Читать интересную книгу Забайкальское казачество - Николай Смирнов

Мало того, не верили донесениям генерала Мищенко о сосредоточении у Пеньяна (Пхеньяна) армии Куроки. Генерал Мищенко с горечью сообщал: «Японцы на меня сердятся, да и в Ляояне мною недовольны».

Действия конного отряда осложнялись еще и местными условиями: левый фланг японцев прикрывался морем, а правый терялся в горной местности. Кроме того, отряду при постановке задачи генералом Линевичем предписывалось (депеша № 121) «строго беречь нашу конницу; решительно не допускать, чтобы наша немногочисленная конница была расстроена в первый же период кампании». Опасение русского командования лишиться конницы еще в начале войны сыграло свою отрицательную роль.

12 февраля генерал-адъютант Куропаткин, опасаясь за далеко выдвинутый отряд, прямо предписал ему «отойти назад в Ыйчжу, высылая вперед только разъезды».

В последующих событиях эта осторожность стала навязчивой идеей при принятии решения на использование конницы. Возможность помешать действиям японских войск в Корее была упущена.

Командир 1 — го Читинского казачьего полка полковник Георгий Андреевич Павлов, крепкий мужчина с седеющей широкой бородой, с крупными чертами лица, в разговоре с военным корреспондентом П. Красновым (будущий атаман Всевеликого Войска Донского и один из лидеров Белого движения. — Примеч. ред.) о действиях казаков в Корее так оценил результаты их работы: «Не дали работать… только, имей мы в тылу хоть немного пехоты, мы могли бы сильно их тревожить, а так сделали гораздо меньше, чем могли бы сделать».

Отряд Мищенко сосредоточился в Ыйчжу, высылая разъезды для ведения разведки, которые из-за своей маломощности не могли с боем проникнуть через японские сторожевые заставы и ограничивались сбором информации от местных жителей, которая порой была просто «фантастической».

В Ыйчжу для укомплектования 1-го Читинского полка прибыло еще 213 льготных и молодых казаков. Из них 160 были пешие и предназначались в обоз. Поэтому из-за отсутствия в отряде колесного обоза они были посажены на обозных лошадей, а также на купленных и пригнанных лошадей из Забайкалья. Количество людей во взводах и сотнях увеличивалось, но половина из прибывших была или не обучена вовсе, или хорошо забыла на льготе все, чему учили когда-то в строевых частях и на сборах. Военную науку им пришлось постичь в ходе ведения боевых действий, и они успешно справились с этой задачей. За первый месяц боевой службы показали себя молодцами. «Всюду и везде они стремились вперед, следовали на всякую опасность за своими офицерами. Под непредставительной внешностью, за грязными тулупами и полушубками скрывалось неизменное золотое Русское сердце», — писал участник тех событий военный корреспондент П. Краснов в своей книге «Год войны».

Стычки с японскими разъездами проходили постоянно. Не в пример старшим начальникам, казаки действовали смело и решительно. Так, разъезд подхорунжего Назарова, возвращаясь из Нимбена, атаковал японских кавалеристов, теснивших разъезд 1-го Аргунского полка. Японцы бросились врассыпную, но один упал во рву с лошади, запутавшись в стремени и поводе. Казак 2-й сотни Дорофей Першин, опередив товарищей, бросился к японцу, но тот, освободившись от пут, с саблей наголо ждал его приближения. Казак мог бы сразу застрелить его, но ради честного боя Першин тоже спешился и с шашкой кинулся на японца. Между ними возникла дуэль. Изловчившись, казак нанес удар по японцу и ранил его. Тот бросился бежать и был подстрелен.

24 февраля у Пакчена была устроена засада японскому разъезду. Потеряв одного человека убитым, драгуны скрылись. При преследовании казаки захватили брошенные патроны, пироксилиновые (взрывчатое вещество. — Примеч. ред.) шашки и одеяла. По всей видимости, японский разъезд направлялся в русский тыл для диверсионных действий.

Поддерживая передовые сотни, главные силы отряда Мищенко 26 февраля, оставив в Ыйчжу 1 — ю Забайкальскую казачью батарею и охотничью команду, выступили по дороге на Аньчжу. У Сакчжу были оставлены 3-я и 4-я сотни 1 — го Читинского полка для наблюдения за дорогами, ведущими из Кореи на север, в направлении на Пискдон (Пектон) и Канге, выслав разъезды на Унсан и Тайчуван (Тайчен).

Сотням предстояло сделать пробег в 130 верст. 25 февраля сотни выступили, а 28 февраля разъезд 4-й сотни 1 — го Читинского полка под командованием поручика Святополк-Мирского и хорунжего Токмакова прошел на Нимбен и Тайчен. У города Нимбена разъезд был обстрелян японским караулом, а 40 японских кавалеристов попытались преследовать казачий разъезд, но Святополк-Мирский, разрушив своими казаками мост через непроходимую вброд реку Охутгуй, ушел к своей сотне.

