Тимура. Вряд ли я сюда вернусь. После всех слов и после такой реакции. Он не простит и не поймет. А мне останется только собрать себя по кускам и как-то существовать дальше.
«Невеста» – да, подсознание иногда умеет выкинуть очень жестокие моменты из жизни. Два дня назад невеста, сегодня прокаженная.
Доплелась до остановки, и сразу же подъехал нужный транспорт. Даже посчастливилось присесть. За окном маячил его дом. Сердце надрывно взвыло. Словно не желало уезжать. Всеми силами цеплялось за место, где был он.
Мне оставалось только мысленно твердить, что я сделала все, что могла. Рассказала и объяснила. Не было больше сил слушать его обвинения, которые камнями падали на сердце.
Снова внутри поднимался страх при виде моего дома. Это ненормальная реакция на свое же жилье, но последние события не оставили выбора.
В подъезде было тихо. Ни грохочущей музыки, ни орущей толпы. Все чувства обострились до предела и отвлекли от внутренних разрушений. Осторожно прокралась к входной двери. Пол под ногами не разверзся. Дверь не превратилась в портал и не утянула меня в преисподнюю. Все. Было. Тихо.
Осторожно открыла дверь и прошмыгнула в коридор. Ощущение было такое, что в квартире давно никого не было. Не было стойкого запаха курева, как в последних моих воспоминаниях. На столе лежал толстый слой пыли.
Внутри царапнуло плохое предчувствие. Куда делся брат, и что с ним случилось за то время, пока меня не было? Он же после того удара не звонил и не давал о себе знать. А когда мы забирали вещи, я пыталась сделать все быстро и не обратила внимания на состояние квартиры.
А вдруг с ним что-то случилось? Решила спуститься к соседке. Она уж точно была в курсе передвижений каждого жителя не то, что подъезда, а дома.
Соседка открыла после второго звонка. Как всегда, укутанная в шаль, с чепчиком на голове, который надежно прятал седые кудряшки и с пенсне в руках.
– А-а-а-а, проскрипел старческий голос, – Никуша. Давно я тебя не видела. Где-то была? Уезжала?
На мгновение прикрыла глаза, чтобы не выдать ту потерянность, которая норовила меня похоронить под собой.
– Да, Ангелина Рудиковна, уезжала. У мамы была, она в санатории.
– Санаторий это прекрасно. Свежий воздух. Лес. Птички поют. Готовить не надо, убираться не надо. Сказка.
– Ангелина Рудиковна, – поторопилась привлечь внимание, пока соседка не пустилась в воспоминания, – а вы Сашу давно видели?
– Сашу? Братца что ли, твоего?
Кивнула.
– Так это, – соседка задумалась, и ее взгляд рассредоточился, – хм, что-то и не упомню. Кажется больше недели назад. Заезжал с каким-то парнем и уехали минут через пять. Точно. Я ещё поразилась, что в последнее время у вас тихо слишком. А оно вона чё. Вы все разъехались, оказыца.
– Ага, разъехались, – повторила за ней, – спасибо.
– Так это…
– Побежала, а то голодная после учебы. Спасибо вам.
– Так давай я тебя накормлю, Никуша.
Но желания оставаться с соседкой у меня не было. Я и так сдерживалась из последних сил. Грудь уже налилась свинцом, а в глазах застыли слезы, готовые вылиться в любой миг.
Мне нужно было пожалеть себя. Наедине. Погрустить о несбывшемся счастье. Оплакать расставание с любимым человеком.
Каждый вдох отдавался болью во всем теле. Будто постарела вмиг и не хотела идти дальше. Снова сражаться за следующий рассвет. Переживать каждый полутон боли и страха. Проходить через ад.
Не было сил даже чтобы раздеться. Легла на кровать и вперила взгляд в стену напротив. Сердце стучало… медленно и тихо. Вдохи хрипом входили в легкие. Глаза жгло от непролитых слез. Внутри все дрожало.
– Главное это пережить.
Сама не заметила, как начала шептать какие-то слова. Пыталась успокоить свое рыдающее тело. Я уже не сдерживалась и содрогалась от рыданий. Прикусывала костяшки. Пыталась унять всхлипы. Но все было тщетно. Тогда я разваливалась и не спешила собираться воедино. Превращалась в мириады осколков в своей собственной вселенной. Не было мыслей. Больше не было…
В ушах стоял шум. Ледяные иглы вонзались в ещё теплую плоть. Я заставляла себя выжить… заставляла утром открывать глаза.
Ходила в универ, и каждый раз вздрагивала, когда в толпе видела, казалось бы, знакомый силуэт. Пару раз даже ловила себя на том, что иду к человеку, который отдаленно похож на Тимошина.
Каждый день совершала привычные действия. Робот. Не человек. Закрыла чувства на семь замков и просто ждала, когда боль утихнет. Когда не будет рвать меня на части и разбрасывать ошметки.
Сердце продолжало биться. Вокруг все шло своим чередом. Учеба, дом, работа. Только я становилась другой.
Тимур за все это время так и не появился на парах. Да, я до одури боялась встретиться с ним глазами. Не увидеть больше в них того тепла, которое мне дарили. Корила себя за то, что сначала я пришла к Артему. Но время уже нельзя было вернуть. Нельзя было исправить то, что сделано раньше. И жизнь мы, к сожалению, не в силах переписать заново. Просто вычеркнув ненужное.
Все вокруг казалось серым. Сквозь призму боли не прорывались цвета. Как в замедленной съемке тянулись минуты, и мне казалось, что прошло всего несколько часов с той страшной ссоры. С того момента, когда Тимур сказал мне убраться из его жизни.
Даже не понимала до конца, винить его в такой черствости или принять его правду. Просыпалась посреди ночи оттого, что рыдаю и вся подушка уже влажная от моих слез. Там, в моих снах, у нас все было хорошо. Мы ещё были.
На пути к палате в одно из моих дежурств позвонил Артем. Желания разговаривать не было, но я напомнила себе, что играю теперь не последнюю роль в деле Тимура.
– Привет.
Даже не могла представить, что мой голос мог бы звучать хуже. Скрип. Хрип. А можно описать его тысячью слов, из которых не будет ни одного приятного.
– Привет, красавица. Что с голосом? Болеешь? Кашляешь?
На меня градом посыпались вопросы, и я прикусила губу, чтобы наружу не вырвался горький