку, допущенную Флинном.

Не важно, был Нин виноват или нет. Так или иначе, он должен был сознаться – это было необходимо для партии.

Кирико пытал Нина, позабыв о жалости.

Слабонервный Рикардо только и был горазд на удары и пинки, а они вряд ли добавляли что-то к работе Кирико.

Совсем другой была Мария.

Казалось, ей одинаково чужды и чувство долга, и ненависть. Методично и бесстрастно, будто разбирая сломанные часы, она разделывала тело Нина. В ней было что-то совершенно нечеловеческое, и даже сам Кирико несколько раз чувствовал тошноту.