Читать интересную книгу Косые тени далекой земли - Го Осака

Орлов по тайному приказу Сталина возглавил операцию по перевозке золота.

И вот во время проведения этой операции часть золота оказалась утраченной. Сам Борис в операции не участвовал, но был прекрасно осведомлен обо всем происшедшем.

При штабе Орлова служил человек по имени Виктор Болонский – такой же сотрудник НКВД, как и сам Жаботин.

Болонский хорошо владел испанским, и Орлов, выделяя его среди коллег, доверял ему больше, чем остальным.

Орлов с Болонским взяли перевозку золота на себя, остальные сотрудники штаба были полностью отстранены от операции.

Но в последнюю ночь погрузочных работ случилось неожиданное происшествие: Болонский и один из его подчиненных внезапно исчезли вместе с двумя грузовиками, принадлежавшими советским танковым войскам.

Никто не знал, что произошло. Появились слухи, что они сбежали, украв часть золота, но испанская сторона претензий не предъявила.

Орлов почему-то первое время никак не касался этой темы, но когда после их исчезновения прошла неделя, втайне от всех он вызвал к себе Бориса и дал ему специальное задание: найти Болонского – хоть из-под земли достать.

Чтобы найти Болонского, у них имелась лишь одна путеводная нить.

Пролить свет на исчезновение Болонского, вероятно, мог цыган по имени Хоакин Эредиа, работающий на разведку правительственной армии. Болонский несколько раз упоминал его имя при Орлове, и, по-видимому, эти двое были в тесных отношениях.

Получив приказ, Борис полгода прочесывал всю территорию, находившуюся под контролем армии республиканского правительства.

Ему удалось установить всего один факт: Хоакин Эредиа, так же как и Болонский, исчез в неизвестном направлении.

Несмотря на все розыски, никаких его следов найти не удалось.

Полгода спустя Бориса внезапно вызвали в штаб, и Орлов приказал ему прекратить поиск.

Орлов заявил, что Болонский и его подчиненный – предатели, перебежавшие на сторону Франко, и строго наказал Борису сохранять это в тайне.

Борис тем не менее отослал доклад тогдашнему главе НКВД Николаю Ежову, в котором описал все обстоятельства дела, с начала и до конца.

То, что один из его подчиненных оказался предателем, можно было, безусловно, расценить как преступную халатность со стороны Орлова.

И, осведомляя об этом Ежова, Борис мог, во-первых, продемонстрировать свою лояльность в глазах начальства, а во-вторых, отплатить Орлову за то, что тот предпочел ему Болонского.

Летом 1938 года Орлов получил приказ от Ежова немедленно возвратиться в Москву.

Почувствовав опасность, Орлов немедленно бежал вместе с женой и детьми в Париж и через Канаду эмигрировал в Соединенные Штаты Америки. Опасения Орлова, что в Москве его ждут сталинские репрессии, были, скорее всего, оправданны.

Орлов, который прожил в Америке следующие десять лет, не привлекая ничьего внимания, снова предстал перед общественностью сразу после смерти Сталина, весной пятьдесят третьего. Он опубликовал в журнале «Лайф» серию сенсационных статей, изобличавших преступления Сталина.

Кроме того, в пятьдесят пятом и пятьдесят седьмом годах он предстал перед Комитетом по национальной безопасности при Сенате и дал скандальные показания о деятельности советских шпионов на территории Америки. О том, в каком трудном положении оказались из-за его разоблачений Хрущев и тогдашний глава КГБ Серов, говорить не приходится.

Михаил Жаботин прервал свой рассказ и неторопливо промочил пересохшее горло водкой. Снова закурил потухшую сигару.

– Показания, которые Орлов дал американскому Сенату, были рассекречены и опубликованы в тысяча девятьсот семьдесят третьем году под заглавием «Наследие Александра Орлова». Мой отец достал эти материалы и, прочитав их, обнаружил удивительный факт. Он и мне дал их почитать. История была совершенно невероятная.

Маталон тоже выпил водки и проговорил, скрывая нетерпение:

– Это касалось испанских золотых слитков, не так ли?

– Именно. Орлов пишет, что погрузка золота производилась в порту города Картахена. И на последней стадии погрузки ответственный сотрудник испанского министерства финансов допустил при подсчете ящиков непозволительную ошибку. Хотя наполненных золотом ящиков на самом деле было семь тысяч девятьсот, по его подсчетам выходило семь тысяч восемьсот, то есть на сто ящиков меньше.

Маталон в изумлении открыл рот:

– Целых сто ящиков? Совершенно невероятно.

