Читать интересную книгу Том 3. Публицистические произведения - Федор Тютчев

Страх перед возраставшим могуществом России и возможным объединением славян под эгидой русского царя служил одним из источников формирования фантастических образов русского варвара или славянского Чингисхана, который якобы угрожает завоеванием всему Западу и даже представляет опасность для всего человечества и который распространялся среди политических деятелей и журналистов различных европейских стран, в том числе и Германии. Например, Г. Гейне в корреспонденции из Парижа от 31 января 1841 г., опубликованной в AZ, призывал в связи с осложнениями на Востоке не опасаться религиозного рвения мусульман: оно «явилось бы лучшим оплотом против стремлений Московии, которая замышляет ни более, ни менее, как завоевать или хитростью добыть на берегах Босфора ключ ко всемирному господству» (Гейне. Т. 8. С. 119). Депутат Ф. Беккер, выступая в 1846 г. в Баденской палате, также говорил о стремлении России к мировому господству и о ее новом монгольском нашествии на Германию, особо предупреждая немецкие провинции со славянским населением. О распространенности подобных «мнений иностранцев о России» (этими словами названа соответствующая статья А. С. Хомякова) свидетельствуют и личные впечатления отечественных путешественников. «Нас считают гуннами, грозящими Европе новым варварством, — говорили в 1835 г. студенты профессорского института (В. С. Печерин, М. С. Куторга, А. И. Чивилев и др., побывавшие в Германии и Франции). — Профессора провозглашают это с кафедр, старясь возбудить в слушателях опасения против нашего могущества» (Никитенко А. В. Дневник. М., 1955. Т. 1. С. 173). О том же писал и А. Н. Карамзин из Парижа в феврале 1837 г.: «…все нас здесь ненавидят, а особенно партия правительства, а все политические специальности принадлежат ей» (СН. 1914. Кн. 17. С. 288). Через семь лет А. Н. Карамзину как бы вторит А. И. Тургенев в своем дневнике: «Гер‹мания› вся нас ненавидит» (ЛН-2. С. 87). Примечательна и анонимная статья «Ближайшая война и ее последствия» (Wigand’s Vierteljahrsschrift. 1844. Bd I), появившаяся после выхода тютчевской брошюры и отраженная в дневнике А. И. Герцена: «…там для Германии европейская война представлена якорем спасения, и именно война с Россией» (цит. по: Тютч. сб. 1999. С. 234). Подобные оценки и настроения совпадали с выводами из отчета III Отделения за 1841 г.: «Против России сильно предубеждены в Германии. Источником недоброжелательства к русским почесть можно, с одной стороны, предания старинной политики германских народов, с другой — зависть, внушаемую величием и силою нашей Империи, и мысль, что ей провидением предопределено рано или поздно привлечь в недра свои все славянские племена, и наконец, злобу против России партии революционеров, которые беспрестанно появляющимися в Англии, Франции и Германии пасквилями, изображая Россию самыми черными красками, гнусною клеветою стараются вселить к ней общую ненависть народов» (цит. по: Мильчина В., Осповат А. Комментарии // Кюстин. Т. 2. С. 546–547).

О своеобразии «черных красок» в «пасквильной» публицистике и политической лирике 1830–1840 гг. можно судить по лексическому анализу метафорического описания в них разных сфер российской действительности: «…для страны — бескрайняя степь, леденящий полярный круг, Сибирь; для подданных — казаки, киргизы, калмыки, башкиры, татары, курносые, узкоглазые азиаты; для династии и царей: Танталов род, смесь рабства и деспотизма, отцеубийца, народоубийца, лицемер, персонифицированное зло; для общественной сферы — варварство, кнут, нагайка, запах сала и дегтя; для отношений к соседям — дремлющий великан, распластавшийся гигант, чудовище, хищная птица, борьба между светом и тьмой, солнечным пеклом и ледяным холодом» (Jahn P. Russophilie und Konservatismus. Die Russophile Literature in der deutschen Öffentlichkeit 1831–1852. Stuttgart, 1980. S. 266). По словам немецкого исследователя Д. Гро, весь XIX в. на Западе шла «идеологическая борьба против России под девизом борьбы с деспотией, развития против стагнации, культуры с варварством» (цит. по: Славяно-германские исследования. М., 2000. Т. 1, 2. С. 349).

Двадцать два года спустя после написания «России и Германии» Тютчев, говоря о наблюдавшемся им умонастроении немцев, которое резко контрастировало с мыслями и чувствами «великого поколения 1813 года», подчеркивал: «Они, в продолжение тридцати лет, разжигали в себе это чувство враждебности к России, и чем наша политика в отношении к ним была нелепо-великодушнее, тем их не менее нелепая ненависть к нам становилась раздражительнее» (ЛН-1. С. 400).

