Никита узнал, что в коммунальной квартире четыре комнаты. Две из них принадлежат сестрам Жене и Лене, а две другие – Анфисе Валентиновне Нехаевой, даме сильно бальзаковского возраста. Одна из комнат сестер выходила окном на проезжую часть, а вторая – как раз во двор, как и окна соседки. Первой я стала рассматривать комнату с прозрачной голубой занавеской. Мне показалось, что именно в ней проживает искомая Женя. Очень аскетичная комнатенка, узенькая металлическая кровать с высокими спинками, застеленная голубеньким атласным покрывалом, какие продают на стихийном рынке китайские торговцы как раз в комплекте со шторами, письменный стол у окна, на нем стакан с карандашами, ноутбук, несколько книг по бухгалтерии. У двери – белый высокий шкаф-колонка, рядом табуретка. Все. Небогато, прямо скажем. От скуки я перевела прицел на соседнее окно, за которым квартировала некая Анфиса Валентиновна. О, вот тут было на что посмотреть, и я даже сперва не обратила внимания на хозяйку, сидевшую в кресле перед настенным телевизором.
Анфиса Валентиновна обожала украшения. Нет, не так – она боготворила каждый кусок китайского пластика, который вешала на шею или вдевала в уши. Судя по их количеству, она не могла равнодушно пройти мимо стойки с бижутерией в магазине, мимо лотков-развалов на рынке, а уж когда в довольно почтенном возрасте открыла для себя Интернет, то любимыми и наиболее часто посещаемыми сайтами стали, естественно, те, что торговали бижутерией. Это я определила по заботливо сложенным в стопку на подоконнике пакетам с логотипами. У Анфисы Валентиновны имелся для хранения ее сокровищ комод с множеством ящиков, выкрашенный в омерзительный розовый цвет. Она, видимо, считала эту расцветку наиболее подходящей для своей обширной коллекции, а потому и угол комнаты, занимаемый комодом, был оформлен в соответствующем стиле – розовые боа свисали с позолоченной рамы зеркала, розовые в мелкий цветочек обои а-ля Прованс. Позолоченные горшки с розовой геранью украшали подоконник задрапированного розовато-золотистой органзой окна. Но меня, конечно, больше всего потрясло украшение, висевшее на шее Анфисы Валентиновны. Это было ожерелье из плоских кусков пластика, которые я издалека сперва приняла за ломтики сервелата, нанизанные на тонкую цепочку. Протерев прицел, я, конечно, поняла свою ошибку, но недоумение долго не покидало меня – более безвкусной, кричащей и аляповатой вещи мне встречать не доводилось. Более того – она была явно не для женщины возраста Анфисы Валентиновны. Однако сюрпризы этого дня на колбасном ожерелье не закончились. Что-то в этом украшении заставило меня напрячь память, и я с ужасом поняла: а ведь именно про это украшение рассказывала Лена, когда описывала встречу с торговкой косметикой! Вряд ли в мире вообще существовало еще одно безвкусное нечто. И тогда все становилось понятно. Женя просто попросила соседку отвлечь внимание Лены. Уж не знаю, как именно, но ведь это факт. И еще… кого-то мне отдаленно напоминала эта странная любительница бижутерного хлама, кого-то очень знакомого, настолько знакомого, что я, кажется, даже голос слышала. Я снова прильнула к прицелу и принялась осматриваться дальше, потом перевела взгляд на второе окно. Довольно просторная комната, очевидно, служила гостиной – судя по дивану с такой пестрой цветочной обивкой, что у меня зарябило в глазах. Обои на стенах оказались под стать дивану, псевдопрованские, как и угол в соседней комнате. Столик на позолоченных ножках, большой торшер с абажуром, два кресла, тоже в цветочек, но почему-то другого оттенка. На столике красовался торт в виде сердца, украшенный ягодами и присыпанный сверху чем-то белым, напомнившим мне почему-то дуст, которым тетя Сара у себя на огороде обрабатывала капусту от гусениц. Меня затошнило.
– Гостей, что ли, ждет? – пробормотала я, представив, что мне придется угощаться этим тортом. Вот уж не приведи бог…
Я снова перевела прицел на соседнее окно – Анфисы Валентиновны в кресле не было, зато она появилась в гостиной, взяла со стола торт и вышла с ним, а через какое-то время вернулась и продолжила просмотр передачи. Я отложила винтовку и села, чтобы немного размять затекшее от лежания на жесткой поверхности тело. Захотелось чая, и я достала термос, заботливо оставленный мне Никитой в рюкзаке. Там же обнаружились две шоколадки и пачка сухих соленых галет. Налив горячую жидкость в кружку, я обхватила ее обеими руками и сделала глоток. По телу побежало тепло. Какой же все-таки у меня отличный телохранитель… Заботливый, как няня, – вон и чай додумался привезти, и термоодеяло купил, и дверь какую-то притащил, и брезент на нее – все, чтобы мне тепло, удобно. Когда успел только?
Бросив взгляд вниз, на улицу, я неожиданно заметила вышедшую из подъезда девушку, а в руках у нее – тот самый тортик с «дустом», что недавно красовался в аляповатой гостиной Анфисы Валентиновны.
– Мать ты моя, в коньках на босу ногу, – ввернула я любимую папину поговорку, – это что же – она их на заказ ваяет?! Какие люди небрезгливые… Фууу…
Допив чай, я снова укуталась одеялом, улеглась на импровизированный топчан и взяла винтовку. Комната Жени по-прежнему была пуста, а Анфиса Валентиновна, похоже, решила подремать и улеглась на заправленную розовым меховым покрывалом кровать. Ничего интересного… Мне тоже хотелось спать, холод все-таки располагает к этому, я теперь хорошо понимала, как замерзают насмерть: просто засыпают, и все. Но мне нельзя, у меня ребенок пропал, я обязана найти ее. Если я этого не сделаю, то не сделает никто.
Рассматривать комнату со спящей женщиной было неинтересно, я немного отвлеклась, отложила винтовку и посмотрела во двор. Тут тоже ничего нового. Вон гуляет с коляской высокая молодуха в красном лыжном комбинезоне, рядом суетится, роет снег носом белый лабрадор, и я почему-то представила, как молодая мамашка со всем этим добром возвращается домой, раздевает ребенка, загоняет в ванну собаку, чтобы помыть ей лапы. А как она справляется с этим в дождь, интересно? Из-за угла вышла старушка в старомодной шубе и каракулевой шапочке, надетой поверх белой ажурной шали, аккуратно, чтобы не поскользнуться, засеменила к подъезду, придерживая двумя руками пластиковую сумочку-контейнер, в которых раньше, во времена моего детства, хорошие хозяйки носили яйца из магазина. Надо же, еще у кого-то сохранилась! У тети Сары такая была, только зеленая, а не розовая.
Во двор въехала машина, я перевела взгляд со старушки на автомобиль и с удивлением увидела, как из-за руля выходит Ираида в какой-то замызганной куртке и клетчатых штанах с вытянутыми коленками – похоже, пижамных. Штаны были заправлены в такие разбитые и разношенные фетровые полусапожки, что я не могла понять, как они до сих пор не развалились и не были подвязаны бинтами, например, как у ходоков к Ленину на картине. Вот уж не думала, что у Ираидки таковые водятся! Выглядела она кошмарно – я взяла винтовку и в прицел увидела макияж двухдневной, как минимум, давности, наклеенные как попало ресницы, свалявшиеся искусственные волосы и вдруг вспомнила, что в таком виде наблюдала ее мельком в какой-то викторине дня три назад, переключая каналы в поисках новостей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});