Он мог потребовать свидания с ней, но тогда они обе – Венеция и его мать – узнали бы, что он по ней скучает. Это бы породило несбыточные надежды.
На третий день после их прибытия, когда дворецкий доложил ему, что дамы куда-то отправились гулять – возможно, в какую-то сказочную страну, Лахлан твердо решил, что на этот раз им от него не отделаться. Он укрылся в лесу, недалеко от усадьбы, откуда ему были видны оба выхода. Если они действительно гуляют, то непременно должны будут пройти мимо него, и тогда девушке нелегко будет ускользнуть.
Лахлан чувствовал себя последним дураком. Но в тот момент, когда он решил, что скорее всего конский бальзам ударил ему в голову, дверь кухни приоткрылась и во двор выскользнула Венеция. Значит, они действительно все это время были дома.
С сильно бьющимся сердцем Лахлан начал подкрадываться к девушке сквозь кустарник. Куда это она отправилась одна? Да еще так необычно одетая? Шотландский плед крестьянки, подчеркивая стройность ее фигуры, изящными складками ниспадал с ее плеч и был подпоясан по всем правилам.
Оглядевшись, Венеция набросила на голову край тартана наподобие капюшона и пошла прочь от дома. Она свернула на поле, отделявшее поместье Россов от владений Дунканнона. Лахлан угрожающе прищурил глаза. Ага, она направляется в дом отца! Чтобы найти убежище и попросить домашних помочь ей вернуться в Лондон? Нет, она могла бы и раньше это сделать.
Лахлан колебался, раздумывая, стоит ли ему идти за ней следом. Если люди Дунканнона его узнают, возникнут вопросы о его чудесном воскрешении. Затем непременно к ним в поместье потянутся люди, чтобы выяснить, что происходит. И тогда ему уж точно не удастся сохранить это дело в секрете.
И все же он не должен позволить ей одной идти в Брейдмур. Это опасно. Она может напороться на каких-нибудь мужланов, которые не знают, кто она такая. Только ему надо соблюдать осторожность, прячась за деревьями и избегая людных мест.
Так он размышлял, тайком пробираясь вслед за девушкой.
Не зная, что ее ждет, Венеция перешла мост над выжженной полосой земли, отделявшей поместье Лахлана от владений ее отца. Она просила леди Росс отвезти ее, но женщина опасалась, что кто-нибудь может узнать девушку.
Венеция считала, что это маловероятно, поскольку много лет здесь не появлялась. Но на всякий случай у одной из служанок она одолжила крестьянский наряд. Ей хотелось узнать, что произошло там за время ее отсутствия. В особенности после того, как Лахлан рассказал ей о сожжении домов.
Лахлан! Нет, ей не следует думать о нем. За эти три дня разлуки она слишком сильно по нему скучала… и поняла, что скорее всего «слишком много прочла» в его поцелуях и ласках. Он иногда заезжал в усадьбу, но ни разу не попросил о встрече. Он, правда, спрашивал о ней у дворецкого, но, не получив вразумительного ответа, воспринимал это спокойно, словно его расспросы были вызваны исключительно вежливостью.
Его мама сказала, что гордость не позволяет Лахлану показать, что он проявляет к ней интерес, Венеция хотела бы ей верить, но уже начала терять надежду. Теперь папа уже получил письмо Лахлана и едет в Шотландию. Если Лахлан так и не уступит…
Сердце сжалось в груди. Как может она осуждать Лахлана за то, что он не желает жениться на дочери человека, разорившего его соотечественников? Именно так люди в Росскрейге воспринимали ее отца. Считая ее кузиной Росса, они при ней свободно обсуждали то, как граф позволял своему управляющему Маккинли с неимоверной жестокостью сгонять людей с земли.
И теперь, вновь оказавшись на земле Брейдмура, Венеция увидела результаты проведенных преобразований: здесь не было сожженных домов, но они вполне могли быть здесь. Из двадцати двух домов арендаторов только четыре оказались заселенными. Видимо, овцеводами.
Что случилось с тем краснолицым фермером, выращивавшим картошку, который часто давал ей покататься на своей рабочей лошадке, когда она была ребенком. Где та беззубая старушка, которая каждый божий день сидела перед розовым домиком за прялкой?
Исчезли, сгинули без следа. Никого из них нет. Слезы ручьями катились по щекам Венеции. Только в соседнем поместье кипела жизнь. Члены клана Россов возделывали землю, мастерили винные бочки и обслуживали винокурни. Женщины занимались стиркой, пока их дети играли и собирали вереск. Лахлан боролся за то, чтобы удержать людей на земле, в своих домах, обеспечить их всем необходимым, даже если придется ради этого рисковать жизнью.
Теперь, когда она узнала, почему он совершил это дурацкое похищение, было невыносимо стыдно вспоминать, какими оскорблениями она его осыпала. В особенности после того, как увидела отцовские земли, покоившиеся в гробовой тишине, нарушаемой только блеянием овец.
Венеция вытерла слезы, застилавшие ей глаза. Шевиотовые овцы бродят повсюду, они заполонили все пастбища, топтались на каждом холме. Они паслись даже в узком, заросшем травой ущелье на границе их владений, где Лахлан любил ловить рыбу.
Неужели нужно у нее отнять даже этот крошечный кусочек детства? Ярость охватила девушку, и она принялась разгонять овец, пытаясь заставить их уйти из ущелья, но они только отбежали на несколько футов и снова уткнулись в траву.
– В этом нет никакого смысла, – услышала она позади себя чей-то низкий голос. – Даже если вы выгоните их из этого ущелья, они уйдут в другое. В любом случае это не их вина, верно?
Сердце в ее груди, сжалось, когда она, обернувшись, увидела Лахлана. Он наблюдал за ней, прислонясь к тому самому корявому дубу, который ему так нравился в детстве. Со взъерошенными волосами, в грязных рабочих брюках, он выглядел точно так, как шестнадцать лет назад. Венеции захотелось броситься в его объятия.
Она едва не расплакалась. Он больше не был восхитительно своенравным Лахланом времен ее детства.
– Да, овцы в этом не виноваты, – сказала она, полная мрачных предчувствий. – Но моей вины в этом тоже нет.
Лахлан оттолкнулся от дерева.
– Я не говорил, что обвиняю вас.
– Вам не следовало сюда приходить. Кто-нибудь может вас увидеть.
Он пожал плечами:
– Кто-нибудь мог увидеть и вас, но это не помешало вам бродить здесь.
– Вы все это время следили за мной?
– Да.
– Зачем?
Вопрос, похоже, смутил его.
– Просто так.
Венеции захотелось закричать во весь голос. Он преследовал ее и теперь не может сказать зачем?
– Прекрасно, – сказала она, поднимаясь на холм позади домов.
Он легко догнал ее.
– Вам не следует бродить одной.
– Я не одна. – Венеция подобрала юбки и ускорила шаг. – Мне составляют компанию овцы.
На вершине холма она остановилась и посмотрела на Лахлана.