приказным тоном заявляет он, а я аж дар речи теряю от такой наглости. Перевожу взгляд на отца, а тот глаза прячет и бормочет себе под нос что-то типа "Да иду я уже, иду". Ну, если уж король так себя ведет, мне, как видно, вообще остается лишь молчать в тряпочку.
- И в чем, все-таки, суть ритуала? - не удержавшись, спрашиваю я у мага.
- Руки Терину, узурпатору поганому, ломать будут, чтобы не мог он заклятья творить, пока судьба его Советом не решена.
Снова смотрю на отца:
- Папа, ты это санкционировал?
Он лишь пожимает плечами. Мол, понимай, как хочешь, но возражать не стоит.
Да, думаю, Терин, провалил ты свой эксперимент. Маги править не могут.
Прихожу я в зал для церемоний. В голове сумбур, и радость от освобождения уже утекла куда-то, боюсь, безвозвратно. Жаль, отец не договорил. Но само его поведение перед этим Таурисаром, сам этот дурацкий ритуал... Ну не можете вы решить судьбу чернокнижника, неужели так трудно обезвредить его иным способом, не столь омерзительным, и, не собирая при этом такое количество зрителей? И почему меру наказания ему должен определять Совет чародеев? Он здесь, здесь власть узурпировал, в Зулкибаре! Отец мой должен решать, что делать с этим героем-одиночкой, а не кучка сумасшедших волшебников с манией величия.
А вот и кучка эта. Совет чародеев, может, и не в полном составе, но человек семь присутствует. Надо будет узнать позднее, сколько их там, членов этих. Отец мой тоже здесь - и глаза у него бегают. А Брианна рядом притворяется предметом обстановки. Можно подумать, никто не в курсе, что она из себя представляет. Дешевая подстилка. Может, и не дешевая, но неважно.
Дуся рядом со мной стоит, жмется, глаза разноцветные квадратные и испуганные.
- Вальдор, - бормочет она. Тихо бормочет. Так, что я вынужден к ней наклониться.
- Валь, - продолжает она, - ты, наверное, будешь смеяться, но мне как-то не по себе.
Могу только вздохнуть в ответ. Ей-то понятно, отчего не по себе, а мне вот почему? Я что, казней до этого не видел? Хотя, о чем я? Это же не казнь, а ритуал.
Наш штатный палач, да, Терин оставил его при должности и папа заменять не стал, профессионалы - они на дороге не валяются, приносит колоду. Я вздрагиваю. Все же, фантазия у меня слишком хорошо развита для принца.
В зал вводят двух мальчишек и девчонку. Ну, как мне их еще назвать, если старшему на вид не больше восемнадцати, а младшему лет пятнадцать? Ага, маги-сторонники, наверное. Судя по всему, вот тот, рыженький, словесник - у него руки за спиной скованы и рот завязан. Девочка явно жестовик, так как ее локти плотно примотаны к телу, а уж конструкцию, удерживающую пальцы, я вообще плохо понимаю. Ну и старший, предметник. Ему больше всех повезло. Просто в кандалах.
Вокруг колоды члены Совета образуют полукруг. Они молчат. Ждут. О, Дукуса вижу. И даму эту со следами. Красоты, конечно. Где же юный словесник, так нелепо напавший на Терина? Хотя, о чем я? Едва ли он мог быть членом Совета. Так, просто шавкой, как Терин и говорил. Я сам себя не узнаю, почему я поминаю этого чернокнижника к месту и не к месту? Что со мной?
А вот и он, кстати. Двигается как-то неестественно. Ах, да! Замечаю у него на шее знакомую вещицу. Теперь ты у нас весь из себя покорный, мерзкий маг. Отчего я не чувствую злорадства?
- На колени, Терин, - командует Дукус, и чернокнижник послушно опускается перед колодой.
Хм, Дуся что? Прижимается ко мне? Да ну! Точно прижимается. Обниму-ка я ее, пожалуй. И ей спокойнее, и мне теплее, а то дрожь какая-то по телу противная.
- Положи правую руку на плаху, - велит Дукус, и Терин подчиняется.
О, эта деревяшка у нас теперь именуется плахой?
Лицо у бывшего короля Зулкибара белое, на лбу пот выступил. Да, а я как бы себя чувствовал на его месте?
Рядом палач. Лучший наш палач Вадик. Даже без обычной маски. Ухмыляется. Ему-то чему радоваться? Работе, что ли? Он, видимо, во время правления Терина заскучал, без дела-то? Дульсинея вцепляется мне в плечо когтями. Терплю. Я в последнее время таким терпеливым стал - сам себе удивляюсь.
У палача в руках палка. Железная. Судя по тому, как он ее держит, очень тяжелая. Не хочу. Не могу. Не хочу об этом думать!
Дукус как-то лениво машет рукой, и палач с размаху опускает палку на предплечье чернокнижника. Я слышу хруст. И ни звука больше. Они запретили ему даже кричать. Сумасшествие. Дульсинея рядом, кажется, хнычет. Если бы я мог к ней присоединиться! Но нет. Я же должен торжествовать.
- Левую руку, - говорит Дукус.
Терин все также покорен.
Снова хруст, и чернокнижник безвольно опускает лицо на плаху. И уже не чувствует, надеюсь, как палач, один за другим, ломает ему пальцы.
- Встань, - командует Дукус, - встань!
Ну что же они делают? Что они делают?! Он же без сознания. Кажется, я готов рвануть ему на помощь, но Дусины коготки, впившиеся в меня, дают понять, что не стоит. Я должен радоваться. Мой враг повержен. Я ведь сам мечтал о том, что ему кто-нибудь пальцы переломает? А вот