заметил, что вернулся его отряд очень разбухшим. Сгружали с лишних телег вещи отроки и незнакомые вовсе кмети. И у нарядной, явно боярской повозки стояла девушка лет семнадцати и осматривалась растерянно, словно терем княжеский видела первый раз.
– То сестра Зимавы – Вышемила, – Елица коротко обернулась на неё. – Спасаться сюда приехала от косляков. Слыхали вы Велеборске, что они снова буянить начали?
Чаян, не переставая разглядывать боярышню, кивнул.
– Слыхал, а как же. Мы с воеводами даже кметей отправили к границам. Поусмирить их немного.
Княжна вскинула брови удивлённо, словно и думать не думала, что он станет за эти земли заступаться. А он всё ждал, что хоть спасибо скажет, но нет – смолчала. Леден одобрительно хлопнул его по плечу и отправился в терем, скользнув ладонью по предплечью Елицы. И то ли померещилось в слишком сильной подозрительности, то ли и правда так было – а напоследок княженка коснулась кончиков его пальцев своими, тонкими, чуть озябшими с дороги.
Боярышня слегка испуганно глянула в их сторону, а после в спину Ледена уставилась, шаг сделала даже за ним, но передумала как будто. И тут выскочила на крыльцо сама Зимава, едва не столкнулась с братом в дверях – отпрыгнула от него, словно от прокажённого – и к сестре кинулась. Они обнялись, едва не расплакавшись. Княгиня что-то строго выговорила Вышемиле, а та лишь голову опустила, как будто оправдываясь.
– Пойдём, провожу тебя малость, Елица, – Чаян улыбнулся княжне.
Та не стала противиться – отвела от него внимательный взор и пошла по тропинке, где скрылись уже челядинки, к женскому терему. Он последовал за ней, невольно любуясь плавной походкой и стройной её невысокой фигуркой. Отчего-то вспомнился тот вечер, как встретил он её недалеко от бани в сумерках – и захотелось вдруг увидеть снова её густые волосы, что даже во мраке явственно мёдом отливали. Пройтись по ним гребнем, пропуская сквозь пальцы… Ещё сильнее будоража, поднимая внутри чувства, словно вихрь песка со дна, обхватил со всех сторон старый сад. Много раз за нынешний день Чаян проходил по нему, да только сейчас по-особенному всё стало. Остро, что аж нос щекотало, пахло здесь набухшими маслянистыми почками, готовыми выпустить молодую листву на свет Дажьбожьего ока, под его ласковую ладонь. И ясно так представилось, как и раньше гуляла по этим дорожкам Елица, будучи ещё юной невестой: до того ладно она смотрелась здесь, словно обнимали её старые яблони, как родную. Чаян моргнул, сбрасывая наваждение – соскучился по ней никак? Давно такого с ним не случалось, чтобы к девице, с которой и пары дней под одной крышей не провёл, так прикипеть.
– И что же, княжна, – спросил он больше для того, чтобы вымести из головы беспокойные мысли, – Ничего вы больше не прознали про Сердце? Снова не знаешь, где искать его теперь?
Елица обернулась, слегка отодвинув платок от щеки, окинула его пытливым взглядом. И снова нахлынуло чувство, будто изучает его, присматривается, решая, как вести себя с ним дальше. От этого и тревожно становилось, и радостно: всё ж не сторонится совсем, не шарахается, как Зимава от Ледена, которого с первого дня невзлюбила.
– Нашли кое-что. Но пока ответов это не прибавило, – она снова отвернулась. – Волхва хочу увидеть. Соловья.
Чаян покивал, услышав знакомое имя здешнего жреца и ведуна. Видел он его всего один раз – да и то издалека, в посаде. Воевода Доброга указал на него и сказал, кто такой. Да пока надобности не случилось его в детинец призывать, хоть и говорили, что на здешнем святилище он самые большие обряды и требы всегда справлял.
– Позовём, коли надо.
Елица остановилась перед крыльцом женского терема. Доносились сюда голоса челядинок из приоткрытого окна в её горнице, где-то слышались шаги – того и гляди какая баба выйдет из-за угла. А пока – никого. Княжна посмотрела на него вопросительно: верно, ждала, что ещё скажет. А он, странное дело, не находил слов, чтобы удержать её здесь ещё на мгновение, хоть и хотел невыносимо.
– Ты отправь кого к Соловью. Пусть завтра поутру приходит. Не вечером. Нехорошо без Дажьбожьего ока такие дела решать.
– Отправлю.
Она кивнула серьёзно и, чуть подобрав подол, начала по лестнице подниматься. Взглянула ещё раз сверху, нахмурив брови – отчего мелькнула между ними едва заметная морщинка. Чаян схватился было за перила – за ней пойти, но так и остался стоять на месте, глядя, как покачиваются под поневой её бёдра и как мелькают аккуратные ступни в мягких сапожках из-под подола при каждом шаге.
– Я рад тебя видеть, Елица, – успел сказать он прежде чем княжна скрылась в тереме.
И едва по лбу себя ладонью не хлопнул – ну чисто мальчишка! Никогда он на слова не скупился, а тут от вида её порой забывал все до единого. А те, что приходили – всё были какими-то глупыми.
Продолжая вздыхать над тем, какой он остолоп, Чаян вернулся в свои – а когда-то княжьи – покои. И едва не споткнулся о порожек, увидев там Зимаву. Да что ж привело её сюда в такой час? Коль хотелось ласки, так и до вечера подождать можно было, хоть слишком часто и негоже с ней видеться.
Княгиня, видно, только пришла: ещё и присесть никуда не успела.
– Здрав будь, Чаян, – улыбнулась скупо – и сразу понятно стало: не миловаться пришла, похоже. – Не здоровались сегодня ещё.
– Здравствуй, Зимава.
Он прошёл дальше и взял со стола кружку, в которую княгиня только что налила свежего ржаного кваса. Мелькнула даже мысль: а вдруг отравит? Но Чаян отпил, радуясь, тому, как прохладная кисловатая влага омывает пересохшее после встречи с Елицей горло – и жестом предложил женщине испить тоже. Она плеснула и себе в кружку.
– Брата своего уйми, будь добр, – сказала совсем уж нелепое и непонятное.
Чаян распоясался и сбросил с плеч свиту, заметив, как жадно скользнула по нему взглядом княгиня.
– А что с Леденом? Он же тихий, что избушка в глуши лесной.
Зимава фыркнула, расслышав насмешку в его словах. Подошла со спины ближе, положила ладони на плечи, мягко разминая, словно устал он, хоть ещё и не успел. Но её забота оказалась приятной: Чаян даже голову запрокинул слегка, ощущая, как лёгкое покалывание разносится по телу.
– А то, что Вышемила покой теряет рядом с ним. Только ведь встретились…
– Так, может, это тебе сестрицу свою унять надо? – он глянул искоса.
Губы Зимавы сжались в жёсткую линию. Она слишком сильно надавила пальцами на мышцу рядом с шеей – и так точно попала, что Чаян аж зашипел от острой боли. Неожиданно.
– Вышемила юная совсем! – Зимава