– Как я рад видеть тебя, Козимо!
Приятный мужской голос прервал его мрачные мысли. Обернувшись, Козимо заметил красивого молодого человека с длинными густыми вьющимися волосами и проницательными светлыми глазами. Улыбнувшись, он дружески поприветствовал Козимо, и эта искренность пролилась бальзамом на его истерзанную душу. Если такие, не худшие на этом свете люди, как Леонардо да Винчи, рады его видеть, значит, не все потеряно.
– Я тоже рад вас видеть, Леонардо! – сказал Козимо, схватив протянутую ему руку. – Теперь нас уже двое, хотя и приглашенных в это изысканное общество, но не совсем желанных в глазах достопочтенных граждан нашего прекрасного города.
– Вы ошибаетесь, нас трое, Козимо, – поправил Леонардо, и на его губах заиграла лукавая улыбка. – Вы забываете вашего юного спутника, который не долго бы здесь задержался, если бы его узнал кто-то в этом зале: слишком болезненными бывают воспоминания об украденном кошельке или броши. Но надо отдать ему должное: он очень ловко замаскировался в костюме Арлекина и вряд ли кто-нибудь его узнает.
– От зоркого глаза Леонардо да Винчи не скроешься, – ответил Козимо, учтиво поклонившись молодому художнику. – Я восхищен вашей проницательностью и остроумием. Вы неподражаемы!
Но Леонардо скромно отмахнулся.
– Главное – уметь видеть, – сказал он и, посмотрев на Ансельмо, добавил: – Не беспокойся, я тебя никому не выдам, как и Козимо де Медичи. Да и в карманах у меня пусто, не на что польститься.
Он собирался положить руку на плечо Ансельмо, но тот быстро увернулся, по-видимому, вспомнив про слухи, ходившие в городе о Леонардо. Возможно, они были так же далеки от истины, как и сплетни о Козимо.
– Ансельмо, не бойся Леонардо, – успокоил его Козимо.
– Да, не надо меня бояться. Я не чудовище, как утверждают злые языки. Правда, меня дважды привлекали к суду, приписывая мне самые невероятные, гнусные преступления и каждый раз оправдывали за недоказанностью обвинений. Но кому придет в голову говорить о моей невиновности, когда интереснее судачить о других вещах? – Он тяжело вздохнул. – Меня не очень-то беспокоят сплетни, я буду и дальше жить, как жил, и делать, что мне вздумается. Беда в том, что я лишен заказов и вынужден влачить жалкое существование в мастерской Сандро Боттичелли – среди этих бездарей и болванов. Вот почему я попал сюда: великий Боттичелли дал мне почетное задание – выступить в роли носильщика его бессмертного шедевра. Мне было поручено повесить и закрыть полотнищем его новую работу.
Козимо улыбнулся.
– Не скрою, мне очень любопытно посмотреть на его новую картину. Мой кузен Лоренцо ее уже видел, не может нахвалиться, а Боттичелли расхаживает тут с гордо поднятой головой. Я слышал, что картина – настоящий шедевр. А что вы думаете?
Леонардо задумчиво опустил голову.
– Хорошая работа. Не знаю, шедевр или не… – он запнулся и повел плечами. – Время покажет, кто прав. Признаюсь, я не ожидал, что Боттичелли еще способен творить. Он многому меня научил. Эта картина – безусловно, его лучшая работа.
Козимо улыбнулся. Леонардо ему нравился, и не только за его ум и необыкновенный талант. Он любил его за чувство юмора и честность. На свете не так много художников, способных оценить успех своего соперника.
– Леонардо! – раздался властный голос Боттичелли, заглушивший даже звуки оркестра. Таким тоном зовут денщика, чтобы тот снял сапоги с генерала. – Леонардо, куда ты подевался?
– Извините меня, Козимо, – сказал Леонардо, слегка поклонившись. – Мастер зовет. Надо помочь с картиной.
Ансельмо проводил его взглядом, полным любопытства и ужаса.
– Неужели он действительно со скотиной… – открыл было рот Ансельмо, но сразу осекся. – Не могу поверить.
– И правильно, не верь, Ансельмо, – успокоил его Козимо. – Подлость человеческая и низость не знают границ. Люди жестоки. Леонардо дважды обвиняли в содомии. Это такая же ложь, как и то, что я сын дьявола. – Ансельмо с ужасом уставился на Козимо, и тот невольно рассмеялся. – Тебе пора уже привыкнуть к клевете и научиться пропускать мимо ушей всякую чепуху, если хочешь служить у меня и дальше. Как говорится, много шума из ничего! Не забывай эту поговорку.
– Да, господин, не забуду.
Улыбки, рукопожатия, бесконечный обмен поцелуями: Анна и Джулиано встречали все новых и новых гостей, помогая Лоренцо и Клариче справиться с этой нелегкой задачей. Прошло всего полчаса, а Анне казалось, что она здесь уже целую вечность. Поток гостей не убывал.
«Не представляла, что во Флоренции столько жителей», – удивлялась Анна, целуясь с бесформенной толстухой. От постоянных улыбок у нее сводило мышцы лица. Казалось, эта глупая гримаса навсегда приклеилась к ней. Только теперь Анна на себе испытала, как нелегко приходится королевским особам во время приемов – пожимать руки бесчисленным гостям, приветливо улыбаться, кивать, говорить любезности. «Легче почистить двадцать туалетов», – решила она.
– Скоро конец, – шепнул ей Джулиано, улыбка которого тоже слегка потускнела. – Кажется, все собрались.
– Нет еще Пацци, – тихо сказал Лоренцо, пожимая обе руки гостю с блестящей лысиной и провожая его в зал.
– Ну, разумеется, – едко заметила Клариче. – Пацци всегда устраивают целый спектакль из своего появления. Не удивлюсь, если они явятся в последний момент и нам придется отложить открытие. Не понимаю вообще, зачем ты их пригласил. Они с нами не считаются и вполне могут назло нам опоздать, чтобы испортить вечер.
– Пацци – влиятельные и уважаемые люди. Их семейство, Клариче, как и наше, определяет жизнь города. Кстати, на этот раз ты была неправа, – сказал Лоренцо с сияющим лицом. – Вот и Пацци в полном составе. Надеюсь, им будет оказано особое внимание.
Клариче напряглась и, гордо вскинув голову, нацепила на себя счастливейшую улыбку, будто не было для нее большей радости, чем видеть Пацци в своем доме.
«Вот что такое тренинг», – подумала Анна, восхищаясь тем, как владела собой жена Лоренцо. Стараясь подражать Клариче, она вздернула подбородок и, превозмогая усталость, улыбнулась во все лицо. Как хорошо было бы сейчас выпить бокал шампанского. Но, увы, шампанского еще не знало человечество.
Пацци явились в количестве одиннадцати человек. С подчеркнутой вежливостью и очаровательной улыбкой Джулиано представил Анне всех членов семейства поименно. Никто из Пацци не произвел на нее особого впечатления. Донна Лючия де Пацци, глава семейства, холодно протянула Анне костлявую руку. Это была пожилая сухощавая женщина. При ходьбе она опиралась на трость из эбенового дерева. Ее узкое морщинистое лицо обрамляла черная кружевная накидка. Она выглядела хрупкой болезненной старухой, но первое впечатление Анны оказалось обманчивым. Светлые голубые глаза донны Лючии были острыми, как сталь, свидетельствуя о ее несгибаемом характере. Она оценивающе взглянула на Анну, и этот взгляд встревожил ее. Через мгновенье донна Лючия милостиво кивнула, как бы давая понять, что ничего не имеет против пребывания Анны в этом доме.