Собрание вел Цветков — зам главного энергетика. В другое время это немедленно насторожило бы Виктора Андреевича. Главный энергетик — товарищ Паскалов любил изображать из себя душку–начальника и потому все мероприятия, где принимались жесткие решения, перепоручал заместителю. Но сегодня Виктор Андреевич был озабочен трудными делами Тургора и думать о двух опасностях разом не мог. Он сидел, привалившись к стене, напустив из чувства самосохранения страдальческое выражение на лицо, и не слушал выступлений. Встревожился, лишь когда в его сознание протиснулись слова:
— В течение этой недели мы должны решить, без кого отдел сможет нормально работать. С этими товарищами нам придется расстаться. Остальные получат компенсацию в размере сорока процентов от оклада уволенных.
«Неужто действительно сокращение? — всполошился Виктор Андреевич и тут же привычно начал успокаивать себя: — Да не может быть, треть отдела уволить… отобьемся… в крайнем случае, сократят Кузьминову — она бездетная.»
И в самом деле, поднялся Зозулевич и напористо пошел в атаку:
— Господа, что–то я не понимаю, как это — треть отдела сократить, у нас работы труба нетолченая. Мы же не НОТ какой–нибудь и не техника безопасности, без наших служб завод станет…
— Это не тема для дискуссии, а приказ, — перебил оратора Цветков, уволить десять человек. Мы должны решить, без кого сможем обойтись.
«Сейчас Мадарась вмешается», — тоскливо подумал Виктор Андреевич.
Но вместо известной склочницы неожиданно поднялась Светочка Соловкова.
— Правильно Сергей Семенович говорит. У нас не треть, а половину отдела гнать надо. А зарплату их — тем, кто работает. Вот вам первая кандидатура, — Светочка обвела взглядом собравшихся, — Малявин!
— У меня дел невпроворот, на мне все цеха висят! — закричал Виктор Андреевич фразу, приготовленную для мерзавки Антонины. Потом до него дошло, кто выступает против него, он смутился, задохнулся от обиды и фразу закончил лишь по инерции: — Я и обедать сегодня не ходил…
— Знаю я вашу работу! Как Антонина Ивановна в отпуск уходит, так он мигом на бюллетень, так что все обязанности на мне — и ничего, справляюсь. А что обедать он не ходит, так бездельничать можно и без обеда. Вот сегодня, наглядный пример: считает товарищ Малявин потребление электроэнергии. Там надо всего четырнадцать чисел сложить. Он складывает на калькуляторе, а я рядом сижу, мне все видно. Ежу понятно, что соврал: цеха данные до первого знака дают, а у него в окошке после запятой две цифры болтаются… Нет, досчитал, проверяет. И видно, как он по клавише не ту цифру мажет. На третий раз верный ответ получил, но с первыми не совпадающий, так он стал четвертый раз пересчитывать. И опять соврал. Обедать он, может, и не ходил, но потребление так до сих пор и не сосчитано. Гнать такого работничка! Он только и умеет, что спать на рабочем месте, да масляными глазами под блузку заглядывать.
— А нечего блузку распахивать! — вдруг вмешалась Антонина. — А то устроила декольте до самого пупа. Тут у ней ножки — там у ней ляжки!.. Не сотрудник, а западный секс!
— Это же прекрасно! — возопил Рак–Миропольский. Ему, как молодому специалисту, сокращение не грозило, и юный бездельник, чувствуя себя в безопасности, наслаждался происходящим.
— И вообще, — продолжала Мадарась, — что вы накинулись на человека? Дали бы до пенсии доработать.
— Вы, Антонина Ивановна, беспокойтесь, чтобы вам ваши полгода до пенсии досидеть позволили, — внушительно произнес Цветков. — А Малявину еще восемь лет трубить.
«Семь лет и одиннадцать месяцев», — пытался поправить Виктор Андреевич, но вместо этого окончательно стушевался и затих. Ясно же, что там уже все решено, и коллектив созван для проформы.
Он желал одного — чтобы скорее кончился этот дурацкий сон, хотелось проснуться, пусть даже в темнице Фартора, лишь бы подальше отсюда. И еще мучило горькое чувство: «Светик, Светик, как ты могла решиться на подобный удар, пойти на предательство… И это после всего, что было у нас…»
Дальше Виктор Андреевич не слушал, не обратил даже внимания на пробежавшую мимо Кузьминову, лишь вздрогнул от грохота захлопнувшейся двери. Подумал вяло, что и ему надо бы уйти благородно, с достоинством, но остался сидеть.
Собрание набирало обороты словно электромясорубка. Едва возникала заминка, Цветков подбрасывал новую фамилию. Ополовинили бюро охраны природы, прошлись по вентиляционной группе (Зозулевич, впрочем, уцелел), заглянули в группу конструкторов. Всего получилось семь жертв.
— А если захочет подать заявление товарищ Рак–Миропольский, — подвел итоги Цветков, — то администрация возражать не станет.
— Да нет, я пока обожду… — зевнул молодой специалист. — Вот годика через два…
— Годика через два с тобой другой разговор будет! — рявкнул благостно молчавший Паскалов, и на том собрание закончилось.
Домой Виктор Андреевич вернулся смурной и, не переодевшись, уселся перед выключенным телевизором. Жить не хотелось. Болело в груди, чуть выше желудка, представлялись собственные похороны, печальные лица сослуживцев, плачущая Светочка, шепоток: «Замучили человека, в могилу свели…»
Понимая умом несерьезность подобных фантазий, Виктор Андреевич гнал их, пытался вызвать в памяти образ Тургора, но тот отгородился глухой стеной и не пускал. Очевидно, Виктану удалось исчезнуть из темницы, и сейчас его не было нигде, и, значит, Тургор был закрыт для страдающего Виктора Андреевича.
В прихожей раздался звонок — Таисия обычно звонила в дверь, хотя у нее был свой ключ. Виктор Андреевич вернулся в кресло.
«И не поинтересуется, как дела», — обижено подумал он и тут же ужаснулся мысли, что Таисия могла спросить его о работе, и ему пришлось бы отвечать.
Из кухни потянуло борщом. Слева под ребрами заболело сильнее.
«Подохну — никто и не заметит», — резюмировал Виктор Андреевич.
— Обедать иди, — позвала Таисия.
После тарелки борща в груди отпустило, жизнь уже не казалась столь ужасной. В конце концов, увольняют его еще не завтра, а в худшем случае, через месяц, и компенсация при увольнении по сокращению за два месяца выплачивается, и стаж не прерывается. За это время он что–нибудь придумает, устроится на другую работу — энергетики везде нужны — сделает свое изобретение и внедрять его будет не здесь, а на новом месте, в каком–нибудь совместном предприятии. И запатентует на свое имя — так теперь можно. Приглашения пойдут от инофирм, зарубежные поездки, дома компьютер и видеомагнитофон. А на бывшем его заводе все останется по старинке, прогорят они со своей арендой и разорятся. Светочка Соловкова, безработная, придет в слезах в его кабинет (а он уже будет президентом фирмы), и он ей скажет…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});