***
Лососи резвились в воде. Выдр поблизости не было. Ветинари вздохнул с облегчением. Приступ ревности, который овладел им в присутствии Натта, постепенно отступал, но медленнее, чем хотелось бы.
Он помнил, каким пришёл когда-то на берег этого ручья. Романтичным, всё ещё чувствительным, несмотря на проведённые в пансионе Гильдии Убийц годы. И каким ушёл после сцены, которая привела бы в восторг его учителя биологии: мать и дети поедают мать и детей. Закон дикой природы. Казалось, тогда он оставил на этом берегу часть себя — окончательно избавился от всего, что было в его характере мягкого, способного на нежность и искренность. Но все последние месяцы эта часть взывала к нему, напоминала о себе, заставляла тосковать по тому миру, каким его видел юный Хэвлок.
Что бы он подумал обо всём этом, окажись сейчас рядом? Ветинари почудилось, что он видит его рядом: юношу, ещё не шокированного жестокостью вселенной, ещё верящего в счастливые финалы — не только для других, обычных людей, которым достаточно малого, но и для себя самого. “Забери меня с собой, — внезапно сказало видение. — Я слишком долго был заперт здесь. Я устал.”
Хэвлок кивнул, вспоминая, что было время, когда он думал о себе как о человеке с именем, а не о потомке рода Ветинари, занимающим должность патриция. В последние годы собственное имя не раздражало его только в устах двух людей: леди Сибиллы и аркканцлера Чудакулли. Было непривычно обратиться по имени к себе. И чертовски любопытно услышать, как его имя прозвучит в устах Гленды.
Гленда… Да, пожалуй, эта его часть, о которой он забыл на долгие годы, могла бы с ней договориться.
Он поднялся и уже развернулся к карете, когда перед ним внезапно возник незнакомец. Нельзя было даже сказать, что он как из-под земли вырос, скорее, соткался из воздуха.
Сперва Хэвлок подумал, что это ещё одно видение того же свойства, что его юная ипостась, только на этот раз — ипостась была старше и мрачнее. Каким он мог бы быть, если бы юного Хэвлока не существовало никогда. Но затем он пригляделся к целиком чёрным, без намёка на белки, глазам и понял, кого перед собой видит.
— Чем обязан божественному присутствию? — спросил он, складывая руки на груди. Наверное, ему должно было быть страшно — Рок не то существо, с которым приятно столкнуться на горном склоне. Но страшно почему-то не было. Будто за его спиной стоял невидимый, но могущественный защитник.
— Визит вежливости, — Рок улыбнулся тонкой холодной улыбкой, и у Хэвлока снова возникло дурное ощущение, будто он смотрит в кривое зеркало. — Ты, кажется, только что решил начистоту поговорить с этой девушкой — Глендой, верно?
— Это нарушает божественные планы? — прищурился Ветинари, чувствуя, как что-то внутри него закипает от ярости.
— Возможно, — усмехнулся Рок. — Но важнее другое. В руках у этой девушки много нитей. И твои откровения могут… Изменить её судьбу не в лучшую сторону.
— Вот как? Прежде мне не доводилось слышать, чтобы бог Судьбы желал облегчить чью-то участь.
— Мало ли что болтают люди, особенно о тех, кто обладает большим могуществом, — Рок посмотрел на него со значением (что, учитывая отсутствие зрачков, было довольно неприятно). — Уж кому как не тебе должно быть известно, что не стоит слушать сплетни, — он шагнул к ручью и жестом поманил Хэвлока за собой. — Ты слышал о теории множественной вселенной?
— О том, что после каждого нашего решения мир расщепляется, и таким образом возникает бесконечное множество миров?
