— Заявление? — На какой-то момент Тополь замер, будто раздумывая, чем могло ему угрожать это странное слово. — Ты опоздала, милая, документы уже в деле, так что боюсь, твои телодвижения уже ни к чему не приведут, — возразил он. — Послезавтра мне выдадут на руки паспорт, и тогда ты хоть испишись, никуда ты меня отсюда не сдвинешь.
— Зачем же ждать до послезавтра? Не лучше ли покончить со всеми формальностями прямо сейчас?
Неожиданно развернувшись, Загорская скрылась в прихожей, и до слуха Леонида донёсся звук расстёгиваемого чемоданного замка. Беспокойно оглянувшись, словно желая удостовериться, что никто из посторонних за ним не наблюдает, Тополь встал на цыпочки, сделал несколько шагов в сторону прихожей и вытянул шею, пытаясь разглядеть, чем же таким занята Загорская. В следующую секунду его лицо приобрело цвет переспелой вишни: стоя над раскрытым чемоданом с его вещами, Лидия держала паспорт в прозрачной полиэтиленовой обёрточке.
Её собственный документ имел гораздо более респектабельный вид и был обёрнут в добротную кожаную обложку, когда-то очень давно привезённую специально ради этого из Прибалтики. Нельзя сказать, чтобы Леонид завидовал этой пустяковине, вовсе нет, просто вытесненные рельефные узоры на его паспорте смотрелись бы ничуть не хуже, чем на Лидкином, и вообще, подобное украшение, несомненно, задумывалось как исключительно мужская принадлежность кожгалантереи, такая же как портмоне или портсигар.
Сомневаться, чей паспорт Лидка держит в руках, не приходилось: тонкий протёршийся в уголках целлофанчик не оставлял никаких сомнений в том, что вишнёвая корочка принадлежит ему, Леониду Семёновичу Тополю, и никому больше. Мгновенно мелькнув, страшная мысль озарила его сознание, словно разряд электрической молнии: почти двухмесячная задержка документов в паспортном столе, в один день принятое заявление от Лидки и, наконец, паспорт в её руках — не цепь совпадений, а закономерность, заранее просчитанная, выверенная и основанная, несомненно, на старых связях с кем-то из работников ЖЭКа.
Сложив все составляющие вместе, Тополь крупно вздрогнул и, сделав два шага назад, буквально упал на ближайшую табуретку без сил. То, что в графе «прописка» стоит печать о его выписке с прежнего места жительства и нет второй, подтверждающей его местонахождение в квартире у Лидки, было понятно и без слов.
— Бомж… — потрясённо прошептал Тополь, и его глаза наполнились паническим страхом. — Что же мне теперь делать?
Затрепыхавшись, его сердце запрыгало где-то у самого горла, и в голове Тополя пронеслась нелепая мысль, что вот сейчас, в этот самый момент, оно подпрыгнет посильнее и выскочит из груди совсем. И тогда всё кончится. Кончится одним разом, даже не начавшись. От жалости к себе, отчего-то обделённому судьбой гораздо больше, нежели остальные, Тополь прерывисто вздохнул, его горло перехватило острым спазмом, и по всему телу, разлилась волна безумного страха.
— Дарлинг, у меня есть для тебя подарочек. — Выплыв из-за угла, мягкое тело Загорской почти бесшумно переместилось в кухню и застыло напротив Леонида.
— Ты действительно хочешь от меня избавиться? — Понуро опустив голову, он смотрел на босые ноги своей второй половины, втиснутые в открытые аляповатые шлёпанцы с меховыми помпонами. — Отчего ты меня так ненавидишь?
— Оттого, что ты урод, Тополь. — В горле Загорской что-то забулькало, и, даже не глядя в её лицо, Леонид понял, что она смеётся. — Два с половиной года назад, на юге, на курорте, меня угораздило связаться с таким барахлом, как ты. Где была в тот момент моя голова — неясно, но самый главный из всех нас лицемер и ханжа, наш добрый боженька, заставил меня расплатиться за всё сполна.
Тополь поднял голову и удивлённо воззрился на Лидию, а потом перевёл взгляд на иконы, стоящие на полочке у окна, почти под самым потолком. Особенной религиозностью Лидка не отличалась, но чтобы так открыто поносить того, на чей светлый лик она время от времени крестилась?..
— Можешь не хлопать глазами, как молочный телок, и не коситься в угол! Я своё выстрадала, и теперь, когда на нашей с тобой истории поставлен окончательный крест, мне уже всё равно, кто там есть и чего ему от меня нужно. — Она ткнула пальцем куда-то в потолок, где, по её мнению, находился Всевышний. — Уезжая из пансионата, я рассчитывала забыть об этой истории, как о страшном сне, и никогда больше не ворошить эти скверные воспоминания, обогатившие меня на копейку, а состарившие чуть ли не на десять лет. Отделавшись от тебя, я вздохнула спокойно, но ты снова свалился на мою голову как чёрт из табакерки, и моя жизнь снова превратилась в ад, но в гораздо больший, чем прежде. Теперь я не могла развернуться и уехать, а молчала и терпела твои заскоки, потому что ты связал меня по рукам и ногам!
— Неужели у тебя никогда не было ко мне никаких чувств? — Самолюбие Тополя оказалось серьёзно задето. — Когда-то ты не могла оторвать от меня глаз, да и подарки, между прочим из драгоценных металлов, тогда не казались тебе такими уж убогими. Справедливости ради стоит сказать, что у меня остались все чеки на кольца и кулоны, приобретённые мною для тебя в пансионате два с половиной года назад. — Он вздёрнул вверх подбородок, и в его глазах загорелась обида. — Когда я тратился на тебя, я был хорош…
— Лёнька, прекрати себе льстить: для того чтобы принимать твои слюнявые поцелуи, мне приходилось зажмуриваться. Если бы я только могла предположить, во что мне выльются твои подарочки, я бы ни за какие коврижки не приняла от тебя даже медного пятака!
— Может, пятачок тебе и ни к чему, но что-то я не припомню, чтобы ты хоть раз отказалась от изделия из золота. Хорошо ещё, что половину из того, что ты из меня вытянула, я купил не в ювелирном магазине, а в комиссионном, — глубокомысленно изрёк Тополь.
— Что ты сказал?! — Загорская брезгливо сморщилась. — Ты бы ещё догадался в комиссионке прикупить для меня комплектик поношенного нижнего бельишка. Какая гадость! Ну и скопидом же ты, Лёнька!
— А ты дешёвая продажная кукла, — не остался в долгу он.
— Вытряхивайся из моего дома! Сейчас же! И чтобы ноги здесь твоей больше не было! — Швырнув на стол паспорт, Загорская торжественно указала Тополю на дверь.
— Даже не мечтай! — Неожиданно Леонид расслабился, забросил ногу на ногу, и на его лице появилось умиротворённое выражение. — Короткая же у тебя память, Лидка! А что с тобой будет, если я пойду в милицию и заявлю, что полтора года назад ты совершила на меня автомобильный наезд? Что, забыла? Вижу, забы-ы-ыла… — язвительно протянул он. — А вот я не забыл. Я помню. И как ты наехала на меня на своей драндулетке, и как смоталась с места происшествия, не оказав пострадавшему первой медицинской помощи. Я всё помню, ты не думай, — мстительно процедил он.