погладил её по черным волосам — девчонка сразу же успокоилась. Затем посмотрел на Лёню:
— Благородные ничем от вас не отличаются. Они также, как и вы, чего-то боятся или чего-то не знают. У них, как и у вас, есть свои желания и стремления.
Я видел, что мои слова проходят мимо его ушей. Пришлось действовать так же, как я делал с Осипом и Владой. Я сказал, чтобы Прапор закрыл глаза, а после взял его руку и притронулся к плечу тигрицы. Пусть хотя бы так поймет, что дворяне — это не небожители, а обычные люди.
Следом произошло несколько событий. Басик, мирно дремавший под боком новой хозяйки, проснулся и оголил длиннющие когти. Кот зашипел и прошелся по предплечью человека. Из рассеченной кожи брызнула кровь, которая попала на лицо девчонки. Ноздри Влады расширились. Она подняла веки. Черты её лица заострились, а зубы превратились в клыки. Тигрица попыталась наброситься на Прапора, но я успел перехватить её и вжать в кровать. Рядом возник страж катакомб.
— Осип, твою мать! Амфору сюда! Бегом! — гаркнул я. — Лёня, залечи свою руку! У нас тут всё в полном порядке, — заверил я призрака, который налился красным светом.
— Я предупреждал тебя, нас-с-следник, что…
— Да, — перебил я. — Никто из-за людей не умер. Все живы. Его, — я кивнул на Прапора, — порезал кот. Да очнись ты!
Последние слова относились к Владе, которая пыталась вырваться из моего захвата. Я завернул её руки под её же спину и навалился всем телом. И с ней всегда такое будет, когда она чувствует кровь?
— Чего стоишь? Заливай! — приказал я Осипу.
Мужик поднес амфору к губам тигрицы. Через пару секунд красная жидкость испачкала лицо девчонки и кровать, но Влада сразу же успокоилась. Да уж, теперь нельзя будет её одну оставлять. Но и таскать с собой нельзя.
— Она в порядке, — я отпустил Владу и повернулся к призраку. — Никто из людей не пострадал. Нашей вины нет.
— Ес-с-сть.
— Нет! — припечатал я. — Условие было, что мы никого не убивает и остаемся здесь.
Пару секунд мы смотрели друг другу в глаза.
— С-с-сейчас-с тебе повез-зло, нас-с-следник, но помни о нашем уговоре.
— Я помню. Почему ты называешь меня наследником? — спросил я, но страж катакомб исчез, так ничего и не ответив. Ну и черт с ним!
Нужно было проверить, как отреагирует Влада, если почует свежую кровь. Я достал нож и резанул себе по руке. Никакой реакции не было. После приказал сделать тоже самое и Осипу, а затем и Прапору. Тот же результат. Теперь вижу, что девчонка полностью пришла в себя.
— Вы почти не чувствуете боли, — я видел, как острый металл рассекал плоть, но при этом никто не дрогнул. — Почему?
— Мы привыкли, — сказал Лёня. — Мы платим налог.
— При чем здесь налог? — спросил я, не уловив никакой взаимосвязи.
— Тот, кто не смог выдержать первую уплату налога, умирает, — ответил Осип. — Слабый корм не нужен благородным. У такого корма слабая кровь.
— И в каком возрасте это происходит?
— В семь лет, — прошептала Влада. Она вжалась в кровать и с опаской поглядывала на взрослых людей, которые могли бы её поругать. Ребенок ещё — что с неё взять?
— И много детей умирает? — думаю, моё лицо сейчас ничего не выражало. Но я ощутил, как заиграли желваки. Да и интерфейс окрасился напоминанием о праведном гневе. Сделал пару глубоких вдохов.
— Нет, — тигрица покачала головой.
— Со мной первый раз было двенадцать девчонок и четырнадцать мальчишек, — сказал Прапор. — Выжили почти все.
— У меня почти также. И только пятеро умерло, — дополнил Остап.
— И кто берет этот первый налог? — я сощурил взгляд.
— Так благородные.
— То есть все знают, что благородные просто так убивают детей и при этом никто ничего не делает?
— Зачем что-то делать? Это слабый корм. А слабые не должны жить, иначе все люди выродятся, а с ними и благородные.
— Приведи себя в порядок, — приказал я Владе. — Прапор, принеси воду. Пусть умоется.
Мир, в который я попал, прогнил. Если они считают, что убийство детей — это норма, то придется изменить их мировоззрение. Не сразу — постепенно.
— А зачем нужна вода? — спросила тигрица. — Я не хочу пить, — её окровавленное лицо засветилось. Через секунду благородная сияла чистотой.
— В катакомбах сейчас есть дети, которые в ближайшее время должны будут первый раз платить налог? — я посмотрел на Прапора.
— Есть. Мы каждую седмицу отправляем по несколько человек.
— С этого момента вы прекращаете это делать.
— Но как же?.. Тогда они…
— Ты не слышал меня, боец? — я подошел вплотную. — С этого момента. Вы прекращаете. Это делать. Приказ понятен?
— Д-да, — выдавил из себя Лёня.
— Теперь по поводу смотрящего. Ты займешь этот пост и будешь вести все дела. Твоя цель: защита населения от благородных выродков. С этим я тебе помогу.
— Я не смогу стать смотрящим, — Прапор отвел взгляд.
— Почему?
— У нас мало людей и почти нет оружия.
— Это не твоя забота.
— Ходя слухи, что есть катакомбы, в которые могут зайти дворяне. Они там главные. Там нет богов. И смотрящим станет выходец из таких катакомб. Одни находятся около налоговой. Но есть и другие. Благородные помогут такому человеку. Дадут оружие и поддержку. У нас нет шансов. Я не буду просто так рисковать своими людьми.
А ведь он хочет занять этот пост. Вижу, что хочет, хотя сам боится признаться в этом хотя бы самому себе. Я достал карту:
— Пользоваться умеешь?
Прапор покачал головой. Пришлось вводить его в курс дела. Взял альбомный лист и карандаш:
— Смотри, вот здесь, — я поставил точку, — находимся мы. Вот это, — обвел по контуру один из залов, — наша комната. Здесь, — я прочертил пару полосок, — коридор, где ты принимал визитеров… Тут выход… Это переход в другую комнату… Это общий план этого жилища. Карта, — я взял предмет, — это общий план всех трущоб. Вот тут, — указал точку, — резиденция смотрящего и река. Тут кладбище. Здесь наши катакомбы. Вот это место — налоговая…
Я, будто добрый и терпеливый наставник, проходился по каждому пункту. Через пару минут Прапор уловил общую суть. Глаза Лёни заблестели:
— Так с этой картой мы же все можем видеть! Оно всё как в жизни, только уменьшено!
А он молодец. Да и по Осипу с Владой видно, что они тоже поняли, как пользоваться подобными планами. Люди тут всё-таки не так глупы, как мне показалось на первый взгляд. Это хорошо.
— Теперь рассказывай, как обстоят дела вот в этих катакомбах, — я показал на ближайших соседей.
— Мы не вмешиваемся