на все это; она чувствовала, что готова вынести практически все. Просто ей казалось, что на таких мероприятиях лучше появляться не одной, если есть возможность. Кто-нибудь увидит тебя на выходе и неправильно поймет. И вообще, это во вкусе Иокасты. Всякие фрики. «Человеческая изобретательность – вот на что сделай упор, – сказал ей Кейт. – Бесконечное разнообразие, все такое».
Коллекция размещалась в двух обычных комнатах полицейского участка, и это было первое, что поразило Ренни: заурядность помещения. Квадратные, без отличительных черт, казенные серые стены; как на почте. Полицейский, который сопровождал их, был молодой, с блестящими глазами, увлеченный работой, пока. Он все повторял: «Как вы думаете, вот что с этим можно было делать? А это, взгляните, – как это можно использовать?»
Ренни прошла мимо стендов с плетками и резиновыми наручниками без трепета. Она вела записи.
– Как пишется «вибратор»? – спросила она полицейского. – С двумя «т» или одной?
Тот ответил:
– Не знаю.
– Наверное, с одной, как мотор, – решила Ренни.
Иокаста сказала, что все это выглядит как-то технически и что теперь она понимает, почему первые БДСМ-журналы-в-пленке, до появления секс-шопов, продавались в строительных мастерских. Полицейский ответил, что не подозревал об этом. Он открыл один из шкафов и достал оттуда предмет, назначение которого осталось неясным даже полиции. Устройство напоминало игрушечного робота – полировщика пола, только с прикрепленным к ручке простейшим фаллоимитатором. При включении в розетку штуковина начинала носиться по полу, а ручка-член яростно моталась вверх-вниз.
– А это для чего? – с интересом спросила Иокаста.
– Спросите что-нибудь полегче, – ответил их «гид». – Слишком короткий для позиции стоя, сесть сверху – места не хватает. И он носится с такой скоростью, что фиг-два догонишь. У нас тут пари с ребятами. Тот, кто предложит самую правдоподобную версию его применения – только чтобы от смеха не лопнуть, – получит сотню.
– Может, это для озабоченных карликов, – предположила Иокаста.
– А может, полиция перемудрила? – сказала Ренни. – Может, это и правда полировщик, просто ручка странная. Смотрите, в следующем рейде не арестуйте тостеры, а заодно и всю «Дженерал электрик».
– Пятьдесят процентов смертельных случаев происходит дома, и мы знаем почему, – сказала Иокаста.
Полицейскому явно не нравилось, что они потешаются. Он посмотрел на них осуждающе. Потом повел их в третью комнату, с полной светоизоляцией и проектором в углу. Сначала он показал им несколько коротких видео – женщина с собакой, женщина со свиньей, женщина с ослом. Ренни смотрела отстраненно. Была пара сцен насилия, одну женщину душили во время акта, другой партнер в нацистской форме отрезáл соски, но Ренни не верила, что это по-настоящему, наверняка кетчуп и прочее.
– А это наш роскошный десерт, – произнес полицейский.
На видео женская промежность и часть бедер. Это негритянка. Ноги чуть раздвинуты, между ними обычные волосы, обычная набухшая красно-розовая плоть. Все неподвижно. Потом между ног показывается что-то маленькое, серое, влажное, смешно тыкается. Это голова крысы. Ренни чувствует, как то, что она принимала за реальность, расползается, обнажая бездну. Она думает, может, и это нормально, просто нам раньше не говорили?
Она не успевает выбежать из комнаты. Ее вырывает прямо на ботинки парня.
– Простите, – говорит она, но он, кажется, не сердится.
Оно похлопал ее по спине, словно она с честью прошла испытание, взял за руку и вывел из темной комнаты. Он не взглянул на свои ботинки, из деликатности.
– Я знал, что это штука вас проймет, – сказал он. – Многие женщины так реагируют. Но посмотрите с другой стороны – по крайней мере, педикам это не грозит.
– Мозги бы тебе прополоскать, – сказала Иокаста, а Ренни заметила, что, пожалуй, им пора идти. Она поблагодарила полицейского за сотрудничество. Он был недоволен – не из-за ботинок, а из-за слов Иокасты.
– Я не буду писать статью, – сказала Ренни Кейту.
– Это почему? – спросил он, явно с досадой.
– Не мое это, – сказала она. – Я лучше продолжу про стиль жизни.
– Может, это тоже стиль жизни!
Ренни решила, что есть вещи, о которых не стоит узнавать больше, чем знал до сих пор. В большинстве случаев поверхность приятнее глубины. Она написала статью о возвращении моды на ангорские свитера, потом другую, о производстве трикотажа «под ручную вязку». Это ее умиротворило. Она бы даже написала речь в защиту тривиальных вещей.
Несколько недель после этого ей было неприятно заниматься любовью с Джейком. Она не хотела, чтобы он неожиданно хватал ее сзади, ей не нравилось, когда он бросал ее на кровать или держал так, что она не могла пошевелиться. Ей не удавалось убедить себя, что это лишь игра. Теперь она чувствовала, что в определенном смысле, хотя они никогда об этом не упоминали, он думал о ней, как о противнике.
– Пожалуйста, не надо больше так делать, – сказала она. – Хотя бы какое-то время.
Ренни не хотела бояться мужчин и хотела, чтобы Джейк объяснил ей, почему не надо их бояться.
– Ты вроде сказала, что все нормально, пока ты мне доверяешь, – сказал он. – Или ты мне не доверяешь?
– Дело не в тебе, – ответила Ренни. – И не в доверии к тебе.
– Тогда в чем же?
– Не знаю. В последнее время у меня такое ощущение, что меня используют. Впрочем, я не тебя имею в виду.
– В качестве чего? – спросил он.
Ренни подумала и ответила:
– Сырого материала.
Позже она спросила Джейка:
– Если бы у меня во влагалище была крыса, ты бы возбудился?
– Мертвая или живая?
– Кто, я или крыса?
– Фу, – сказал он. – Ты говоришь, как моя мать. Ей не дает покоя мысль о пыли у меня под кроватью.
– Я серьезно, – сказала Ренни.
– Слушай, хватит приставать ко мне со всякими психозами. Я что, по-твоему, извращенец какой-то? Думаешь, большинство мужиков такие?
Она сказала, нет.
* * *
– Я познакомилась с Полом в Майами, – сказала Лора. – Сначала он сказал, что торгует недвижимостью. Я была там с одним чуваком, с Гарри мы уже расстались, и когда в выходные была возможность куда-то прокатиться, я не отказывалась. Не из-за секса, я бы с радостью сделала так, чтобы ни один мужик ко мне больше не притронулся, так я себя тогда чувствовала. С Гарри особых восторгов я не ощущала, больше походило на хождение через вращающуюся дверь, по кругу, пока наконец не поймешь в чем хитрость, и стоит чихнуть, как все заканчивается, только простыни надо постирать.
Может, мне этого и хотелось, чтобы я сама выбирала, да или нет. Может, я думала, что если слишком полюблю это дело, то уже не выберусь. Мне нравилось думать: пошел ты, козел, на кой хрен ты мне сдался, захочу – повернусь на 180 градусов и поминай как звали, а в дураках останешься ты. Мне казалось, женщина просто позволяет мужчинам делать это с тобой. Причем, сдается мне, большинству мужчин это тоже не особо нравится. Просто так полагается, вот и все.
Знаешь, наверное,