В резерве остается только один и еще два взвода стрелков. Использовать стрелков в рукопашной — дело неблагодарное, их для этого не готовили, но делать нечего. Готовлюсь повести их за собой, но тут меня осеняет.
Еще один взгляд на захваченные фургоны, на черные фигуры на фоне багрового пламени, и я кричу командирам стрелков.
— Растянулись в линию и прицельно, поверх голов наших алебардщиков, снимайте ордынцев!
Арбалетчики бегом выстраиваются в одну шеренгу, и я слышу крик их взводных.
— По готовности! Прицельно, пли!
Шррр! Пошел первый болт, и монгол, только что заскочивший на борт фургона, не успел опустить свою саблю. Ударившая стрела опрокинула его обратно.
Шррр! Шррр! Шррр! Один за другим засвистели арбалетные стрелы, зачищая площадки фургонов. Приток монгольского резерва сразу начал ослабевать, и Калида тут же этим воспользовался.
Вижу, как он взбежал на фургон. Меч принял удар кривой сабли, и два клинка столкнулись в единоборстве. Кто передавит, тот и победит, но на крохотном пятачке сильнее тот, кто быстрее соображает. В левой руке Калиды сверкнул узкий кинжал и ударил точно над воротом панциря.
Булькнув кровавой слюной, монгол осел вниз, а Калида, рванувшись вперед, столкнул с борта еще одного запрыгнувшего степняка.
Следом за своим командиром на фургон взбежали еще пара алебардщиков, и теперь уже монголам пришлось туго. Тяжелые лезвия топоров обрушиваются на ордынцев, пробивая щиты и доспехи.
Победа в одном месте окрылила атаку и в другом. Еще один взвод алебардщиков сбросил врага и со второго фургона. Целостность обороны восстановлена, и теперь мы применяем полученную практику по всему периметру. Там, где ордынцам удается отбросить наших стрелков или продавить шеренги алебардщиков, туда устремляется Калида со своей «скорой помощью». Он устраняет дыру в обороне и отбрасывает татарву обратно к линии укреплений.
Бой не утихает, но первый накал и нервозность спали. Прорывы врага пока удается сдерживать ударами резерва, и это хорошо сказывается на боевом духе моих бойцах, чего не скажешь о монголах. Все их попытки взломать нашу оборону ни к чему не привели, и я вижу натиск атакующих ослаб. Особенно на флангах, где нет барласких воинов.
В голове мгновенно созревает план, но я боюсь поторопиться. Несколько секунд сомнения борются во мне, но опоздать не менее опасно, чем начать слишком рано. Бой дело такое, никогда не знаешь, кому небеса подарят победу.
«Вон монголы думали, что уже в дамках, — мысленно убеждаю самого себя, — а раз, и все перевернулось наоборот».
Решившись, показываю Калиде на правый фланг.
— Бери всех оставшихся алебардщиков и атакуй там! Отбрось супостатов от фургонов!
— А если прорвутся в другом…
Я не даю ему договорить и обрываю.
— Не думай об этом! Сделай, как я прошу!
Калида перестраивает для атаки два оставшихся резервных взвода, а я вместе с расчетами баллист разворачиваю в том направлении еще шесть орудий.
Едва вывели баллисты на новую позицию, отдаю два приказа. Первый, это посылаю бойца поднять флаг на сигнальной мачте, и второй, машу Калиде — давай!
Два взвода, увлекая за собой остальных, рванулись в атаку, и это стало полной неожиданностью для степняков. Те из них, кто был в пешем строю, полегли сразу же, а вот всадники успели отскочить. Правда, их радость была недолгой. Едва несколько сотен ордынцев оторвались от фургонов на пару десятков метров, как их накрыл дружный залп из десяти баллист. Десяток пятилитровых шаров адской смеси на одном пятачке разлился просто морем огня, и это стало последней каплей. Уже не сдерживая обезумевших коней, татары покатились вниз по склону, но едва они вырвались из полосы удушающего черного дыма, как их ждал еще один сюрприз.
В растрепанную отступающую орду врезалась сотня Куранбасы. Он принял мой сигнал, а его парни так застоялись, прячась в засаде, что были готовы порубить кого угодно.
Удар свежей сотни вызвал настоящую панику, и левый фланг ордынцев бросился бежать по-настоящему.
Видя это, я понял — пора! Вскочив на центральный фургон, я заорал что есть мочи.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Твеееерь! За мной, руби супостата!