Наступая к северу, японцы отгородили свои главные силы линией пехотных застав по рекам Тайдончана, Чинганчана, Пакченчана на удобных для движения направлениях, лишив тем самым казаков возможности проникнуть за эту завесу к главным силам с флангов или с фронта.

1-я сотня читинцев осталась обеспечивать переправу отряда через Ялу на обратном пути, а 4-я сотня аргунцев на русском участке в Ламбыгоу под командованием есаула Якова Пешкова осталась наблюдать за морем.

В течение 3,4 и 5 марта разъезды вели усиленную разведку в районах Аньчжу, Чончанчана, Тайчувана и в сторону моря. В ходе разведки удалось выяснить, что небольшие передовые отряды японцев из пехоты и кавалерии находятся уже на правом берегу Пакченчана, а разъезды их доходят до Касана; что в Аньчжу — около 3 тысяч японских солдат; что в Цикампо постоянно прибывают японские суда и транспорты и что войска, высадившиеся здесь, идут к Пеньяну (Пхеньяну) и далее на Унсан и Канге.

В сложившихся условиях отряд уже не мог скрыто вести разведку. Поддерживая передовые сотни, главные силы Мищенко в начале марта вновь выдвинулись вперед к Сенчхену (Сенчену) и дальше к Пакчену, но, сблизившись с противником, продолжали бездействовать, а затем снова отошли назад, опасаясь за свой тыл.

Таким образом, соприкосновение с противником было утеряно, и довольствоваться пришлось сведениями от корейцев-лазутчиков, которые больше работали на японцев, чем на русских, поставляя неправдоподобные, а иногда просто фантастические сведения. Один лазутчик говорил, что вся дорога от Сеула до Аньчжу кишит японцами, идущими по ней, другой уверяет, что по этой дороге движется только кавалерия; третий рассказывает о пушках, а четвертый утверждает, что их нет. Все эти данные нужно было перепроверить, чтобы выяснить истинное положение дел, а для этого — идти вперед.

В Сенчхене (Сенчене) генералу Мищенко было доставлено письмо от генерал-лейтенанта Линевича, в котором тот сообщал, что в депеше № 927 от 9 марта, отправленной ему генерал-лейтенантом Жилинским, говорилось, что Главнокомандующий всеми вооруженными силами на Дальнем Востоке наместник царя адмирал Е.И. Алексеев потребовал от отряда Мищенко более решительных действий и выразил сожаление, что «Мищенко не потрепал японцев».

Выполняя это пожелание — «потрепать японцев», генерал Мищенко решил дать бой в окрестностях юрода Чончжу (Чинчжоу). С этой целью он вновь двинулся 15 марта к городу, находившемуся на вероятном пути наступления японцев, и где, по сведениям казачьих разведдозоров и местных жителей, располагался их передовой отряд силою в четыре эскадрона драгун.

Отряд разделился на три колонны: среднюю, три сотни читинцев, вел генерал Мищенко; левую, две сотни аргунцев, вел их командир — полковник Трухин; а правой, одной сотней, руководил командир читинцев полковник Г.А. Павлов. Еще одна сотня читинцев обошла город, чтобы отрезать выход из него с юга.

Город притих и казался вымершим, но едва дозор левой колонны вступил за его ограду, как раздались выстрелы. Сотни левой колонны наметом (предельный конский аллюр — казачий термин. — Примеч. ред.) бросились ему на выручку, ворвались в городские ворота, спешились и в пешем строю бросились на штурм сопки внутри городской стены. Вместо японских драгун казаки увидели перед собой стойкую японскую пехоту, которая открыла по ним огонь пачками. Казаки залегли и отвечали им залповым огнем, дружным и метким.

К аргунцам подошли казаки правой и средней колонн, быстро спешились и заняли позицию: на горе возле города — правая, а средняя — за горою, за городом. Пешими сотнями правой колонны командовал есаул Красноставов, который после каждого удачного залпа говорил людям: «Спасибо, братцы», а из цепи весело отвечали: «Рады стараться, ваше благородие».

На помощь пехотной роте и кавалерийскому эскадрону, оборонявшим город, поспешили еще три японских эскадрона. Два прорвались в город, а третий попал под залпы казачьих сотен и в беспорядке повернул назад, оставляя упавшими десятки всадников и лошадей. На узкой улице города в панике метались японские солдаты и кавалеристы. Штабс-капитан Степанов решил ударить по ним в шашки в пешем строю. Скомандовав: «Шашки — вон», он поднялся в атаку, но был смертельно ранен. Командование принял корнет Базилевич, но и он упал, раненный в живот. За ним были ранены еще девять казаков и два были убиты. Атака не удалась, а в это время четыре японские роты бегом выдвигались на выручку своего гарнизона.