Встречные жители нам с почтением кланялись, сразу признавая охотников. От расспросов, правда, толку не было, потому что вопрос «где пропали люди» был, по большому счёту, непонятен. В смысле, «где?» Они ж пропали!
Наконец, получили свидетельство от одной застенчивой красавицы с толстенной косой. Она показала дрожащим пальчиком в направлении леса и сказала, что прошлой ночью видела там, среди деревьев, мелькающие силуэты обнажённых девиц. В лунном свете, мол, как днём видно было.
— И сколько их? — спросил я.
— Того не знаю, господин охотник, — пролепетала красавица. Принялась, шевеля губами, загибать пальцы на руке. Загнув последний, посмотрела на меня. — Пять? Или больше…
Любить-обнимать, да тут целый ковен, мать его разэтак. Ладно, чё. Где наша не пропадала.
Поблагодарив за сведения, мы пошли дальше. Но вдруг, у последнего двора, я будто споткнулся. И медленно повернулся к двору.
— Видал? — тут же сказал Захар. — Дятел.
— Дятел, — повторил я.
Технически, это был пацан лет семи-восьми, который сидел на корточках и играл в какую-то детскую игру с камешками. С тонким нюансом: его оппонентом выступал дятел. Он двигал камешки клювом и выглядел, как самый настоящий гроссмейстер.
Если Захара привлекло зрелище, то меня — какое-то странное чувство. Как будто сердце туда потянуло.
Я осторожно приблизился к пацану и присел рядом с ним.
— Здорово, братец. Тебя как звать?
— Никитой, — отозвался пацан, бросив на меня быстрый взгляд.
— Я — Владимир, а мой друг — Захар. Скажи, Никита, как ты это делаешь?
— Камешки? — обрадовался пацан, которому, видать, настолько не хватало партнёров в интеллектуальных развлечениях, что начал играть с дятлом. — Это, дяденька Владимир, очень просто! Восемь светлых камешков выстраиваются вот так. А вот так — восемь чёрных, и…
— Очень интересная игра, — перебил я. — Потом с тобой сыграю обязательно. Но я про дятла спрашиваю. Как ты его приручил?
— Ой, да это вообще просто! — засмеялся Никита. — Надо сделать вот так!
И он пальцем вычертил в воздухе Знак, которого я раньше не видел. Знак засветился бледно-жёлтым. Коснувшись дятла, иссяк.
— Здорово! А где ты такой Знак увидел? — ещё более ласково спросил я.
Никита метнулся в дом, пока дятел думал над ходом. И притащил железяку с ладонь взрослого человека. Обломок. Точнее, осколок такой же пластины, как та, что мы нашли в доме колдуна. На ней был изображён Знак, который чертил пацан.
— Батя в лесу нашёл и отдал мне играть.
— Хорошая вещь, — сказал я, улыбнувшись. Взъерошил Никите волосы. — Не потеряй смотри! И не отдавай никому. Будь здоров, Никита. Ещё увидимся.
Когда мы с Захаром отошли от двора, он спросил:
— И что это всё значит?
— Ну… Во-первых, это значит, что мы нашли нового охотника. И Сила любит его даже сильнее, чем меня. Мне она разово Меч подсунула, а ему без родий позволила Знаком пользоваться. Может, потом своё позволение отзовёт, конечно, чёрт её знает. Пацан-то вряд ли соображает, что с ним произошло, долго расстраиваться не будет. А во-вторых, мы нашли способ наладить связь между охотниками. Надо только определиться, какая порода птиц для этого лучше подходит.
— Ого, — только и сказал Захар.
— Вот тебе и «ого». — Помолчав, я добавил: — Ну и в-третьих. Семья этого пацана, если верить нашему старому доброму другу Лёше, обладает капиталом в двести империалов. И надо бы хорошенько поразузнать, чем эта семья дышит. Если нормальные люди — можно им и помочь обналичить капитал. А если забулдыги какие-то, то пускай пацан железяку пока у себя хранит. Подрастёт — ему пригодится.
— По-онял, — задумчиво протянул Захар.
Так, в задумчивости, и двинулся дальше. Деревня закончилась. Мы вышли на тропинку, ведущую к лесу. Тут Захар вдруг остановился.
— Послушай, Владимир! Ежели правда птиц приручить… Это, выходит, чтобы важную весточку передать, самому никуда ехать не надо? Да ещё и быстрее будет?
— Молодец. Соображаешь. Коммуникации — двигатель прогресса. Скорость коммуникаций — конкурентное преимущество. Если освоим этот Знак, жизнь наладится множественно. Идём, чего встал? Вряд ли русалки сами сюда придут.
— Ох, точно.
Мы снова устремились к лесу.
— Где их искать-то, тех русалок, — тоскливо вздохнул Захар.
— Не поверишь. Там же, где рыбу ищут. В водоёме.
— В каком ещё водоёме?
— Конкретно сейчас — в озере. В лесу, чтоб ты знал, есть озеро. Ходу до него — полторы версты.
— Так девка же сказала, в деревьях! Неужто наврала?
— Почему наврала? Наверняка в деревьях и видела. Только вот деревьев в лесу — до хрена и больше. Не будем же мы каждое обшаривать? А русалки без воды не могут. В болотах не водятся. Речек тут, местные сказали, нет, одни ручейки несерьёзные. Следовательно, нам нужны те деревья, которые у озера.
— Ну и голова у тебя! — Захар посмотрел с восхищением.
— Учись, пока я жив. И запоминай получше, я тебя всю жизнь за ручку водить не собираюсь. В следующий раз население опрашивать сам будешь.
Захар погрустнел.
— Дожить бы ещё, до следующего-то раза. Верно говорят, что русалки насмерть защекотать могут?
— Не знаю, меня не щекотали. И я другую версию слышал. Что мужиков они не щекочут. Получают удовольствие более традиционным способом.
Мы вошли в лес. Вокруг темнело. Захар на глазах становился всё грустнее.
— Да не ссы, — ободрил я. — Помни, что главное для тебя — завалить тварь. Как только это сделаешь, получишь родии. И кости. А уж с ними ранг охотника, считай, у тебя в кармане. Амулеты ты зарядил, меч тебе выдали. Всех делов осталось — русалок найти.
— То есть, она даже и не одна будет, — обречено пробормотал Захар.
— Ну так и ты не один! — Я хлопнул его по плечу. — Давай, живее. Нехорошо заставлять девушек ждать.
Ночь, на наше счастье, выдалась лунной, а к озеру вела тропинка. Координаты аборигены указали вполне конкретно: «У развилки дуб будет горелый, молнией расщепило. Вот, возле того дуба — направо».
Тропинку было видно хорошо. Да и в принципе лес вокруг приятный.