…еще один властитель эпохи — общественное мнение… — Навязываемое и формируемое прессой общественное мнение Тютчев оценивал как существенный фактор идеологической и политической жизни, способный оказывать как отрицательное, так и положительное воздействие на исторический процесс (см. коммент. к «Письму о цензуре в России». С. 490–494*).

…ужасное стремление к раздорам, которое, подобно злому фениксу, восставало во все значительные эпохи вашего благородного отечества? — Подразумеваются войны, внешние и внутренние конфликты, смещения границ и территориальные переделы, которые сопровождали тысячелетнюю историю Германии. Даже в годы правления государей Франконской (Салической) династии в XI в. (см. далее коммент. С. 267*), когда средневековая Германская империя достигла своего апогея, разные группировки немецкой знати не прекращали вести между собой ожесточенную борьбу. К тому же непрекращавшееся соперничество императоров с папами шло с переменным успехом в зависимости от того, на чью сторону в текущий момент вставали германские светские и духовные предводители. Новый имперский подъем в годы правления государей из династии Штауфенов (Гогенштауфенов) в XII–XIII вв. также сопровождался «стремлением к раздорам», почти тридцатилетним «междуцарствием». Характерной чертой политического развития Германии XIV–XV вв. стали дальнейшие успехи князей, стремившихся не допустить усиления императорской власти. Подобные тенденции достигли своего пика в Тридцатилетнюю войну.

…в Тридцатилетней войне… — Эту войну Тютчев рассматривал как своеобразную вершину и наиболее типичное проявление упомянутого выше «стремления к раздорам», децентрализации и раздробленности Германии. «В продолжение четверти века, проведенных мною в Германии, — подчеркивал он в письме А. И. Георгиевскому от 30 марта 1866 г., — я постоянно повторял немцам, что Тридцатилетняя война кроется, т‹ак› с‹сказать›, в основе их историческ‹ого› положения и что только русская опека временно сдерживает логическое развитие этой при‹сно›сущей силы» (ЛН-1. С. 400). Тридцатилетняя война принесла чрезвычайное разорение империи Габсбургов. Вестфальский мир (1848) закрепил политическую раздробленность Германии. Немецкие князья добились права заключать союзы между собой и договоры с иностранными государствами, что в действительности обеспечивало их суверенитет. Сама империя, формально оставаясь союзом государств во главе с избираемым монархом и постоянными рейхстагами, на деле превращалась не в конфедерацию, а в неупорядоченную связь «имперских чинов».

Со времен великого правления салических императоров… — В 1024 г. германская корона перешла в руки франконских герцогов из Салического рода — сначала к Конраду II, а затем к Генриху III, когда папская власть стала полностью зависеть от воли императора, церковное управление подчинялось германским светским владыкам, а инвеститура, или предоставление церковной должности, предшествовала хиротонии, церемонии посвящения в епископы. Генрих III, как и его предшественники, считал себя наместником Христа на земле и полагал, что помазание на царство дает государю, помимо прочего, благодать священства. Rex u sacerdos (король и священнослужитель — лат.) — формула, отражавшая представление о двояком (светском и религиозном) характере власти императора. Однако уже при Генрихе IV перевес германских монархов над римской курией стал ослабевать, а 23 сентября 1122 г. в Вормсе Генрих V был вынужден подписать с папой-бургундцем Каликстом II компромиссный конкордат, по которому император отказывался от инвеституры «через перстень и посох» (их вручение означало назначение на высокую церковную должность), но сохранял за собой привилегию предоставлять избранному духовенству право пользоваться доходами с имений, признанных за ними в качестве лена. В 1125 г., когда Генрих V умер, не оставив наследника, германской короной завладел саксонский герцог Лотарь.

В течение многих веков Германия не занимала по отношению к своей вечной сопернице столь сильного и внушительного положения. — Соперничество Франции с Германией сопровождалось территориальными притязаниями, когда, например, в конце XV в. первая присоединила числившийся за империей Прованс. С присоединением графства Прованс, герцогств Бургундия и Бретань французское государство, не знавшее себе равных в Западной Европе по территории и численности населения, создавало предпосылки для будущей абсолютистской централизации и претендовало, наряду с империей Габсбургов, на континентальную гегемонию. В период Тридцатилетней войны Франция под руководством Ришелье успешно стремилась ослабить свою «вечную соперницу», претендуя на Эльзас и Лотарингию. И после Вестфальского мира главным противником австрийских Габсбургов, стремившихся расширить собственные владения, оставалась Франция Людовика XIV, с которой они вплоть до середины XVIII в. вступали в многочисленные войны. Особенно неудачными были войны Австрии и Пруссии в конце XVIII — начале XIX в. против революционной, а затем наполеоновской Франции.