Читать интересную книгу Смерть героя - Ричард Олдингтон

– Если война все-таки разразится, – сказал Джордж, – это будет как стихийное бедствие: чума, землетрясение. Но, по-моему, все правительства в своих же интересах объединятся и предотвратят ее или хотя бы ограничат, чтобы не пошло дальше Австрии и Сербии.

– А вам не кажется, что немцы рвутся в драку? – спросил кто-то из англичан.

– Не знаю, просто не знаю. Да и что мы все знаем? Наши правительства не сообщают нам, что они делают и какие строят планы. Мы как слепые. Мы можем только гадать, но ничего не знаем наверняка.

– Похоже, рано или поздно войны не миновать. Мир слишком тесен, чтобы вместить и Германию, которая требует больше места под солнцем, и Британскую империю, которая не желает сокращаться.

– С одной стороны неодолимая сила, с другой – неподвижная косная масса… Но сейчас речь не об Англии и Германии, а об Австрии и Сербии.

– Ну, убийство эрцгерцога просто предлог – это, наверно, было заранее подстроено.

– Кем же, Австрией или Сербией? По-моему, это совсем не похоже на театральное представление, где на одной стороне злодеи, а на другой – прекраснодушные герои. Если, как вы говорите, убийство эрцгерцога было подстроено, то это гнусность и подлость. Значит, одно из двух: либо правители всех стран – подлые заговорщики, готовые ради достижения своих целей на любое преступление и вероломство, и тогда если они хотят войны, нам ее не избежать; либо они обыкновенные более или менее порядочные люди, как и мы с вами, – и тогда они сделают все, чтобы ее предотвратить. А мы ничего не можем сделать. Мы бессильны. У них и власть и полная осведомленность. У нас нет ни того ни другого…

Безупречные лакеи-австрийцы в белых перчатках неслышно подавали и уносили блюдо за блюдом. Джордж приметил одного – молодого, с коротко остриженными рыжими волосами и умным, подвижным лицом. Должно быть, бедный студент из Вены или из Праги, который пошел в лакеи, чтобы заработать на хлеб, пока изучает английский язык. Они были примерно одного возраста и роста. Джордж вдруг подумал: я и этот лакей – потенциальные враги. Что за нелепость, что за бред!

Пообедали, закурили. Джордж придвинул стул к раскрытому окну и смотрел вниз, на залитую светом оживленную Пикадилли. Сверху грохот улицы казался ровным, приглушенным гулом. Вывешенные возле отеля «Ритц» огромные плакаты с последними газетными сообщениями были особенно крикливы и воинственны. А сотрапезники Джорджа заговорили о другом: ведь они уже окончательно решили, что всеобщей войны не будет и быть не может. Джордж, свято веривший в политическую проницательность мистера Бобба, просмотрел его последнюю статью и успокоился: вот и Бобб говорит, что войны не будет. Это все просто газетная шумиха, спекуляция и шантаж, как на бирже… Тут вошли три или четыре новых гостя – сразу, но не вместе, а явно каждый сам по себе. И Джордж услышал, как один из них, моложавый, в безукоризненном фраке, здороваясь с хозяином, возбужденно сказал:

– Я только что обедал с Томми Паркинсоном из министерства иностранных дел. Ему пришлось рано уйти, он спешил назад, на Даунинг-стрит. По-видимому, кабинет заседает непрерывно. Томми очень мрачно настроен и не ждет ничего хорошего.

– А что он говорит? – нетерпеливо спросили сразу несколько голосов.

– Ну, он ведь не вправе распространяться. Ничего определенного не сказал, но был очень угрюм и рассеян.

– А вы не спросили, в Германии идет мобилизация?

– Я-то спросил, но он не ответил.

– Может быть, на него просто хандра напала.

Среди гостей был смуглый высокий человек лет сорока, державшийся очень прямо. Он не принимал участия в общем разговоре. Молча сидел он на диванчике рядом с женой – она была моложе его, но такая же молчаливая. Джордж слышал, как он, знакомясь с кем-то, назвал себя: полковник Томас. Немного погодя Джордж подошел к нему:

– Моя фамилия Уинтерборн. А вы – полковник Томас, если не ошибаюсь?

– Да.

– Что вы думаете о создавшемся положении, о котором мы тут так умно толковали?

– Ничего не думаю. Солдату, знаете, не полагается рассуждать о политике.

– Ну хорошо, а как вы думаете, у немцев уже мобилизация?

– Не знаю. Думаю, что да. Но это еще не обязательно означает войну. Может быть, они мобилизуются для маневров. Вот мы мобилизуемся для маневров на Солсбери-плейн.

