назад. Брат о том ничего Чаяну не рассказывал: да они о девицах вообще редко когда говорили. Не любил он душу раскрывать перед ним, хоть и кровь одна. Всё обиду забыть не мог, пусть и случилась та беда, что навсегда пустила между ними прохладный ручеёк отчуждения, давным-давно. Когда были они ещё отроками, едва скинувшими детские бесштанные рубахи и сменившими их на порты да косоворотки, как у старших. Да и, чего таить, Чаян сам себя до сих пор винил порой за то, что по его вине Леден таким и стал. Из-за его трусости и робости, которая проявилась тогда так не вовремя. И если бы не решила Морана пощадить Ледена, то и погиб бы он подо льдом, куда провалился на рыбалке. А Чаян не смог его вытащить – ещё и сбежал, напугавшись до спёртого дыхания. Брата так и не нашли в тот день. А после он сам вернулся в детинец таким вот: словно изморозью побитым, в обледеневшей одежде, под которой даже от холода не дрожал, и с таким же отстранённым взглядом. Отец и пускать его на порог не хотел: подумали все, что навь он теперь. Но позвали волхвов – и те сказали, что живой. И неживой одновременно, словно часть его всё ж умерла тогда, осталась где-то в стылой воде реки.
Поутренничав, все, кто на гуляния собирался нынче, отправились к холму: смотреть на девичьи хороводы, любоваться да греться на солнышке. Кто-то надеялся и своё имя в песне особой услышать, хоть девушки всегда старались это скрыть. Да парни всё одно подслушивали, за что порой получали хворостинами по спинам, убегая, если скрыться не удавалось.
Покинули город и Чаян с Леденом, пошли через мост – стороной остёрского становища – через луг, укутанный туманом, рваным и седым, как борода старика. Значит, лето будет хлебородным, щедрым на урожай. Вилась где-то далеко впереди, у границы пала, вереница девушек и женщин, что шли к холму. То и дело доносил ветер обрывки их песен.
Такие же пели сейчас и в остёрском княжестве, да только угощение на праздник там нынче гораздо скромнее, чем здесь. Видел Чаян и кметей из становища: решили среди местных затеряться да тоже развеяться на гулянии. Как бы драк не случилось, коли мужи распознают в них чужаков.
Дорожка бежала-бежала по уже тронутому зыбкой зеленью молодой травы лугу – да и спряталась в приветливом березняке. Эхом разнеслись песни по нему, играя и метясь между влажных от росы белых стволов: словно девушки прятались за каждым, зазывали и обещали нынче нечто волшебное.
Падали с неба искристой пылью, дробясь в тумане, солнечные лучи – и сырые нити его постепенно таяли под их напором. Тропинка забрала в гору: зато и светлее стало, прозрачнее. А на самой вершине высокого и будто срезанного холма уже вовсю чествовали Лелю – девушку, самую пригожую, которую выбрали всем миром для того, чтобы она глаз нынче радовала да об особых обрядах не забывала. Сидела она на скамеечке, окружённая требами: хлебом да писанками – краснела от внимания. Водили вокруг неё хороводы, принимали из рук её венки, свитые из молодых трав. И много кто наблюдал за молодухами, которые чаяли загадать себе в этот день женихов: и парни, жаждущие, чтобы именно на них нынче обратился взор милой сердцу красавицы, и взрослые женщины, уже отгулявшие своё и обретшие семьи.
Среди них увидел Чаян и Елицу. Она стояла под одной из взобравшихся на холм берёз и наблюдала за хороводом – без грусти, только чуть задумчиво. И одета она была сегодня в белёную, расшитую широкими полосами узоров рубаху, в понёву с дорогой шёлковой нитью. На шее её поблескивала гривна с оберегами, переливались нитки стеклянных бус. Бросали колты золотистые блики на её лицо, окаймлённое белым повоем. Пока раздумывал Чаян, подходить к ней или нет, выскочила из круговерти девичьих фигурок Вышемила и опустила ей на голову широкий зелёный венок.
– Да ты что? – рассмеялась княженка. – Разве девица я?
И до того непривычно было видеть её улыбку, что Чаян, уже сделав несколько шагов к ней, встал, рассматривая преобразившееся лицо Елицы, боясь моргать даже, чтобы не упустить теперь из памяти ни одной черты. Как бы сделать так, чтобы и при виде него она тоже улыбалась, а не прятала взгляд, не вздёргивала упрямо подбородок…
– Ничего, скоро будешь совсем как девица, – Вышемила провела кончиками пальцев по её височным кольцам, заставив те прозвенеть тихо и мелодично. – Недолго осталось. А там замуж выйдешь ещё быстрее меня, верно.
Княженка вздохнула, вновь мрачнея. И вдруг повернула голову да взглянула в сторону Чаяна с Леденом, который стоял позади, в тени тонких осин, и тоже на неё смотрел, пытаясь это скрыть. И не видно было, на кого же она всё ж взор обратила: таким быстрым он был. Может, и вовсе мимо. Елица отвернулась сразу и ушла, затерявшись среди гуляющих. Зато Вышемила Ледена увидала и, коротким жестом проведя по знатной своей косе, что, верно, оттягивала ей голову, неспешно пошла к ним. Чаян не стал мешать, зная, что боярышне он вовек не сдался – отправился к реке, надеясь ненароком где Елицу вновь увидеть. Оттуда вернулся на холм: наблюдать, как разжигают праздничный костёр – олелию. И как девушки снова заводят хороводы – теперь уж вокруг него.
Как начало чуть смеркаться, Чаян повернул к городу: нагулялся, хватит. Не встретил он больше нигде Елицы, да и брата не увидел вместе с Вышемилой, которая теперь, верно, и до зари его не отпустит. Ещё долго будет праздновать народ, до утра самого. Будут девушки хороводить вокруг Лели, только в тайном теперь месте, у реки да под месяцем. Будут петь песни-заговоры, замыкая на сердцах имена любых им парней. Такое слышать мужчинам не надобно. А потом станут встречать парни и девушки рассвет – вместе.
В посаде было тихо: кто не гулял, те уже укрылись в домах. В детинце, слоняясь тоскливо, казалось, только стража одна осталась. Чаян забрал из горницы своей оружие и вышел на ристалище: тело, разнежившееся нынче в отдыхе и сытости, требовало разминки. Но не успел он и меч из ножен вынуть, как заметил вдалеке светлое пятнышко женской праздничной рубахи.
Оказалось, то возвращалась Елица с гуляний, зажав в руке венок, что Вышемила на голову ей надела. В золотистых закатных сумерках она казалась сейчас полупрозрачной вилой, что вышла из воды и неведомо как оказалась в детинце. Чаян ещё миг подумал, сомневаясь, стоит ли поддаваться сильному порыву пойти за ней. Девушка уже скрылась в тереме,