— Прости.
— Боюсь, что не могу позвать горничную, — усмехнулась она.
— Вот я и заставил тебя улыбнуться.
— У тебя был такой брезгливый вид!
— Боже, я чувствую себя пятнадцатилетним, — вздохнул Макс. — Сейчас все вытру. Хотя вот это пятно на юбке… тут я бессилен.
— Я запихну платье в самую глубину гардероба.
Плутовские искорки заплясали в его глазах.
— Могу помочь раздеться.
— Раздеться?
— Именно.
— И ты готов помочь?
Его голос приобрел вкрадчиво-ласкающие нотки:
— Учтивость и галантность — моя вторая натура.
— А я думала — порок.
— Ах, не верьте пустым сплетням, — манерно произнес он.
— Что ж, из нас двоих один не дилетант.
—Лично я считаю твой статус дилетанта весьма привлекательным.
— А вот я, — призналась Кристина, — нахожу в тебе привлекательным— все. Каждую мелочь.
— Значит, все?
И Макс, не дожидаясь ответа, сбросил рубашку. Неужели не понимает, как невозможно будет прогнать его, хоть раз взглянув на этот мощный торс?
— Твоя очередь, — глухо выговорил он, вытягивая руки вдоль спинки дивана, и она зачарованно наблюдала, как ходят под загорелой кожей упругие мышцы плеч и рук.
Бессознательная демонстрация мужской красоты и силы…
Он продолжал улыбаться, дерзко, дразняще, чувственные глаза источали откровенный призыв.
Макс глянул вниз, словно приглашая ее полюбоваться, и Кристина, проследив за направлением его взгляда, молча любовалась широкой грудью, порослью темных завитков, сужавшихся к пупку, плоским животом в глыбах мускулов, плотью, все еще влажной и блестящей, поднимавшейся из расстегнутой ширинки.
Он знал, что она жаждет большего. Знал.
— У тебя ужасно самодовольная физиономия.
— Просто довольная, дорогая. Я сгораю от нетерпения. Ну же, сними что-нибудь.
— Туфли? — ехидно осведомилась она.
— Для начала сойдет, — добродушно согласился он. — Я тоже сниму свои.
Он расшнуровал ботинки, стащил шерстяные носки и снова растянулся на диване.
— Теперь чулки, дорогая, а потом я расстегну тебе платье.
Его негромкие команды усиливали в ее теле, плавящийся жар, оседавший с будоражащей неизбежностью в ее пульсирующем лоне.
— Почему именно ты всегда отдаешь приказы?
— Привычка.
— А если мне это не нравится? — раскапризничалась Кристина.
— Значит, дольше придется ждать следующего оргазма.
— И ты готов к такому?
— Решать тебе, — мягко напомнил он, опуская глаза вниз, прежде чем снова взглянуть на нее.
— А все твоя надменность!
Макс покачал головой:
— Я здесь только для того, чтобы дать тебе все, что пожелаешь. Но сначала нужно избавиться от испачканного платья.
Про себя он радовался, что страх ее прошел, что она снова прежняя, кокетливая и задорная, готовая вступить в шутливую перебранку.
— Приказывай ты, если хочешь, — предложил он, всеми силами стараясь отвлечь ее от мыслей о муже.
— Словно ты согласен подчиняться!
— Могу попробовать.
Кристина саркастически усмехнулась:
— Ну да, как в Таттоне.
— Я действительно прошу прощения, — улыбнулся он.
— Сколько?
— Сколько тебе нужно?
— Мы говорим об одном и том же?
— Да, если ты немедленно скинешь это платье.
— Ты, случайно, не отдаешь приказы?
— Считай это покорной просьбой.
— Покорной?..
— Покорнейшей.
— Лжец!
Макс с деланной наивностью вытаращил глаза:
— Разве нас обязывали говорить правду?
Кристина ринулась к нему и яростно заколотила в грудь кулачками.
— И это все, на что ты способна? — ухмыльнулся он. Кристина снова размахнулась, но он легко поймал ее руку и удержал.
— Есть лучший способ выпустить пар, дорогая, — хрипловато посоветовал он. — Тебе необходим мой петушок.
На этот раз он не спрашивал разрешения. Просто поднял ее, повернул к себе спиной и быстро расстегнул крючки платья, пока она с нарастающим нетерпением ждала того, что он готовился ей дать.
Макс действовал ловко и уверенно: ему не впервой было раздевать женщин. Мысль, извращенно-возбуждающая, подстегивала ее, словно именно ей выпало получить сокровище его прославленного искусства обольстителя.
— Так-то лучше, — пробормотал он, отшвырнув ее платье и поворачивая лицом к себе. Его взгляд медленно полз по ее затянутой в корсет фигуре.
Ей бы следовало обидеться на его понимающую улыбку, бесстыдную самоуверенность, повелительные манеры, хотя она сомневалась, что его любовниц все это оскорбляло, по крайней мере при виде его внушительной плоти… такой соблазнительной и… о, такой близкой.
— Сними нижнюю юбку и панталоны, чтобы я наконец смог добраться до твоей дырки.
Кристина покраснела, поежившись и от грубого слова, и от резкого тона. И от того, как забилась кровь в ее до боли жаждущем лоне.
— Тебе помочь? — угрожающе-ласково осведомился он. Она молча смотрела на него горящими страстью глазами.
— Поторопись, и я дам тебе это.
Он слегка выпятил бедра: и без того напряженная плоть росла на глазах. Воспламененная этим неотразимым зрелищем, она принялась поспешно развязывать нижние юбки и вскоре встала перед ним в одном белом кружевном корсете.
— У тебя огромные груди, — учтиво объявил он, словно делая комплимент ее умению держать себя.
Тугая шнуровка превращала ее груди в высокие набухающие холмики: кружевные чашечки натянулись под упругой тяжестью.
— А твоя хорошенькая светлая щелка…
Его голос упал до горячего шепота; плоть шевельнулась, и Кристина, остро ощущая его готовность, бессознательно облизнула губы.
— Я не разрешу сосать меня, дорогая. Пока. Придется подождать. Сначала я хочу вогнать в тебя вот это.
Он оттянул свой каменно-твердый фаллос, словно давая ей лучше рассмотреть.
— Покажи, куда ему вонзиться.
Похоть, нерассуждающая похоть обдала ее, и Кристина, уже не различая, кто командует и кто подчиняется, провела ладонью по шелковистому светлому руну. Макс поманил ее пальцем:
— Тащи это ближе.
Кристина мгновенно шагнула к нему, трепеща от возбуждения.
— Тебе нравится, когда я приказываю, что делать? Верно?
― Нет.
Шепот был едва слышным.
— Зато твоей киске нравится. Тебе так не терпится заполучить мой петушок, что из горячей маленькой щелки так и каплет.
Он провел пальцем по горячей беловатой струйке, сбегавшей по внутренней стороне ее бедра. Кристина при каждом прикосновении вздрагивала все сильнее.
— Смотри, — неумолимо потребовал он и, когда она не сразу повиновалась, сжал ее подбородок и насильно нагнул голову. — Ты готова, верно?
Он поднес пальцы к лампе, осветившей крохотные капельки.