Анна взглянула на громадный камин, над которым висела картина. От дыма и копоти могут поблекнуть краски. Надо непременно сказать Лоренцо, чтобы он выбрал для нее другое место. Такое полотно надо хранить как зеницу ока. Истинный шедевр живописного искусства!
С умилением рассматривала Анна лицо Зефира на полотне. Ведь это Джулиано! Да, нет никаких сомнений! Каждая прядь волос, блеск глаз – все это черты Джулиано. Как точно изобразил его Боттичелли! С какой нежностью Зефир держит в своих руках Флору, обвивающую ногами его тело, словно не желая отпускать. Флора…
Анна остолбенела. Этого не может быть! Не показалось ли? Нет, это немыслимо! Тряхнув головой, она протерла глаза и еще раз посмотрела на лицо богини цветов, парящей с Зефиром в воздухе. Господи! Ведь это она'. Ее лицо смотрит на нее в эту минуту, оно навеки останется на холсте, пережив столетия! У Венеры – ее тело, а у Флоры – ее лицо, лицо Анны Нимейер из Гамбурга.
У нее закружилась голова. Невероятно! Анна знала каждый штрих в этой картине, часами простаивая перед ней в Уффици, подолгу изучала подлинник, видела многочисленные репродукции в книгах и на открытках. Однако ей никогда не приходило в голову, что Флора так на нее похожа.
Анна совсем запуталась, не веря собственным глазам и с трудом подавляя в себе истерический смех. Как можно представить себя на портрете XV века? Это какое-то безумие.
– Удивлены? – спросил насмешливый голос за ее спиной. – Или испуганы? Художник угадал то, о чем вы даже не подозревали?
– Ни то, ни другое, – не оборачиваясь, холодно ответила Анна. Она не хотела, чтобы Козимо видел ее лицо. Он был слишком проницателен, чтобы, глядя на нее, убедиться в своей правоте. Она не желала его триумфа. И незачем ей обсуждать с ним эту картину. – Я восхищена тем, как изображена Венера, как выписаны розы, словно чувствуешь их аромат. Вы не находите?
– Вы разбираетесь в живописи? – вместо ответа спросил Козимо. В его голосе не было насмешки или иронии. Она бросила на него быстрый взгляд, но в этот момент его глаза были устремлены на картину.
– Не осмелюсь назвать себя знатоком живописи и непредвзятым критиком. Возможно, я не авторитет в этой области, – ответила Анна, – но я искренно люблю искусство и всегда знаю, что мне нравится, а что нет.
– Да, искусство изобрели боги, чтобы украсить земную жизнь. – Поглощенный созерцанием Венеры, Козимо медленно качал головой. – Признаюсь, что недооценивал таланта Боттичелли. Мне никогда не приходило в голову заказать ему картину, чтобы повесить ее в своем доме. Во Флоренции есть художники и подаро-витее. Но эта картина подлинный шедевр. Художнику, способному создать такое произведение искусства, многoe можно простить, даже весьма посредственные работы. «Рождение Венеры» сделает бессмертным его имя. – Козимо вздохнул. – Завидую Лоренцо. Как вы полагаете, синьорина Анна, не согласится ли Лоренцо уступить мне эту работу? Конечно, не сегодня и не завтра – когда-нибудь, когда она ему надоест и он захочет заказать себе другую?
– Не знаю, – сказала Анна, думая о Джулиано, которого Боттичелли увековечил в своей картине. Джулиано, который скоро погибнет. Не пройдет и года. Сможет ли Лоренцо добровольно расстаться с тем, что напоминает ему радостную улыбку его любимого брата? Навряд ли. И все же… – Но я уверена, что когда-нибудь картина будет принадлежать вам. Не забывайте, Козимо, что, в отличие от Лоренцо и других членов вашей семьи, у вас еще есть время. У вас много времени впереди. Десять или пятьдесят лет – это для вас миг. Даже если вы сто лет будете ждать картину, это пустяк для вас. У вас будет еще четыреста лет впереди, чтобы наслаждаться картиной и вспоминать тех, кого вы пережили.
Козимо побледнел, но выдержал взгляд Анны.
– Вы позволяете себе судить о вещах исходя из понятий вашего времени, далеких от нынешних, – тихо проговорил он так, чтобы их никто не слышал. – Но если бы вы знали то, что знаю я, вы были бы осмотрительнее в своих суждениях.
Анна не успела возразить: Козимо быстро повернулся и зашагал прочь. Она поняла, что допустила ошибку, и рассердилась на себя. Козимо так хорошо был настроен. Кто ее дергал за язык? Зачем она наговорила ему уйму колкостей и упустила единственную возможность расспросить об эликсире?
Расстроенная своим промахом, Анна поплелась к буфету, взяла конфету в виде обсыпанного миндальной крошкой шарика – их была целая пирамида, возвышавшаяся на серебряном блюде. Анна узнала этот деликатес. Однажды такой конфетой ее угостил Козимо, на том злосчастном маскараде, и даже рассказал о старинном рецепте их приготовления. Правда, тогда он умолчал, что это «фирменное» блюдо семьи Медичи. Тогда… Анна начисто забыла, сколько же времени она живет в XV веке. В сущности, она уже не рвалась домой. Потянувшись за второй конфетой, она вдруг почувствовала чье-то холодное прикосновение. Анна вздрогнула и обернулась – перед ней стояла Джованна. Она тоже что-то жевала и, казалось, не замечала Анну, но ее рука едва коснулась руки Анны и что-то незаметно сунула ей. Не успела Анна произнести и слова, как Джованна исчезла. Изумленная, Анна проводила ее взглядом, потом взглянула на свою ладонь. Там лежал маленький, скомканный клочок пергамента с оборванными краями. По-видимому, Джованна вырвала его откуда-то. Возможно, из тетради или альбома. Развернув его, она прочла строки, написанные торопливой рукой:
«Завтра после обеда я покажу вам дневник. Он у меня. Жду вас в часовне. Постарайтесь, чтобы вас никто не видел».
Анна скомкала клочок и сунула его в сумочку. Завтра она все узнает. Она сгорала от нетерпения. Что скажет Джованна?
– Моя Флора! – раздался голос Джулиано. Он подошел к ней с распростертыми объятиями и нежно поцеловал ее. – Почему ты грустишь? Тебя снова огорчил мой кузен Козимо? Не обращай на него внимания. Ты ведь знаешь, у него не все дома. Сегодня не тот день, когда красивой девушке стоит расстраиваться из-за какого-то безумца. Давай веселиться. А завтра, если хочешь, поговорим о моем смурном кузене. Идем танцевать, дорогая!
Джулиано обнял ее за талию, и они закружились в танце. Его улыбка, юношеская страсть были настолько заразительны, что Анна забыла обо всем на свете.
А завтра? Будет день – будет пища. Сегодня ей все равно не разгадать загадки. Так почему не повеселиться и не насладиться праздником?!
Ад
Солнце стояло почти в зените, когда служанка раскрыла шторы. Сквозь облака на зимнем сером небе пробивался слабый свет. Анна с трудом открыла заспанные глаза. Она находилась в одной из бесчисленных гостевых комнат загородной виллы Медичи. Кровать была удобной, но в ней имелся один недостаток: Анна была одна. В XV веке добрачные отношения не одобрялись официально, хотя в средневековой литературе немало примеров, опровергающих это правило.