— Ты только не пропадай, — попросила меня мама, увидев мое решительное настроение.
— Не переживай, куда я денусь. Вернусь на теткину квартиру, — я хотел верить, что обо мне в городе все забыли.
— Ладно. Как вернешься, звони. Мы с отцом снова приедем проведать тебя. Жаль, что ты не хочешь назад в деревню. У нас там такие невесты сейчас! Да и тебе лучше было бы на виду.
— Нет, спасибо, мам. Мне лучше, когда я один.
— Оно и видно, — родительница скептически посмотрела на мою голову с отросшим ежиком волос и шрамами.
— В следующий раз буду умнее, — я погладил себя по голове. — Инкубатор купила?
— О, да, ты был прав, они сами его отвезут и совсем недорого возьмут за доставку, — вдохновленным голосом поделилась она. — На двести яиц.
— Отлично. Осенью приеду за курятиной.
— Приезжай когда хочешь. Не смотри, что отец вечно смурной, натура такая.
— Ладно, мам, спасибо, — я обнял ее.
Мы еще немного поболтали, а потом она ушла. У нее был куплен билет на автобус, и она боялась не успеть. Я забрал у врачей свой бумажник, в котором остались права и документы на машину, соврав, что мне нужно для какой-то регистрации в интернете. Переоделся в гражданское, и был таков. Выбрался через окно в туалете. Прошелся по парапету до перешейка между двумя корпусами, спрыгнул и слез с него по лестнице.
Нанял таксиста, дремавшего под тенью дерева, чтобы он отвез меня до садового товарищества. Довез он меня мгновенно, довольный денежным заказом. Теперь на дачах было зелено и людно. Я прошелся по знакомому маршруту до участка, на котором жили мы с Айрис. Сердце мое тревожно забилось. Еще бы, здесь были доказательства, подтверждающие или опровергающие мой диагноз психического расстройства. Ворота на участок были закрыты. Я не зашел сразу, посмотрел поверх ворот, чтобы удостовериться в том, что здесь никто не живет.
На глаза сразу попалась садовая тележка, груженая бутылками и канистрами. Именно с ней ушла Айрис, когда на меня напали преступники. Дача выглядела неухоженной. Грядки зарастали травой, землю вокруг деревьев никто не окучивал. Я открыл ворота и зашел внутрь. Здесь все лежало на том же месте, как было оставлено месяц назад. Но вот ёмкости в тележке были наполненными водой. Значит, Айрис вернулась, застала меня в бессознательном состоянии и ушла.
Я кинулся в дом, чтобы найти еще какие-нибудь свидетельства ее существования. Тут царил беспорядок: разбросаны вещи и на полу остались грязные следы преступников и полицейских, осматривавших дом. Капсула Айрис, которая прежде лежала на видном месте, отсутствовала. Я не стал разуваться, поднялся на второй этаж. Кровать была застелена, как застилала ее Айрис. Я так не умел. Ну не мог я вообразить человека до такой степени автономии, чтобы он моими руками делал то, что я не умел. В комоде лежали ее вещи. Я взял их в руки и понюхал, чтобы ощутить знакомый запах. Вещи пахли Айрис.
Я выдвинул другой ящик. Там лежал ее телефон. Он был разряжен. Я поставил его на зарядку и в волнении ждал, когда загорится экран. Едва он осветился, я принялся исследовать его книгу контактов. И что вы думаете? Последний звонок с этого телефона был сделан по номеру «103». Я не мог вызвать себе скорую, преступникам и подавно не было в этом никакой необходимости. Значит, она и правда существовала. Девушка, свалившаяся на меня из космоса.
Почему она так поступила со мной после всего, что между нами было? Ее исчезновение попахивало предательством. Она называла себя свободной, и может быть, в ее понимании выбор свободы означал избавление от обузы, то есть меня. Но мне хотелось придумать другую причину ее исчезновения. Возможно, она всегда была под наблюдением со стороны своих космических сил правопорядка, и была насильно возвращена после инцидента со мной. От обоих вариантов мне стало тоскливо. Я не увижу ее никогда, и в итоге решу, что ее никогда и не было.
