class="p1">— Следующую неделю — нет, — с ужасом в голосе проговорил вояка. — Там же проклятие нависнет. Все люди, которые придут в резиденцию, умрут. А вот потом, когда черное марево развеется, да, любой. Но там прольется очень много крови.
— Проклятие? Очень интересно! — я начал делать штриховку, придавая портрету объем. Получалось, откровенно говоря, так себе, но по сравнению с детскими рисунками Прапора — шедевр. — А как насчет благородных? Они могут там появляться?
— Могут, наверно, — неуверенно произнес боец. — Вот только зачем им это? Поставок-то нет, а просто так общаться с людьми они не будут.
Эх, наивный чукотский юноша, знал бы ты, насколько часто к Альфачу заглядывают гости. Ведь Косой промышлял не только сбытом товара из катакомб, но и многими другими вещами. Чего стоит его ферма в подвале и развлечение с детьми!
От злобы я слишком сильно сдавил карандаш. Предмет хрустнул под пальцами. Пробурчав, что всё возмещу, взял следующий. Хм, а этот-то помягче рисует. Как раз подойдет для теней.
— Кровь прольется, потому что начнется борьба за власть? — догадался я. Ничего удивительного, ведь на этом посту есть очень много места для маневра и для творчества. Тут на этом все помешаны. Вон, как скривились, когда карандашик сломался.
— Ну да. Но мы не будем участвовать. У нас людей не так много. А нужно ведь сделать так, чтобы каждый лидер катакомб признал нового смотрящего.
— Дворяне же будут против, что вы убиваете друг друга.
— В этой ситуации — нет. Таков завет. Таково уложение. Таков закон. Но если мы не определим нового главу, а придет время сбыта, то наступит перемирие. И всем нужно будет покинуть поместье на неделю. А потом борьба за власть начнется по новой.
— И сколько это может продолжаться? — я нанес последний штрих. Для начала сойдет. Было бы больше времени, нарисовал бы лучше
— Отец моего деда рассказывал, что при нем сменилось несколько сезонов. И тогда всем плохо было. Очень много человек погибло.
— Интересные у вас обычаи, ничего не скажешь. А теперь смотрите, что получилось, — я повернул холст.
Вот уж не думал, что я такой тщеславный. А сейчас кажется, что если бы показал отсутствие печатей, то реакция была бы менее бурной. Люди сперва замерли, беззвучно открывая рты, а потом началось:
— Прапор, ты как живой получился! — верещал один из бойцов.
— Это же невозможно! Точная копия! — восхищался другой вояка.
— О**ть! — выкатил глаза Прапор.
Рядом пищала тигрица, а вокруг нас постепенно образовывалась толпа. Прохожие останавливались и смотрели, из-за чего галдит их лидер и охранители. После зеваки и сами присоединялись к общему хору. Ну а фигли вы хотели?
— Талант!
— Шедевр!
— Гений!
Да-да. Я такой.
— Держи, — протянул я незамысловатый портрет. — Насчет карандаша и этого разрисованного листа потом рассчитаемся.
— Да какие расчеты? — оскорбился Прапор. — Да ради такого я готов на что угодно.
Хм. Не я это предложил, не мои слова и не мое обещание. Я схватил Прапора за плечо, притянул к себе и прошептал в ухо:
— Готовься! Следующим смотрящим будешь именно ты.
Глава 18. С-с-с
Потребовалось треть часа, прежде чем я смог отвязаться от восторженных зевак. Вот уж не думал, что обычный портрет может произвести подобный фурор. Да и плохо получилось, что привлек к себе совершенно ненужное внимание. Я ведь собирался затаиться здесь на пару недель, а теперь, чувствую, мне предстоит обзавестись учениками и последователями. Страждущие творцы захотят узнать, в чем секрет моего необычайного таланта. Хе-хе.
После моих слов о новом смотрящем Прапор завис. Именно завис — другого слова тут и не подберешь. Он безжизненно уставился в одну точку, а тело будто закоченело. При этом лидер катакомб не забывал держать над головой портер с собой-любимым.
— С ним всё в порядке? — спросила Влада через полминуты. Она с интересом посмотрела на живую статую, а после потрогала её пальцем и вопросительно уставилась на меня.
— Я ничего не делал. Эй, очнись! — мне пришлось потрясти замершего человека. Я мог бы и пощечину ему отвесить, но снижать авторитет местного лидера на глазах публики не хотелось. Этот человек, как и его влияние со знаниями, мне еще понадобится. Вот уж не думал, что простые слова могут вогнать его в состояние шока. Было видно, что Прапор даже не помышлял о том, чтобы занять пост смотрящего. Совсем без амбиций, но с высокой харизмой. Да и мозги у него всё-таки немного варят. Но всё-таки ступор, в который его вогнали мои слова, меня немного сбил с колеи.
— Ты кто такой? — донесся еле слышный шепот. Прапор пришел в себя. Он улыбался и вертел во все стороны своё изображение. При этом на меня уставился колючий и оценивающий взгляд.
Я выдохнул. Всё-таки не моё предложение погрузило его в транс, а мой оголившийся рукав, который задрался, когда я тянул человека к себе. И если судить по реакциям других людей, видевших отсутствие печатей, то лидер катакомб не зря занимает свой пост. Он, увидев нечто противоестественное, смог перебороть себя, а это очень хороший показатель. Теперь я удостоверился, что он тот, кто мне нужен.
— Друг, — сказал я доверительно.
— У меня к тебе, друг, — Прапор выделил это слово, — есть несколько вопросов.
— Я и с радостью на них отвечу, но не при всех, иначе прямо здесь и прямо сейчас начнется бойня.
— Я тебя понял, — серьезно кивнул лидер катакомб.
Пришлось выждать некоторое время. Взбудораженная толпа всё никак не могла успокоиться. Альбом пошел гулять по рукам. Люди передавали друг другу портрет с максимальной бережливостью. Никто не отнимал, не вырывал и не задерживал рисунок больше пяти секунд. Жители относились к изображению как к ценной реликвии.
— Ну всё, — Прапор взглянул на меня, — друзья. Мне пора показать нашему гостю его новое жилище. Это художник, который путешествует по катакомбам и делится со всеми своей мудростью. Он очень устал. Отпустим его?
— Да, — раздался нестройный хор голосов.
Мы наконец-то добрались до места, которое лидер катакомб назвал сейфовым помещением. И здание сначала меня совершенно не впечатлило. Ну серьезно: чего можно ждать от деревянного амбара, вход в который преграждал массивный замок? Да ещё и ключ оказался «спрятан» над ним на веревочке.
— Это и есть тайное убежище, в котором я могу оставить свои вещи? — спросил я недовольно.
— У нас двери закрываются только при входах в катакомбы, — сказал Прапор и повернулся к бойцам. — Вы можете идти. Не думаю, что вы что-то можете изменить.
— И что за обреченность в голосе? — ухмыльнулся я, когда мы вошли