Читать интересную книгу Русский закал - Андрей Дышев

– Нет! – ответила она, пряча автомат за спиной. – Я сказала, что понесу его сама! И не вздумай отобрать силой, я такие штучки очень не люблю.

Пришлось уступить даме.

Туман таял прямо на глазах, и едва мы закончили завтрак, как обнажилась далекая земля. Мы сложили вещи, упаковали рюкзаки и в последний раз взглянули на Пяндж.

Рамазанов, а следом за ним Валери уже пошли к контрфорсу, как мне приспичило, и я зашел за скалу, встал перед сугробом и принялся рисовать на нем кольца.

Я слышал, как Валери звала меня. Я уже был готов догнать ее, как мой взгляд упал на маленький желтый предмет, втоптанный каблуком в землю. Я поднял его. Это был фильтр от сигареты.

Лучше бы я нашел курительную трубку, подумал я, догоняя Валери, которая шла за адвокатом, как конвоир.

Ледяной ветер шлифовал спину контрфорса с такой силой, что мы едва передвигали ноги. Солнце скрылось в тумане, температура резко упала, и наши свитера и жилетки совсем перестали хранить тепло. Меня и адвоката еще кое-как прикрывали со спины рюкзаки. Валери же могла согреваться лишь «калашниковым». Она согнулась едва ли не вдвое, натянула рукава свитера на пальцы, прижала руки к груди, втянула голову по самые уши в ворот, но, похоже, это мало ей помогло. Под порывами ветра она шаталась, словно былинка, и порой шла в опасной близости от края обрыва.

Я остановился, снял рюкзак, вытащил из него курточку, в которой прилетел в Душанбе, и быстро догнал Валери.

– Надень! – крикнул я.

Она скованными движениями стала искать рукава; автомат мешал ей, и я взялся за ствол, но Валери дернула оружие на себя:

– Не трогай! Я сама!

– Не сходи с ума! Верну я тебе твою игрушку!

Валери все же поставила «калашников» между ног, надела курточку прямо поверх жилетки и сразу утонула в ней. Я застегнул «молнию».

– Теплее?

Она кивнула, закинула ремень автомата на плечо и пошла дальше. Теперь я старался держаться рядом с ней, хотя идти по узкому гребню контрфорса вдвоем было нелегко. Рамазанов снова стал удаляться от нас. Я старался все время держать его в поле зрения и время от времени оборачивался назад.

– Что ты там высматриваешь? – громко спросила Валери, перекрикивая завывание ветра.

– Ничего не высматриваю, – ответил я. – Это от холода шея выворачивается.

– Чего это он так рванул? – Валери кивнула в сторону адвоката. – Надеюсь, ты не показал ему точно, где спрятаны мешки?

– А что?

– Он очень хитрый человек.

– Я это заметил. Но вряд ли хитрее тебя.

Валери взглянула на меня. Над воротником куртки выглядывали только ее слезящиеся от ветра глаза.

– Это точно.

– А где ты научилась так ловко обращаться с автоматом? В женском лицее?

– Нет! В школе, на уроках по энвэпэ! Я разбирала и собирала автомат быстрее мальчишек в нашем классе.

– А стреляла когда-нибудь?

– Стреляла.

– По мишеням?

– И по мишеням тоже. Кирилл, а когда у нас будет привал?

– Ты устала?

– Не столько устала, как замерзла. Я теплолюбивый зверек. Я люблю зной, сельву, теплые реки, душные ночи…

– То, что ты любишь, – для меня несбыточная мечта.

– Это – несбыточная мечта? – Она снова посмотрела на меня и фыркнула. – Господи, какие же мужики пошли приземленные! Такую ерунду назвать несбыточной мечтой! Да полет на Луну ты не должен называть несбыточным! Человек может все, если только очень захочет. Один смотрит на вершину горы и говорит: она прекрасна, только я все равно никогда не поднимусь на нее. А другой молча копит деньги, тренируется многие годы, потом покупает снаряжение и покоряет вершину.

– А не надорвется по пути к несбыточной цели твой герой?

– Лучше ставить перед собой несбыточные цели и идти к ним, чем не делать того, что можно сделать элементарно.

– Ты все цели достигла, которые ставила перед собой?

– Целей слишком много, а живу я на свете еще слишком мало. Кирилл, нет ничего вреднее статистики: сколько целей запланировано, сколько выполнено, сколько перевыполнено… В самом продвижении к ним мы переделываем себя так, как нам этого хочется, меняется сама наша суть – даже независимо от конечного результата.

– Значит, тебя интересует не столько сам порошок, как его поиски?

Она поморщилась:

– Что ты! Что ты! Порошок – это не цель. Нельзя ставить целью даже очень выгодный товар. Это пошло и мелко. Цель намного выше, Кирилл. И тебе она не видна.