– Мы с отцом тоже не верили своим глазам. Но, так или иначе, Орлов не стал указывать испанской стороне на ошибку. А Сталину, как он сам утверждает, он якобы послал донесение, предупреждая его, что золота окажется на сто ящиков больше, чем значится в документах. Но отец этому не поверил. Он посчитал, что Орлов, скорее всего, скрыл этот просчет не только от испанского правительства, но и от Сталина. Разумеется, для того, чтобы прибрать эти бесхозные ящики к своим рукам.

– Так, значит, Болонский…

– Скорее всего, получил от Орлова приказ спрятать где-то это золото. Кстати, сто ящиков золота по плану операции Орлова как раз и должны были составить два грузовика. Наверное, Болонский вместе с подчиненным во время последнего рейса вели эти два грузовика, потом по дороге отклонились от пути общей колонны – и ищи ветра в поле.

– Тогда действительно все понятно. Орлов ждал, что Болонский с ним вскоре свяжется, но прошла неделя, а о нем – ни слуху ни духу. Тогда-то он наконец и понял, что его предали, и в ярости вызвал к себе вашего отца. Верно?

– Да. Болонский, по всей вероятности, попросил Хоакина Эредиа помочь ему спрятать золото. Я думаю, что Орлов догадывался об этом и поэтому назвал его имя отцу, когда приказал ему разыскать Болонского.

Маталон допил водку и поскреб подбородок:

– Интересно, какое количество золота может поместиться в сотне ящиков?

– Судя по официальным данным того времени, выходит, что примерно шесть тонн чистого золота. Если перевести это в нынешние деньги, получается примерно пятьдесят три миллиона рублей. В вашей валюте – десять миллиардов песет, что ли?

– Десять миллиардов песет… – Маталон потерял дар речи. Сумма абсолютно невообразимая. В голове замелькали головокружительные цифры.

Жаботин уселся в кресле поудобнее:

– Ну, теперь твоя очередь рассказывать. Давай-ка выкладывай, с чего тебя вдруг заинтересовала эта история?

Маталон все не мог прийти в себя.

– Ну конечно, конечно расскажу. Один вопрос: этого цыгана, приятеля Болонского, звали Хоакин Эредиа?

Жаботин коротко кивнул:

– Именно так его и звали. Я видел его имя в мемуарах отца, доставшихся мне после его смерти.

Маталон плеснул в рюмку водки.

Он так и думал, что Жаботин назвал именно это имя, когда рассказывал ему эту историю полгода назад, но уверенности у него не было.

Теперь он знал наверняка.

Вчера поздно вечером Маталон выслеживал японку по имени Риэ и зашел вслед за ней в заведение под названием «Лос Гатос».

Эта Риэ случайно оказалась вместе с Ибаррагирре в день, когда Маталон убрал его.

Он уже давно знал ее квартиру на улице Принсипе, но пока что убивать ее не собирался. Сначала он хотел выяснить, где живет Кадзама.

Два дня назад в гостинице на улице Сан-Педро Маталон расправился с неизвестным убийцей, который пытался его застрелить. Заодно он убил и журналиста из бульварной газетенки по имени Понсе.

Но Кадзама сумел преспокойно улизнуть из ловушки, расставленной для него Маталоном.

Маталон тут же кинулся в пансион на улице Аве Мария – по адресу на бумажке, которую он взял у Понсе. Но Кадзама домой не вернулся.

Маталон провел ночь в засаде, но только напрасно потратил время. Кадзама, видимо, почуял недоброе и куда-то скрылся.

Маталону ничего не оставалось, как переменить объект слежки с Кадзама на Риэ, с которой у Кадзама, по-видимому, были какие-то свои отношения.

Риэ вроде бы днем вернулась в писо, но днем вдруг вызвала по телефону такси и поехала куда-то.

Маталон остановил проезжавшее мимо свободное такси и, стараясь, чтобы девушка его не заметила, последовал за ней. Риэ поехала в «Лос Гатос» на улице Тесоро.

Маталон выждал некоторое время на улице и вошел в заведение как раз перед началом первого отделения концерта. Риэ сидела за столиком с японцами, судя по всему ее знакомыми, и разговаривала.

Как бы невзначай Маталон спросил у бармена о Кадзама и выяснил, что Кадзама – тот человек на сцене, с серебряным зубом. То есть Кадзама работал в этом кабаке в качестве гитариста, аккомпанируя кантаору.

В перерыве Кадзама подошел к столику, где сидела Риэ и ее приятели, и весело разговаривал с ними по-японски.

Маталон наблюдал за ними, сидя за столиком неподалеку. Он был в пуховой куртке, чтобы выглядеть потолще, в охотничьей кепке и очках, поэтому не приходилось опасаться, что Риэ его узнает.

Когда кончилась вторая часть программы, к их столику подошли двое, сильно смахивавшие на полицейских, и куда-то увели Кадзама. Маталон уже видел этих двоих – они заходили к Риэ несколько часов назад.