– Ну что, – Сталин их спрашивает, – полководцы… Все просрали?
Эти ему хором по привычке:
– ТАК ТОЧНО, ТОВАРИЩ ВЕРХОВНЫЙ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИЙ!
Сталин так и сел, хорошо там стул оказался, а то бы прямо на пол.
А в стране черт-те что творится. Половина армии отважно воюет, половина отчаянно драпает. Шпионы пускают сигнальные ракеты, диверсанты режут провода, наши мехкорпуса, лишенные связи, катаются по болотам в поисках врага и уже безвозвратно утопили стотыщ танков. Хрущев с Маленковым переворачивают кровати на даче, остальные члены правительства строчат друг на друга анонимки. Один Молотов, самый грамотный, уже на всех написал и теперь составляет воззвание к советскому народу, как раз колеблется между обращениями «братья и сестры» и «троцкистские сволочи», так и сяк прикидывает.
А дедушка Калинин сладко спит.
И только академик Капица с академиком Сахаровым, спешно поднятые по тревоге, заняты привычным делом – замышляют недоброе…
Сталин отдышался немного, зашел в кабинет, Жукова с Тимошенкой за собой поманил, и тут вертушка звонит. А в вертушке неожиданный голос – генерала Власика.
Я, говорит, извиняюсь, товарищ Сталин, у нас вроде война и все такое, только вот на вашу дачу ворвался товарищ Хрущев, разогнал охрану и теперь с товарищем Маленковым они ломают мебель. Я, говорит, не знаю, то ли вызывать санитаров из психушки, то ли огонь на поражение открывать.
А Хрущев с Маленковым и правда, когда Сталина под кроватью не нашли, стали его под диванами искать, под креслами, потом по шкафам, да так, что все маршальские мундиры порастрепали. Буфет опрокинули, фужеры побили, бутылки, цинандали на пол рекой течет. Носятся по даче, орут – Иосиф Виссарионыч, вылезай, Родина в опасности! Потом догадались, где вождь, ну конечно, в сортире орлом расселся – и туда. Там их Власик и запер ловко, пускай охолонут слегка, пока санитары едут: не разрешил Сталин пальбу на даче открывать, посуду остатнюю пожалел.
Сталин трубку кладет, глаза поднимает на Жукова с Тимошенкой в полном уже обалдении, хочет сказать что-то, и тут еще явление. Вваливаются в дверь Молотов с какими-то бумагами, Каганович с одним листочком и Берия с полной охапкой. Каждый хочет вперед пролезть, поэтому они в дверях застревают – толкаются, сопят, пихают друг друга.
Поглядел Сталин на это все и сказал горько:
– Что за люди – ничего не пойму…
Всякое могло бы случиться после этих отчаянных слов. Но тут Жуков, все-таки не штафирка какая, а полководец, таращился-таращился на охапку бумаг в руках у Берии и понял: это как бы не стратегические планы совсем. «Пристрелю гада», – подумал Жуков пророчески и быстро перехватил инициативу, даром что стоял к Сталину ближе. Вперился в троицу злобным командирским глазом и говорит:
– Что за бардак! Не мешайте воевать!
Сталин прямо как очнулся: смерил Жукова привычным своим ехидным взором и сказал почти даже весело:
– Ну тогда докладывайте, товарищ Жуков!
Жуков докладывает, Тимошенко на карте показывает, Молотов, Каганович и Берия из двери вылезти пытаются, да так, чтобы один другому в бумажки не заглянул случайно. На кунцевскую дачу санитары приехали. В общем, жизнь военная более-менее налаживается. Тут еще Капица позвонил.
– Только тебя не хватало, – Сталин ему в трубку. – Не знаешь, что ли, чем занимаемся.
Капица ему интеллигентно так: не знаю, но догадываюсь. Со своей стороны хочу заявить, что мы тут с Андрей Дмитричем вовсю замышляем недоброе, нам бы только помочь людьми и техникой, и мы тогда ужо.
– Молодец, – Сталин говорит. – Сейчас Берию к тебе пришлю, а то он тут совсем в бумажки зарылся, хе-хе…
Ну и начали воевать полегоньку.
А ведь черт знает, что могло бы выйти.
5. Про жопу
Давным-давно, еще при Сталине, когда в стране порядок был, приходит однажды Сталин на работу. Идет по коридору, прислушивается, как за дверьми там и сям кипит трудовая деятельность: перья скрипят, телефоны звонят, начальники ругаются, графики рисуются, отчеты тоже рисуются, план выполняется, жить становится лучше и веселей.
А Поскребышев к Берии заглядывает и говорит:
– Сталин идет по коридору.
Ему бы с такими новостями к Хрущеву заглядывать, но кто ж знал, как все обернется вскорости. Поскребышев вообще думал, что Сталин вечный. Да все так думали, может, даже академик Капица. Один Сталин так не думал.
Ну, Берия хвать бумажку со стола, из кабинета выскакивает и бегом Сталину навстречу, пока другие не успели, нечего им приставать к вождю со всякой ерундой.
– Доброе утро, Коба! Как здоровье?
– Не дождешься, сукин кот, – Сталин говорит ласково. – Ладно, показывай, чего принес. Небось опять меня в газете «гавнокоманующим» пропечатали? Надо, надо нам что-то делать с институтом корректоров. Так, чтобы один раз и надолго. Чтобы и внукам хватило…
– Да понимаешь, Коба, тут-то все грамотно, без ошибок. Но такое, прямо даже и не знаю, как сказать. Короче, этот твой любимчик академик Капица совсем охренел. Написал тебе на меня донос.
Сталин аж в ладоши прихлопнул от удивления.
– И что пишет?
– Что я дурак!
– Вот это да! – Сталин говорит. – Какая свежая мысль! Ну-ка отдай цидульку, она все-таки мне адресована, верно? Та-ак, дорогой Иосиф Виссарионович… Товарищ Берия совсем не разбирается в физике, но пытается физиками руководить, очень грубо и во… волю… волюнтаристски… Что за слово такое? Я знал когда-то, но забыл.
Берия плечами пожал, говорит, спросить надо, может Хрущев знает.
– Если Хрущев знает, – Сталин ему, – то знает и свинья! Ладно, читаем дальше… Я предлагал товарищу Берии приехать к нам в институт, чтобы я учил его физике, но он в ответ только ругается нехорошими словами… Создалось невыносимое положение, вредное для работы… Берия – как дирижер, который машет палочкой перед оркестром, но не слышит музыки… Не могли бы вы, Иосиф Виссарионович, объяснить товарищу Берии, что он неправ… И это письмо ему покажите, а то он все письма от меня сразу рвет и выбрасывает, не читая… Что, правда выбрасываешь?!
Берия глаза опустил и надулся, как школьник провинившийся.
– Да понимаешь, Коба, ну вот достал он меня. Вот он где у меня.
И рукой по горлу, чтобы понятно было где.
И то ли этот жест навел Сталина на мысль, то ли еще что, только Сталин внимательно так смотрит на Берию, смотрит и тихонько говорит, почти на ухо ему:
– А ведь помру я, Лаврентий, – и жопа тебе.
Берия прямо съежился весь от этих слов. А Сталин уже погромче и поуверенней:
– Точно, Лаврентий, не станет меня – и тебе на другой же день жопа.
– Ну не надо, Коба…
– Жопа, Лаврентий!
Берия лицо руками закрыл, пенсне у него от волнения запотело, поди не поверь, если сам товарищ Сталин пообещал, что он, во-первых, помрет, а во-вторых, тебе после этого жопа.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});