– Смысл! – крикнул я. – Я не понимаю, в чем смысл всех твоих телодвижений! Ради чего тогда ты надрываешься здесь, мерзнешь, рискуешь собой и своим здоровьем? Ведь не ради меня и придуманной тобой яхты!

– Когда не знаешь цели, не видишь и смысла.

– Не вижу, милая, и потому, что среди вас только у меня нет цели. Адвокат хочет стать богатым и уехать за границу, так он, во всяком случае, утверждает. Твоя цель вообще звездная, невооруженным взглядом не различишь. И только я иду вместе с вами непонятно зачем.

– Разве тебе не хочется стать богатым, купить яхту и совершить на ней кругосветное путешествие?

– Хочется, но к этой цели я либо не пойду совсем, потому как она не стоит того, чтобы посвящать ей всю свою жизнь, либо пойду иным путем, не обманывая, не убивая и не воруя.

– Ты прав, – ответила Валери, и взгляд ее потух. – Эта цель не для тебя. Если ты уже прицениваешься, а стоит ли она всей моей жизни, то лучше сразу похоронить ее и придавить сверху могильной плитой. – Она недолго помолчала. – Сама по себе жизнь, Кирилл, не стоит ничего. Она лишь средство для достижения цели. Если ты этого не поймешь, то вряд ли станешь счастливым человеком.

– Чья жизнь? – переспросил я. – Чья жизнь – средство для достижения своей цели? Своя или чужая?.. Я хочу, чтобы ты хорошо разобралась и в этом вопросе. Пока я вижу, что ты успешно пользуешься услугами совсем чужих для тебя людей.

– Я даю намного больше, чем беру, – ответила она. – Неужели ты этого не заметил?

Я обнял ее. Автоматный приклад, правда, мешал мне сделать это более нежно, но мой жест погасил едва ли не вспыхнувшую в сердце девушки обиду. Мы брели вверх, налегая грудью на поток ветра. Мы отдыхали и молчали – говорить на ветру было трудно. Валери часто и тяжело дышала, нездоровый румянец разлился по ее щекам, под глазами легли тени. Наверное, она страдала от «горняшки», элементарной гипоксии, когда человеку, поднявшемуся в горы, не хватает кислорода.

К полудню погода резко изменилась. Ветер стал затихать, небо очистилось от тумана, и над нами снова засияло ярило. Уже через несколько минут нам стало жарко. Я разделся до пояса и накинул на себя жилетку, чтобы не натирать плечи лямками. Валери, продрогнув до самых костей, еще долго оставалась в моей куртке, словно никак не могла согреться.

Беспощадное солнце, казалось, прожигает кожу насквозь, и я скоро пожалел, что так необдуманно подставил ему свое тело, пусть даже и привыкшее к жарким лучам. Сначала я чувствовал легкое покалывание на коже рук, и это доставляло мне удовольствие. Когда же мое лицо покраснело, по образному выражению Валери, как задница у гиббона, и стало стягиваться, как хлопковая майка после стирки, я понял, что заработал банальный солнечный ожог энной степени.

Под нашими ногами неожиданно захрустел снежный наст. Мы вышли на ледник. Раздеваясь на ходу, Валери кричала от восторга:

– Нет, ты когда-нибудь видел такое – кругом снег, а мне ничуть не холодно!

Учась на моих ошибках, она надела на голову кепи, сдвинув козырек на самый лоб, и поверх майки с короткими рукавами накинула мою куртку. Адвокат был далеко впереди. Он шел по леднику как заведенный, не останавливаясь и не оглядываясь.

Белый свет слепил нас, как тысячи мощных юпитеров, направленных прямо в глаза. Рамазанов, готовясь к переходу через горы, забыл про очки. Точнее, он не подумал о том, что они могут пригодиться, и теперь предоставил нам всем возможность заполучить ожог сетчатки.

Неожиданно Рамазанов остановился, свернул в сторону, сделал несколько шагов и, повернувшись к нам, махнул рукой.

– Чего это он семафорит? – спросила Валери, глядя сквозь растопыренные пальцы, как через очки.

Когда мы подошли ближе, оказалось, что адвокат едва не свалился в ледовую трещину, оказавшуюся на его пути. Трещина была жуткая, и в ее темно-голубой утробе долго не затихал звук падающей льдинки, которую кинула Валери.

– Кажется, пришла пора воспользоваться веревкой, – сказал адвокат.

– Вы собираетесь повязать нас, Низами Султанович? – спросила Валери, когда Рамазанов извлек из своего рюкзака моток веревки и принялся разматывать его. Один конец он повязал вокруг своего пояса, подергал, проверяя узел на прочность, второй конец протянул мне.

– А я буду посредине прыгать, как через скакалку? – Валери попыталась изобразить то, что она только что придумала, но поскользнулась и растянулась на твердом и укатанном, как асфальт, снегу.