— Верно. Я хочу кое-что тебе показать…
Он взмахнул рукой над водой, и в волнах появилась рябь, складывавшаяся в изображения. Они были чем-то отдалённо похожи на печально знаменитые движущиеся картинки, но отличались от них объёмом: движущиеся картинки рассказывали одну историю, а здесь несколько историй разворачивались перед ним одновременно. При этом у него возникло странное чувство, какое бывает во сне, когда ты одновременно участвуешь в событиях, и смотришь на них со стороны. Он был Ветинари, который остался возлюбленным Марголотты и в конце концов позволил ей продлить собственную жизнь до бесконечности; он был Ветинари, который не тратил шесть лет даром — в той реальности Гленда вернулась в Анк-Морпорк сразу после поездки в Щеботан и сразу стала его любовницей, а потом и женой; он был Ветинари который…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ваймс?! — Хэвлок не ожидал, что способен настолько потерять самообладание. Он обнаружил себя валяющимся на траве, будто от его крика поток времени — или во что превратил Рок этот ручей? — взбунтовался и вышвырнул его с силой. — Я ещё могу понять капитана Моркоу или Стукпостука, если допустить, что у меня была бы склонность к таким… Предпочтениям. С натяжкой могу допустить фон Губвига — этого мерзавца не грех проучить, хотя я не стал бы прибегать к подобному способу. Но Ваймс! Ваймс в моей постели! Что это за извращённая реальность?!
— О, забавный мирок, созданный множеством человеческих ожиданий. Не бери в голову, — отмахнулся Рок. — Ты обратил внимание на судьбы мисс Гленды? — он снова уставился на него пристально. От этого по коже пробежали мурашки, и Хэвлок, не скрываясь, поёжился.
Да, каким-то образом он знал, пусть и в общих чертах, какой была судьба Гленды в любом из этих миров. Ни в одном из них, даже там, где они стали-таки мужем и женой, она не смогла проявить себя так ярко, как уже проявила в их нынешней реальности. Где-то её называли в ряду просветителей Убервальда, но лишь вслед за Наттом и всегда в связке с ним. Где-то она возвращалась в Анк-морпорк, чтобы принять предложение доктора Икса и стать некроманткой. Но в любом из этих вариантов её успехи объяснялись её близостью к тому или иному мужчине. И, похоже, ими же сдерживались.
— Я торможу её, — сказал Хэвлок, поднимаясь. — Если я сделаю ей предложение, снова получится так, что все её успехи — это успехи жены патриция.
— Верно, — ухмылка Рока стала самодовольной. — Ты не знаешь, но без тебя она начала делать ещё кое-что важное. То, что прославит её имя, если она себе это позволит. Но всё это будет ничем…
— Если она останется в моей тени?
— Да.
Хэвлок чувствовал, как его охватывает горечь. Как снова накатывает полученное на этом же месте тридцать лет назад понимание несправедливости всего сущего и жестокости мироздания.
— Ну, — Рок ободряюще похлопал его по плечу. Ощущение было жуткое, будто его замкнуло между леонардовыми лимонами. — Не всё так плохо. Дай ей годик — и сам удивишься, насколько вам обоим это пойдёт на пользу.
Хэвлок облегчённо выдохнул — год! Какая малость по сравнению с мыслью о том, что придётся и вовсе отказаться от Гленды для её же блага.
Он поднял голову, чтобы поблагодарить Рока — потому что так положено поступать с божествами, а раздражать саму Судьбу он определённо не хотел. Но Рока уже не было рядом. Вместо него на поляне стоял перепуганный и растерянный Стукпостук.
— Что с вами, сэр? — выпалил он. — Вы кричали. И упали, и…
— Всё хорошо, — Хэвлок сосредоточился на приведении в порядок измятого камзола. — Скажем так, случилось неожиданное явление сверхъестественного характера, но всё уже позади. В конце концов, мы находимся в Убервальде, а здесь происходят и более загадочные вещи.
— Да, сэр, — Стукпостук явно пытался взять себя в руки, но ему это так запросто не давалось. — Мы можем ехать дальше, сэр?
Хэвлок коротко кивнул и первым зашагал к карете.
А взволнованный Стукпостук выглядел забавно. В какой-то степени он понимал ту испостась себя, которая… Впрочем, понимал недостаточно глубоко, чтобы вдаваться в подробности.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
***
— Идиот! — кричала Либертина. Она была в такой ярости, что пришлось по-быстрому смотаться к морю и устроить там ураган. — Почему он нас не услышал?!
— Он размышлял о своей судьбе, — задумчиво отозвалась Зеленоглазая. — Рок имел право считать это призывом и проявиться.
— Эй, но он и обо мне подумал! — возмутилась Электрисия.
— Электронный импульс в мозгу — не то же самое, что призыв божества, — скривилась Либертина. — Что делать-то теперь будем? Как ему объяснить, что этот манипулятор его надул, и ждать целый год вовсе не обязательно?