огромной бочкой коньяка, которую там держали для летчиков, и отправился дослуживать в JV-44 Галланда…
Тощий, моложавый и немного подвыпивший Эрих Хартманн оказался самым молодом обладателем Дубовых Листьев и самым низшим по званию офицером…
Тем временем притащили столы и стулья, и мы без ограничения уселись вокруг командира. Это был его день. Полковник Храбак сидел рядом с ним и радостно чокался с командиром. По настоянию полковника командиру пришлось рассказать о последних мгновениях его воздушного боя. Все слушали очень внимательно, сдерживая волнение, пока он рассказывал.
После необычного пира начались приготовления к празднику. Командир хотел устроить особую вечеринку с техниками и механиками. Все алкогольное, что только попалось нам на глаза, было уложено на лед. Возле палатки шефа полукругом разложили кучи соломы. В середине развели костер. В назначенное время собрались все. Наступила глубокая темная ночь. Зрителями были только луна и звезды. Зажгли костер. Его прыгающий свет придавал лицам особое выражение.
Бутылки пошли по кругу, и мы пили вместе с командиром за полночь…
Праздничная вечеринка проходила шумно, так как пилоты мобилизовали все запасы алкоголя покупкой, обменом и кражами. Еще одну веселую ночь летчики провели вокруг костров. Голова Эриха все еще гудела, когда он на следующий день забирался в кабину своего Ме-109 и пытался выяснить по картам, где же находится этот проклятый Инстербург, куда ему следует лететь…
Пирушка шла полным ходом, когда ворвался Биммель. Выражение его лица моментально погасило ликование собравшихся.
„Что случилось, Биммель?“ — спросил Эрих.
„Оружейник, герр лейтенант“.
„Что-то не так?“
„Нет, все в порядке. Просто вы сделали всего 120 выстрелов на 3 сбитых самолета. Мне кажется, вам нужно это знать“.
Шепот восхищения пробежал среди пилотов, и шнапс снова полился рекой.»
Куда делась авиация люфтваффе? Куда-куда! Пропили её. Потому что хоть пехотинца трезвого на русские пулеметы «Максим» в атаку поднять, хоть трезвого немецкого летчика заставить взлететь было проблематично. Поэтому праздник в люфтваффе наступил, когда в 41-м пришла зима. И замерзло масло в маслорадиаторах самолетов и ружейная смазка. Самолеты не заводились — раз, их пушки и пулеметы не стреляли — два. Всё. Сидим на аэродромах и греемся шнапсом.
И не только в авиации. Я встречал почти анекдотический рассказ, в реальность которого поверить трудно, о том, как немецких танкистов наши пленные научили заводить в морозы танки.
Дело было под Москвой. Мороз и стужа. Танки не заводятся, воевать нечем. Тут как раз два пленных русских танкиста, один из них ранен. Немцы пригрозили пленным, что если они не научат их заводить в мороз танки, то раненному помощь не окажут. Наши смотрели на них круглыми удивленными глазами, как на конкретных дебилов. Советский танкист взял ведро горячей воды, залил кипяток в радиатор немецкого танка и он завелся.
В книге о Хартманне описана почти такая же история про дебилов в авиации. Тоже дело было зимой 41-го. Самолеты люфтваффе не летают, потому что масло и смазка замерзли. Кто-то из высшего командования догадался притащить на аэродром пленного русского техника. Тот под вопли немецких техников: «Ты испортишь наш самолет!» — смешал моторное масло с бензином и залил его в маслорадиатор. Самолет завелся. И не испортился.
Но пушки и пулеметы все-равно не стреляют! Все-равно летать нельзя!
Тогда русский техник взял пулемет, снятый с самолета, и окунул его в котел с кипятком, смыл всю смазку, вытер насухо:
— Держите. Теперь он стреляет на любом морозе.
Массовые отказы оружия в частях вермахта зимой под Москвой. Из-за того, что смазка замерзала. Так удалите ее с пулеметов! Протрите их насухо!
Я никогда не поверю, что немцы не знали, что смазка на пулемете нужна лишь для предотвращения коррозии металла, а не для обеспечения скольжения затвора, что ее можно на морозе всю убрать и спокойно стрелять хоть в условиях якутской зимы. Хотя, я об этом как-то у себя в блоге написал и нашлись знатоки механики, которые меня раскритиковали. Но не могла же вся группа армий «Центр» в 41-м состоять из подобных идиотов-знатоков!
Конечно, нет. Они были не идиотами, а очень даже умными. Поэтому им хватало ума не разбавлять летнее масло бензином и погуще намазывать лучшие пулеметы ВМВ. И винтовки Маузера. Чтобы они коркой замерзшей смазки покрылись:
— Герр генераль, стреляйт нихт. Никак. Масло замерзайт. Танк не заводись. Мессер не летайт. Драпайт разрешайт…
* * *
…Гальдер написал, что еще до осени 41-го 30% автомобилей вермахта поломались. Для того табора, который из себя представляли части вермахта, особенно подвижные, это было почти катастрофой, поэтому немцы стали реквизировать на оккупированных территориях лошадей и телеги. Я встречал утверждение, что эта транспортная катастрофа была связана с разномастностью автомобильного парка, собрали всё со все Европы, что затруднило обеспечение запчастями. Вроде бы логично… Сцуко! А что, немецкие, французские и чешские автозаводы в 41-м уже разбомбили американцы и они не могли снабжать фронт автозапчастями? Да и не так уж много было марок и типов грузовых автомобилей у немцев, чтобы это вызвало такие проблемы. У нас тоже не одна полуторка имелась, да еще американских добавилось, но чтобы треть машин встала колом — такого не случалось. Даже не треть, даже не четверть…
Проблема была в другом. Ее можно назвать так: «карбюратор засорился».
Дело в том, что немецких шоферов готовили, судя по тому как они сами это описывают, например, Ги Сайер — «Последний солдат рейха», примерно так же, как сейчас готовят водителей в автошколах.
У нас даже после войны, даже в ДОСААФ, где готовили гражданских водителей, обучение начиналось с устройства автомобиля. Не сдашь экзамен по его устройству — не получишь права. И зачем оно ему, шоферу, нужно было знать, как система впрыска-выпуска двигателя работает и как там всё устроено, как клапана регулируются, особенно военному шоферу? Подозреваю, потому, чтобы когда жиклер засорился, автомобиль не встал на дороге колом.
Но немецкая техника надежная, поэтому Ги Сайера учили только водить ее. Ги Сайер по национальности француз, в вермахте какой только интернациональной швали не было, он даже немецкий язык знал очень плохо. Но патриот Германии и вермахта. Это обычное дело, возьми почти любого русского патриота-националиста, особенно антисемита, поскреби и выяснится, что в баню вместе с антисемитами ему лучше не ходить.
У Сайера от любви к немецкой армии настолько мозги свихнулись, что он в своих мемуарах и такое написал:
«До самого конца войны воздушные силы