того, что господин Легранд будет пережидать « бурю» у меня дома, так еще и вызовется мыть посуду?! Какое-то чувство нереальности происходящего не желает меня покидать.
– Хорошо. Я вам верю. Тогда дальше…По столице ходят весьма нелестные о вас слухи…но мне вы не кажитесь человеком, который имеет цель напиться до беспамятства, шататься по улицам и праздным местам прожигая свою жизнь и отказываться брать ответственность за собственные поступки.
Несколько минут слышен лишь звук воды. Когда я уже перестаю ждать ответа, Альтан кладет сушиться остальную вымытую им посуду и закрывает кран. Мужчина вытирает вафельным в цветочек полотенцем свои мокрые руки. Мышцы под рубашкой бугрятся. Какие же у него длинные пальцы. Прямо как у пианиста.
– Я польщен, что леди такого обо мне мнения. Но, не знаю, хочет ли моя собеседница узнать правду или оставаться в безопасности?
– Это угроза? – делаю маленький шажочек назад, упираясь взглядом в спокойное лицо гостя.
– Нет. Ни в коем случае. Если леди настаивает, мне остается лишь рассказать все, что ей хочется узнать…но лучше бы она считала ранее сказанное угрозой и не спешила открыть опасное для нее знание, – с улыбкой на губах произносит отстраненно Альтан.
В каком месте тогда это не угроза? Развел тут софистику. Ладно, идем дальше.
– Вы маг? Я могу сказать, что ваши симптомы не были результатом распития спиртного. Хотя они довольно похожи.
Альтан пожимает плечами.
– Я известный в столице пьяница. Разве удивительно встретить с утра старшего сына дома Легранд, которого собственные ноги не держат?
Выхожу из кухни в гостиную следом за мужчиной, снова опустившимся на диван.
– Вы обещали ответить на мои вопросы, но я так и не услышала ничего стоящего.
Я скрещиваю на груди руки.
– Ох, нет, я не обещал. Я сказал, что леди может попробовать.
Стереть бы с его лица эту усмешку!
– Вы просто невозможный!
– Невозможно красивый? Невозможно обаятельный? – вздергивает вверх бровь Альтан Легранд.
Закатываю глаза и раздраженно покидаю гостиную. Очевидно, как день, я ничего не добьюсь своим допросом. В жизни не встречала более наглого и самонадеянного человека. Вести разговор с ним ужасно сложно. И его внешность, увы, совершенно не помогает, а лишь служит фактором отвлечения. Начинаешь даже больше прежнего сердиться: такой красивый и такой бесящий! Где в этом мире справедливость?!
Когда стрелки часов близятся к пяти, я собираюсь и иду в садик за Печенькой. Как ей объяснить присутствие незнакомца в нашей гостиной? До заката еще часа три-четыре. Может, спрятать Альтана в одной из комнат и сказать, чтобы сидел тихо? Нет, как это вообще получится…
– Мама, мама-а…Слышишь?
– А? Что, Печенька?
Мы идем с малышкой за руки по тротуару в сторону нового дома.
– Сегодня Эрика сказала, что мой медведь страшный. Представляешь? Она моя подруга, поэтому я ее спросила, вежливо, в каком месте он страшный. А она сказала, что везде. И теперь мы больше не друзья.
Я натянуто улыбаюсь. Откровенно говоря, эта Эрика права. Но сколько бы новых игрушек я не дарила Пенелопе, даже плюшевых новых медвежат, этого уродца, кажется, ничто не заменит. И чего она так прикипела к нему? Ума не могу приложить.
На подходе к зданию, где располагаются наши апартаменты, я начинаю нервничать.
– Послушай, Печенька. Так получилось, у мамы сейчас гость. Не пугайся, хорошо?
– Дядя Кайл пришел?
– Не-нет, – открываю дверь квартиры ключом и Печенька энергично вбегает внутрь.
Два мира, которым никогда не суждено было столкнуться, встречаются нос к носу.
Альтан, как и прежде сидит на диване, в руках у него книга, обложка мне не видна, длинные ноги в черных брюках закинуты на ближайший пуфик. Очень комфортная и расслабленная поза, не скажешь даже, что этот дом ему не принадлежит. Смотрится человек во всем черном посреди нашей светлой и уютно-пестрой гостиной как чужеродный элемент, каким, по сути, и является.
Услышав шум, мужчина поднимает глаза и замирает. Аналогичная ситуация и с Пенелопой, застывшей посреди комнаты, ее глаза приклеиваются к нежданному гостю.
Воцаряется неловкая тишина.
И если на лице Альтана Легранда удивление, то вот выражение Печеньки меняется стремительно. Шок, вопрос, непонимание и наконец смущение. Пухлые щечки маленькой девочки покрываются румянцем. Подхожу ближе и касаюсь плеча дочери.
– Мама.
– Ммм?
– Кто этот красивый дядя?
Пора бы сказать Пенелопе, что ее шепот мало похож на шепот. Красивый дядя убирает книгу из рук и едва может сдержать смех, чтобы не ранить мою наивную шестилетку и ее хрупкие и нежные чувства.
– Привет. Тебя как зовут? – улыбающийся Альтан, обращающийся лично к Печеньке еще больше заставляет ее смутиться. Она прячется за мою спину.
Клянусь, это впервые, чтобы я видела у своего ребенка такую реакцию. Альтан неловко смотрит на меня и снова пытается расположить к себе малышку. Видимо, ему неловко находится в чужом доме и заставлять ребенка, который здесь живет, боятся. Другой причины следующим событиям я найти не могу.
– А это у тебя кто? Медведь? Какой же он красавчик!
Все кончено.
Этот мужчина покорил сердце моей дочки одной лишь фразой, сам о том не подозревая. Не зная, он ловко подобрал ключик к ее сердцу.
Печенька выходит вперед и протягивает уродца вперед, словно гордая мать.
– Это Джек. А я – Пенелопа.
– О, какое красивое имя. А я Альтан. Можешь звать меня Тан, если хочешь. Ты очень похожа на свою маму.
Что-то в глубине души отзывается, приятно, когда другие люди, особенно малознакомые, относятся к твоему чаду с добротой. А я вижу, что этот мужчина вполне искренен. Да, опыта ему общения с детьми недостает, но держится он хорошо, ибо Печенька, почуяв в госте родственную душу, бегом пересекла комнату, плюхнувшись на соседнее место на диване, посадила рядом Джека и принялась возбужденно вещать историю его жизни.
Не знаю, чего ожидал господин Легран, когда просил у меня постоя, но вряд ли вот этого.
– О-о, значит, Джек летал на драконе?
– Да! На Осинке. Она была такая красная и такая крылатая, а потом вшу-ух, поднялась в небо высоко-высоко! Но Джек не испугался, и я тоже. Только мама боялась. Она вообще у нас трусишка.
– Вот как?
– Да! Я иногда ее пугаю! И она так, хоп, вздрагивает, – Печенька не ограничивается описанием и демонстрирует наглядно на себе, что имеется в виду. – Это смешно!
– Действительно.
– Но я