– Мобилизуемся?! Британская армия мобилизуется?!

– Только для маневров.

– И вы тоже мобилизованы?

– Да, завтра утром еду.

– Боже праведный!

– О, это только маневры. Они всегда бывают летом.

Запомнился еще один день – должно быть, это было последнее воскресенье перед четвертым августа, – когда Джордж пошел на Трафальгарскую площадь, на социалистический митинг в защиту мира. Вокруг памятника Нельсону народ теснился так густо, что Джордж не сумел пробраться поближе и почти не слышал ораторов, стоявших на цоколе памятника, над головами толпы. Седовласый человек с резкими чертами лица и аристократическим произношением что-то говорил о предрассудках черни. Видимо, он доказывал, что грозящая человечеству война – дело рук Российской империи. Опять и опять доносились слова «кнут», «казаки» и фраза «орлы войны расправляют крылья». По соседству шел другой митинг – за войну, и часть этой воинственно настроенной толпы двинулась на сторонников мира. Началась свалка, но тут вмешалась конная полиция. Толпа отхлынула с Трафальгарской площади. Людским потоком Джорджа увлекло к Адмиралтейству и дальше к Мэлл. Он решил, что можно вернуться и этой дорогой и у вокзала Виктории сесть в автобус. Но у Букингемского дворца путь преградила огромная толпа, в которую с трех сторон непрерывно вливались новые массы людей. Дворцовые ворота были закрыты, и перед ними выстроился полицейский кордон. Гвардейцы-часовые в красных мундирах и меховых киверах стояли «вольно» перед своими будками.

– Короля Георга! Короля Георга! – хором выкликала толпа.

– Короля Георга!

Спустя несколько минут распахнулось окно, выходящее на средний балкон, и появился король. По площади прокатилось оглушительное «ура!», и Георг V приветственно поднял руку. Тысячи глоток завопили:

– Хо-тим вой-ны! Хо-тим вой-ны! Хо-тим ВОЙ-НЫ!

И снова «ура!». Король ничем не выразил ни одобрения, ни порицания.

– Речь! – вопила площадь. – Речь! ХО-ТИМ ВОЙНЫ!

Король снова сделал приветственный жест и скрылся. Толпа ответила ревом, крики «ура!» смешались с ропотом разочарования. Нашлись весельчаки – без них не обходится ни одно сборище – и принялись кричать:

– Мы – трусы?

– НЕ-ЕТ!

– А немцы?

– ДА-А-А!

– Может, мы немцев очень любим?

– НЕ-Е-ЕТ!

Можно было не сомневаться в том, каковы чувства и настроения этой частицы Англии…

Но и тогда Джордж еще цеплялся за надежду, что мир будет сохранен, покупал только более миролюбивые радикальные газеты и верил, что сэр Эдуард Грэй «что-нибудь предпримет». Только англичанин способен так трогательно верить во всемогущество своих правителей! В конце концов, сэр Эдуард был не всемогущий Бог, а всего лишь мучимый тревогой министр иностранных дел, оказавшийся в весьма затруднительном положении и не имевший единодушной поддержки кабинета. Что же, спрашивается, мог он предпринять? Быть может, надо было в июле заявить напрямик, что, если Франция или Бельгия подвергнутся нападению, Англия не останется в стороне? Так говорят теперь многие, но тогда это прозвучало бы как вызов… Кто мы такие, чтобы судить и выносить приговор? И могут ли народы безоговорочно изображать себя жертвами своих правителей? Ведь хорошо известно, что во всех столицах толпа во все горло требовала войны. И хорошо известно, что самые многолюдные манифестации в защиту мира состоялись в Германии…

Когда пришла весть о том, что во Франции объявлена мобилизация и что немцы перешли бельгийскую границу, Джордж тотчас оставил всякую надежду. Он знал, что одна из основ британской политики – ни в коем случае не допускать, чтобы Антверпен оказался во власти какой-либо великой державы. Этот принцип был установлен еще при королеве Елизавете, а то и раньше. Кто это сказал: «Антверпен – пистолет, нацеленный в висок Англии»? Вся Европа схватилась за оружие, и Англия тоже будет воевать. Невозможное совершилось. Предстоит три месяца резни и всевозможных ужасов. Да, три месяца. Это не может длиться больше. Пожалуй, даже меньше. Конечно, меньше. Разразится грандиозный финансовый крах, и правительства будут вынуждены прекратить драку. Учетная ставка Английского банка уже подскочила до десяти процентов. На углу у Хайд-парка Джордж вскочил в автобус и сел у самой двери.

– Какие новости? – спросил кондуктор.

– Все очень серьезно: во Франции мобилизация.