Спрыгнув вниз, я рубанул кого-то наотмашь, но принять ответный удар уже не успел. Слева и справа рванулись вперед мои стрелки, обгоняя меня и сшибая оторопевших монголов.
Пробежав еще десяток метров, я остановился. Мое участие уже не требовалось, победа не вызывала сомнении.
Под нашим единым ударом оба ордынских фланга стремительно отступали. Сопротивлялись лишь барласы в центре, но и там уже было понятно, их неумение проигрывать будет им очень дорого стоить.
Преследовать бегущих ордынцев пустилась лишь сотня Куранбасы, а все остальные мои роты навалились на это последний комок сопротивления. Три с половиной сотни монгольских всадников попали под перекрестный удар алебардщиков, и там началась настоящее избиение. Озверев от крови, мои парни не знали пощады и не успокоились, пока не покрошили там почти всех.
Из этого котла вырвалось лишь несколько десятков, но это было уже не важно.
Часть 2
Глава 10
Катамаран отчалил от берега, и заложив румпель вправо, кормчий гаркнул, глуша порыв ветра
— Левый борт табань, правый греби!
Вспенивая воду, заработали в раздрай весла, и чуть накренившись, судно крутанулось на месте.
Выправив руль, кормчий закричал вновь.
— Разом навались! Раз! Раз! Раз!
Ловя единый ритм, дружно заработали гребцы, и раскинув длинные весла, катамаран как водомерка заскользил по воде.
Народ на берегу, отрываясь от своих дел, проводил нас восхищенными взглядами. Уже четыре месяца как это судно возит меня с берега на берег, а горожане по-прежнему смотрят на него с восторженным интересом.
Холодный октябрьский ветер продувает насквозь, и я плотнее кутаюсь в плащ. Едем к новой мельнице, что закончили ставить буквально на днях. Эта будет уже третьей за последний год. Самой первой перегородили речку Тьмаку недалеко от Твери, еще одну плотину возвели на Тверце рядом с медным рудником и заводом. И вот нынче еще одну закончили тоже на левом берегу на впадающей в Волгу речушке Межурка.
Волгой добраться туда быстрее всего, хоть и против течения. Для нынешнего катамарана это не проблема. Если бы не пронизывающий холод, так и вовсе была бы веселая прогулка.
«Да уж, не лето! — Морщась, отворачиваю лицо от летящих брызг и сразу же вспоминаю последнее сражение. — Вот когда было по-настоящему жарко!»
Ордынцев тогда далеко гнать не стали. Захватили их лагерь и остановились, поопасались угодить в засаду. Уж слишком мало у меня оставалось конницы. Помню, приказал Куранбасе висеть у татар на хвосте до самой Коломны, а всю пехоту развернул обратно. Конец того дня и весь следующий посвятили поиску раненых, сбору добычи и рытью могил. Мертвых ордынцев насчитали пятьсот двенадцать человек, а наших лишь около сотни. И то по большей части это были бойцы из княжеских и боярских отрядов.
К следующему утру пришла новость, сильно обрадовавшая Ярослава. Брат его не погиб, а благополучно добрался до Москвы. Там сразу же решили, что битва проиграна и татары с минуты на минуту будут у стен города. Мгновенно воцарилась жуткая паника, и началось повальное бегство из города. Уж слишком хорошо было известно, что делают монголы с городами, посмевшими сопротивляться.
Вся Москва настолько обезумела от страха, что когда мой гонец примчался туда с вестью о победе, ему поначалу даже не поверили. Михаил своими глазами видел разгром своей и тверской дружины, и в его сознании не мог уместиться факт того, что по сути простые мужики одолели того врага, перед коим он сам спасовал.
К утру все же боярская делегация во главе с Михаилом приехала на поле боя. Убедиться, так сказать, в невероятном. Среди прочих, к моему величайшему огорчению, был и Якун, подтвердив для меня известную истину — говно не тонет.
Тогда-то и подсчитали потери. Больше всего погибло москвичей, по ним пришелся главный удар барласов. Пятьдесят три тела увезли с поля боя в Москву. Якуну повезло больше, у него убитыми было тридцать два бойца. Тоже немало, но в сравнении с москвичами, так вроде и терпимо. У меня же насчиталось пятнадцать двухсотых и около трех сотен раненых различной тяжести. Ученики Иргиль как смогли оказали помощь на месте, но с тяжелыми ранениями пришлось везти к ней самой.