Баст (до сего дня) выглядела как египетская кошачья богиня: стройное человеческое тело, высокая грудь, кошачья голова с подчеркнуто большими ушами; Кару сохранила столько кошачьего от изначального образа, сколько смогла, но, по просьбе Тьяго, пожертвовала практически всем, что напоминало человека. Это новое тело состояло из одних мышц, но было не таким громоздким, как некоторые, созданные быть ловкими. Для того, чтобы Баст могла пользоваться любым оружием, руки и верхняя часть туловища остались человеческими (она была хорошей лучницей), но ноги теперь были леопардовыми, для прыжков и стремительного бега. И, разумеется, Баст не осталась без крыльев, таких важных и нужных, которые были расстелены по полу, занимая большую его часть. Кару была рада, что Баст не была одним из самых чудовищных созданий, в первую очередь, из-за Сусанны с Миком, а теперь, неожиданно, и из-за самой Баст.
Душа Баст, которую она открыла для себя, обладала утонченной красотой, едва ли подходящей солдату, и Кару на мгновение задумалась, какая жизнь у нее, этой души, была бы в ином мире. «Но, — подумала она, как только Баст открыла глаза, — этого они никогда не узнают».
На губах Сусанны появилась небольшая улыбка. Мик просто сидел и таращился.
Баст подняла голову, глаза ее расширились при виде новых людей, но она ничего не сказала. Она сосредоточилась на своей новой сущности, проверяя конечности, немного пошевелив каждой, прежде чем, шатаясь, подняться, чтобы обнаружить лапы там, где когда-то были руки и ноги.
— Все в порядке? — поинтересовалась Кару.
Женщина-солдат кивнула и потянулась, выгнув дугой позвоночник. Это была явно кошачья повадка; она почти напоминала кошку, которая только что проснулась на подоконнике и потягивалась.
— Хорошо исполнено, — сказала она, ее голос, раздавшийся из новоприобретенного горла, напоминал мурлыканье:
— Благодарю.
В груди у Кару что-то сжалось. Прежде ни один из них, не благодарил ее.
— Пожалуйста, — сказала она. — Тебе помочь спуститься вниз по ступенькам?
Баст вновь покачала головой.
— Полагаю, нет, — и опять потянулась. — Как я уже сказала, тело отлично исполнено.
И снова у Кару в груди что-то защемило. Комплимент. Это было смешно и нелепо, как благодарна она была за эти несколько добрых слов. Когда дверь за Баст закрылась, она повернулась к своим друзьям.
— Ну, что тут сказать, — промолвил Мик, откинувшись назад и опершись на локоть, с ленцой во взгляде и притворным спокойствием. — Ничего особенного. Странностью и не пахнет.
— Разве? — Кару резко осела на стул и потерла руками лицо. — Должно быть, мой измеритель странностей выключен. Я бы предположила, что это было, по крайней мере, немного странно.
— Повтори, — сказала Сусанна.
— Что? — Кару опустила руки и посмотрела на свою подругу.
Выражение лица Сусанны наглядно демонстрировало удивление.
— Повтори, повтори, — она подпрыгивала, сидя на кровати, словно ребенок, всплеснув руками и требовательно поинтересовалась:
— Когда я смогу приступить? Ты ведь собираешься обучить меня, да? Ну, конечно, собираешься. Вот, зачем ты привела меня сюда.
— Научить тебя? Но я не приводила тебя сюда...
Но Сусанна даже не слушала.
— Это гораздо круче, чем моя фигня с куклами. Черт возьми, Кару. Ты же создаешь жизнь. Ты гребаный Франкенштейн!
Кару рассмеялась и покачала головой.
— Нет, я не такая, — у нее было достаточно времени, чтобы подумать над этим, и в итоге, она отказалась от данного сравнения.
— Что до Франкенштейна, то тут все дело в том, откуда появляется душа.
Если человек создает «жизнь», то не может быть никакой «души», только бедный неприкаянный монстр, который не может найти своего места ни на земле, ни на небесах, ни в аду, если с этой точки зрения подходить к тому, чем занималась Кару, то она точно не была Франкенштейном.
— У меня есть души. — Она указала на груду кадил. — Я просто создаю к ним тела.
— О, и это все? — растягивая слова, произнес Мик. — Скукотища-то какая. Проще пареной репы.
Но Сусанна неотрывно смотрела на дюжины и дюжины кадил. Ее глаза округлились, да и рот тоже.
— Это все? — она бросилась через комнату, чтобы вытащить одно из середины сваленных в кучу кадил, положив начало незначительному оползню.
— Давай сотворим химеру. Пожалуйста? Покажи мне, как создавать тело.
Сусанна все еще подпрыгивала от возбуждения; Кару боялась, что она может начать делать то же самое.
— Я буду твоим Игорем*. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста? Смотри.
Она сгорбилась и прошлась, приволакивая ногу.
— Чего желаете, герр Доктор?
Резко выпрямившись, она вновь стала самой собой.
— Пожалуйста? Чья душа в этом кадильце? Тебе это известно? И откуда тебе это известно, если известно?
У нее был еще миллион вопросов, но Сусанна не дала Кару возможности ответить ни на один из них. Кару беспомощно посмотрела на Мика, который откинулся назад и пожал плечами, как бы говоря, «это все тебе».
— О, Бог ты мой, — Сусанна вдруг замерла, так как ее мысли захватила новая идея. — Художественная выставка. Ты это только представь себе?
Она начала размахивать руками, описывая свою идею.
— В стиле выставки Бальтюса**, с полдесятка химеровых тел, лежащих внутри, типа декоративных саркофагов, и они все открыты, «ох, ах», слышно отовсюду, «что за обстановка, они словно живые», а мы просто стоим и улыбаемся на манер Моны Лизы и вращаем вино в наших бокалах? Это был бы самый лучший момент в моей жизни. Или нет! Еще лучше! Мы их всех оживим! Дым, аромат благовоний, этот зажженный пучок фигни, а затем скульптуры поднимают свои головы и встают. Все без исключения решат, что это куклы или типа того, чем это еще может быть, и они попытаются узнать, как мы их сделали, и они все начнут позировать, чтобы фоткаться вместе с монстрами, не имея ни малейшего представления, что те на самом деле настоящие.
Она продолжала говорить, а Кару, не удержавшись, рассмеялась и попыталась остановить ее:
— Этого никогда не произойдет. Ты ведь это понимаешь, да? Никогда.
Сусанна закатила глаза.
— Понятное дело, зануда. Но разве это было бы не классно?
— Это было бы очень круто, — согласилась Кару.
Она никогда не задумывалась о своей работе с точки зрения искусства, что теперь казалось просто глупым, особенно после комплимента, который ей сделала пробужденная Баст. В памяти тут же всплыли воспоминания из ее жизни в качестве Мадригал, когда она, будучи ребенком (казалось еще совсем недавно), работала у Бримстоуна и любила придумывать какими должны быть новые химеры, и она даже рисовала их, отображая на бумаге свои мысли, чтобы показать ему. Она задумалась, не затем ли Исса (уже ее, Кару) заставила ее начать рисовать. Милая Исса, как же она скучала по ней.