Здесь остались мои нормальные вещи, в которые я переоделся. Забрал телефон Айрис, кое-что по хозяйству, что привезли сюда из теткиной квартиры, и отправился в родной город. Приехал ночью. Зашел в дом без свидетелей. В квартире было все по-прежнему. За время моего отсутствия в квартиру никто не проник. Хотелось думать, что криминальный мир забыл о моем существовании. Возможно, соседи тоже не больно-то заметили мое отсутствие.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я пожил втихаря, не выходя из квартиры, дня три. Посматривал через шторки в окна, не следит ли кто за моими окнами. Потом плюнул на конспирацию и начал жить обычной жизнью. Вернулся на работу курьером. Поставил в известность о своем возвращении Михаила Аркадьевича. Он успокоил меня, сказав, что все бандиты, замешанные в устранении авторитета, тоже самоустранились, и мне больше ничего не грозит. Со стороны правоохранительных органов ко мне тоже нет никаких претензий. Я все ждал, когда он спросит про Айрис, но не дождался, а сам спрашивать не решился, боясь, что он скажет, что ничего ни про какую Айрис не знает.
У меня снова началась размеренная и довольно однообразная жизнь, как до встречи с космической гостьей. Только теперь я чаще ездил к родителям по поводу и без. Продолжительное уединение стало для меня невыносимым. Я боялся, что мое воображение родит фантома-двойника Айрис, которого я не смогу отличить от настоящей. Оставшись наедине с собой, меня начинала подъедать тоска, похожая на голод, питавшийся моими душевными силами. Чувствовала ли то же самое Айрис или нет, я не знал, но хотел, чтобы связь, образовавшаяся между нами, тоже делала ее жизнь невыносимой, чтобы она искала возможность вернуться на Землю и поставить точку, вместо невнятного многоточия.
Наступила зима. Когда составлялся график работы курьеров на 31 декабря, почти все начали отмазываться от работы, находя для этого миллион причин. Мне не было никакой разницы. Я согласился работать вплоть до новогодней ночи, а так же выйти с утра 1 января. Праздновать не было никакого желания. Время до Нового Года пролетело мгновенно.
Погода с утра была великолепной. Светило солнце, стоял легкий морозец. В воздухе висел аромат праздника, поддерживаемый суетящимся народом и красочной иллюминацией. Школьники с утра забавлялись во дворах взрывами петард, гоняя бродячих собак и пугая людей. К обеду небо затянуло тучками. Повалил крупный снег, добавляющий сказочности атмосфере праздника. Но ближе к вечеру от сказки не осталось и следа, разыгралась настоящая метель с колким снегом и порывами ветра, сбивающими с ног.
До адресов добираться становилось все труднее. Дороги, а в особенности въезды во дворы, перемело сугробами. Как назло, в десять вечера выпала моя очередь везти доставку за город. Я поныл немного перед девушками-администраторами, но доставку взял и поехал. Снег примерзал к дворникам ледяной коростой, мешая очищать лобовое стекло. Я чуть не съехал с дороги, не попав в поворот, послушав команду навигатора. С трудом добрался до адреса, забуксовав пару раз на нечищеных улицах поселка.
Обратно навигатор повел меня другой дорогой, а я зачем-то доверился ему. Вначале все было нормально. Я видел дорогу, указатели, но на удалении трех километров от поселка, после того, как миновал маленький мостик через речку, дорога сровнялась с окружающим пейзажем. Понять, где заканчивается дорога, с такой видимостью у меня не получилось, и потому я вскоре съехал с нее и забуксовал намертво. Позвонил в доставку, чтобы сообщить о своей проблеме, но не смог объяснить им, где я нахожусь. Администраторам, занятым своими делами, было совсем не до меня. Они пообещали что-нибудь сделать, выслать свободного курьера, но, скорее всего, забыли обо мне, как только положили трубку.
Я попытался вытолкать машину самостоятельно, но не смог. Плюнул на бесплодные попытки, залез внутрь и стал ждать проходящий транспорт, чтобы попросить помочь. Но кому надо было ехать в новогоднюю ночь в метель? Прошел час, второй. Стрелка бензина стремилась к нулю. Я заводил машину, прогревал недолго и выключал двигатель. В доставке трубку уже не брали. Позвонил в МЧС, но там тоже ничего не пообещали, сказав, что полно других забот, связанных с пострадавшими от пусков фейерверков. Моя машина окончательно заглохла к трем утра. Я хотел вернуться в поселок пешком, но метель не унималась, а я побоялся, что собьюсь с пути или попросту замерзну, не одолев трех километров.