Читать интересную книгу Моммзен Т. История Рима. - Теодор Моммзен

Уже тогда была возобновлена прерванная раздача участков на карфагенской территории, вначале в пользу солдат Мария, причем, по-видимому, участки раздавались не только римским гражданам, но и уроженцам италийских союзных общин; каждому из этих ветеранов обещано было в провинции Африке 100 югеров, т. е. в пять раз больше обычного крестьянского участка в Италии. Но теперь для римско-италийских переселенцев предоставлены были в самом обширном размере не только земли провинций, уже находившихся под властью Рима, но и вся страна независимых еще кельтских племен по ту сторону Альп; основанием для этого служила юридическая фикция, что в результате победы над кимврами римлянам по праву принадлежит также вся территория, которую занимали кимвры. На Гая Мария возложено было руководство раздачей земель и принятие дальнейших связанных с этим мер. На обзаведение новых поселенцев предназначены были сокровища храма в Толозе, которые были в свое время похищены аристократами, но впоследствии были возмещены ими или подлежали возмещению. Таким образом этот закон не только продолжал в самом широком масштабе планы Гая Гракха и Флакка относительно заальпийских завоеваний и заальпийской и заморской колонизации, но допускал также эмиграцию италиков наравне с полноправными римскими гражданами. А так как этот закон, несомненно, предписывал организацию все новых общин на правах гражданских колоний, это являлось первым шагом к удовлетворению требований италиков об уравнении их в правах с римскими гражданами; эти требования трудно было провести, но уже нельзя было долее отказывать в них. Если бы этот закон прошел и Марий призван был самостоятельно проводить эту грандиозную завоевательную и колонизационную программу, он стал бы фактически римским монархом на все время реализации этой программы, вернее — пожизненно, ввиду неопределенности и беспредельности этой программы. Вероятно, при этом Марий имел в виду ежегодно переизбираться в консулы, как Гракх в трибуны. Для Мария предполагалось создать политическое положение, вообще сходное во всех существенных чертах с тем положением, которое занимал младший Гракх. Но все же между трибуном, раздающим земли, и консулом, раздающим земли, было очень важное различие: должность первого носила исключительно гражданский характер, а должность второго наряду с гражданским носила и военный характер. Это различие отчасти, но не исключительно, объяснялось различием тех конкретных условий, при которых оба эти человека стали во главе государства.

Такова была цель, намеченная Марием и его товарищами. Возникал вопрос, какими средствами предполагалось сломить ожидаемое упорное сопротивление правительственной партии? Гай Гракх в своей борьбе опирался на сословие капиталистов и на пролетариат. Его преемники тоже не преминули пойти им навстречу. Всадникам не только оставили их суды, но и полномочия их в качестве присяжных были значительно расширены. Во-первых, Главция провел (вероятно, в том же году) новые, более строгие правила для той постоянной судебной комиссии, которая ведала наиболее важные для купечества дела о вымогательствах должностных лиц в провинциях. Во-вторых, вероятно, уже в 651 г. [103 г.] по предложению Сатурнина был учрежден специальный суд по делам о хищениях и других преступлениях по должности, совершенных в Галлии во время нашествия кимвров.

В пользу столичного пролетариата была понижена крайне низкая цена раздаваемого хлеба с 61∕3 ассов за римский шеффель до 5∕6 асса; эта последняя цена была простой формальностью оплаты. Однако, хотя новые вожди народной партии не пренебрегали союзом со всадниками и столичным пролетариатом, их главную силу все же составляли не всадники и пролетариат, а отставные солдаты армии Мария, интересы которых именно поэтому и были предусмотрены с такой исчерпывающей полнотой в законах о колонизации. Здесь тоже сказывается преимущественно военный характер этой революционной попытки; этим, главным образом, она и отличается от предшествовавшей.

Итак, приступили к делу. Хлебный закон и закон о выводе колоний встретили самое энергичное сопротивление со стороны правительства, что и понятно. В сенате доказывалось неопровержимыми цифровыми данными, что хлебный закон приведет государственную казну к банкротству. Но Сатурнина это не беспокоило. Враги добились того, что другие трибуны заявили протест против обоих законов. Сатурнин приказал продолжать голосование. Тогда должностным лицам, руководившим сбором голосов, заявили, что будто только что был слышен удар грома; по старым верованиям, это — знак, что боги повелевают распустить собрание. Но Сатурнин ответил посланцам, принесшим это известие, что сенату лучше сидеть спокойно, так как в противном случае за громом может последовать град. Тогда городской квестор Квинт Цепион, по всей вероятности, сын осужденного три года назад полководца 59 и столь же горячий противник партии популяров, с толпой преданных ему людей разогнал собрание. Вожди популяров спешно собрали солдат Мария, которые массами нахлынули в Рим ко дню голосования, и эти дюжие молодцы в свою очередь разогнали толпы горожан. Таким образом удалось довести до конца голосование законов Аппулея на вновь отвоеванном поле сражения. Это был возмутительный скандал. Однако сенат подчинился. По новому закону все сенаторы под угрозой лишения своего сенаторского звания должны были в течение 5 дней со дня издания этого закона принести клятву, что будут добросовестно исполнять его. Все сенаторы принесли требуемую клятву, за исключением одного Квинта Метелла, который предпочел добровольно удалиться в изгнание. Марий и Сатурнин ничего не имели против того, что лучший полководец и самый даровитый член противной партии добровольно покидает отечество.

Казалось, цель достигнута. Однако проницательный наблюдатель уже тогда должен был видеть, что все начинание провалилось. Главная причина провала заключалась в неудачном союзе между политически беспомощным полководцем и талантливым, но безудержным и пылким уличным демагогом, руководившимся не столько государственными целями, сколько своими страстями. Оба прекрасно уживались, пока речь шла только о составлении планов. Но когда приступили к осуществлению этих планов, очень скоро обнаружилось, что прославленный полководец — совершенная бездарность в области политики, что его честолюбие — это честолюбие крестьянина, стремящегося сравняться в титулах с аристократами и по возможности превзойти их, а не честолюбие государственного деятеля, который стремится управлять, потому что чувствует в себе силы для этого. Обнаружилось, что всякое политическое предприятие, зависящее от поддержки Мария как политика, неминуемо осуждено на провал из-за него самого даже при прочих благоприятных обстоятельствах.

Марий не умел ни привлекать на свою сторону противников, ни держать в повиновении свою партию. Оппозиция против него и его товарищей была и сама по себе весьма значительной. Кроме всей правительственной партии, против них было также большинство граждан, ревниво оберегавших свои привилегии от притязаний италиков. А дальнейший ход событий толкнул в лагерь правительства также весь имущий класс. Сатурнин и Главция с самого начала были повелителями и слугами пролетариата и поэтому далеко не в ладу с денежной аристократией; последняя ничего не имела против того, чтобы с помощью черни угрожать сенату, но не любила уличных свалок и грубых насилий. Уже во время первого трибуната Сатурнина его вооруженные банды дрались со всадниками; сильная оппозиция против его вторичного избрания в 654 г. [100 г.] показывает, как немногочисленна была партия его приверженцев. Марию следовало бы лишь в меру пользоваться услугами этих сомнительных соратников и показать общественному мнению, что господин — он, а не они, что они должны служить ему, Марию. Но Марий поступал наоборот; получалось впечатление, что у власти станет не умный и сильный человек, а уличный сброд. Перед лицом этой общей опасности все деловые люди, до смерти напуганные дикими сценами, снова тесно примкнули к сенату. Гай Гракх ясно сознавал, что с помощью одного пролетариата невозможно свергнуть правительство; поэтому он в первую очередь стремился привлечь на свою сторону имущие классы. Но продолжатели его начали с того, что примирили аристократию с буржуазией.

Однако еще быстрее, чем это примирение врагов, к краху всего предприятия привели раздоры среди зачинщиков его, — неизбежное следствие более чем двусмысленного поведения Мария. Тогда как его товарищи вносили предложения решающего характера, а солдаты его проводили их с оружием в руках, сам Марий держался совершенно пассивно. А между тем политический вождь обязан, так же как и полководец, в минуту решительного боя лично руководить всеми действиями и быть впереди всех. Мало того, Марий испугался им самим вызванных демонов, и обратился в бегство. Когда его товарищи прибегали к средствам, которых честный человек не мог одобрить, но без которых нельзя было достичь поставленной цели, он вел себя, как все морально и политически неустойчивые люди: отрекаясь от участия в их преступлениях, он в то же время пытался воспользоваться плодами их. Рассказывали, будто Марий одновременно вел тайные переговоры в разных комнатах своего дома: в одной с Сатурнином и его сообщниками, а в другой — с посланцами олигархов. В одной обсуждались планы нападения на сенат, а в другой — меры против мятежа. Под соответствующим предлогом Марий переходил от одного совещания к другому. Все это, конечно, чистейшая выдумка, но характеризует поведение Мария с аристофановской меткостью. Двусмысленная позиция Мария обнаружилась в вопросе о присяге, требуемой законами Аппулея. Он сначала отказался дать присягу под предлогом формальных неправильностей, допущенных при утверждении этих законов. Потом он принес клятву, но со следующей оговоркой: поскольку эти законы действительно имеют обязательную силу. Эта оговорка, в сущности, сводила на нет клятву, и все сенаторы, конечно, включили в свою клятву такую же оговорку. Таким образом клятва не только не упрочила новые законы, а, напротив, сама сделала их сомнительными.