Читать интересную книгу Начиналась жизнь - Файвл Соломонович Сито

порох. Теперь сидит он в кабинете товарища Андрея и молча курит одну цигарку за другой.

— Завтра выступают, — глянул на Кириченко прищуренным глазом товарищ Андрей. — Ты готов?

— Готов!

Андрей несколько раз прошелся по комнате и вдруг резко повернул бритую голову к Кириченко.

— Ну, очень хорошо, — и протянул ему руку. Тот встал и, смущенно улыбаясь, крепко пожал руку Андрею.

— Все будет в порядке, товарищ Андрей, жизни своей не пожалеем.

— Вот это ты уже говоришь глупости, — ответил Андрей, — как раз жизни надо сохранить. На фронт идет много комсомольцев, молодые парни, девушки — горячие головы! Сами полетят навстречу пулям, — значит, нужна там твердая рука, которая преградила бы им дорогу к бесполезной опасности. Даром погибнуть — небольшого ума дело.

— Разумеется, товарищ Андрей.

— Ну, так будь здоров, Кириченко! Ежели что, дай знать, вышлем подмогу. Но главное — разгромить банду, и береги ребят… Ну, счастливого!

Вечером второй красноармейский полк выступил с Демиевки. В первых рядах шагал Миша Ратманский, высокий, гордый, одетый, как всегда, в черную сатиновую блузу.

На улицах собралось много народу — проводить храбрых парней и девушек. В рядах шагавшей молодежи раздавались веселые шутки, смех, и это бодрое настроение в конце концов передалось и провожающим. Мать Любы стояла в сторонке и с любовью и гордостью глядела на дочь — она теперь так красива, Люба, что не наглядеться на нее. Ничего, Люба, благодарение богу, скоро вернется обратно жива-здорова. Отец Людки, на устах которого еще трепетала улыбка, вызванная чьей-то удачной шуткой, в последний раз глянул на свою дочку, которая твердо и с высоко поднятой головой шагала в рядах. Неужто это его маленькая Людка! Она сразу выросла в его глазах, и он вдруг почувствовал к ней уважение, как к взрослому, самостоятельному человеку. Неужели он больше не увидит ее! Нет, не может быть! Она вернется, она обязательно вернется, и именно такой, какой он видит ее сейчас — гордой, жизнерадостной… Младшие братишки и сестренки бежали рядом с марширующими и все старались шагать в ногу с ними. Приподнятому настроению комсомольцев подыгрывал удивительно прекрасный вечер, какой может выдаться только в этом очаровательно зеленом городе Киеве.

Когда вышли за город, стал моросить мелкий дождик. После горячего, обжигающего солнца, которое палило весь день, дождь этот был даже приятен. Немного позже небо разразилось коротким, но сильным ливнем, но полк не остановился. Шагали в Обухово. За Обуховом находится Триполье, а там засела банда Зеленого. Второй полк имеет задание — разгромить банду Зеленого, и ее нужно, во что бы то ни стало нужно разгромить. Это ясно всем. Китаец Сун Лин, или Саша, как обычно называли его товарищи, все время приплясывал и весело приговаривал:

— Банда надо чики-чики…

После ливня в небе появилась радуга, и полторы тысячи штыков стали переливаться ясными красками неба. Полк затянул песню, которая полетела вперед, далеко-далеко по большаку:

Тече річка невеличка

З вишневого саду,

Кличе козак дівчиноньку

Собі на пораду.

Ясный вечер. Песня поплыла куда-то далеко в лес и там затерялась. Теперь комсомольцы шагали уже серьезные, молчаливые. Впереди полка ехал на своем гнедом коне Кириченко с обнаженной головой.

Шли по лесу. Под ногами трещали желуди. Где-то на ветке заливался соловей. Благоухающий воздух океана листвы и лесная прохлада освежили головы после шестичасового марша, но уже стало трудно шагать. У Людки ремень винтовки врезался в юное девичье плечо, и она то и дело перебрасывала винтовку с одного плеча на другое. Она бы теперь охотно понесла винтовку в руках. Так, возможно, было бы легче, но разве может она позволить себе такое во время похода!

Людка шагала рядом с Наталкой веселая, беззаботная.

— Ты не боишься, Наталка? — пододвинулась она поближе к подруге.

— Нет, Людка. А ты?

— И я не боюсь. Я дала слово папе, что скоро возвращусь. Как ты думаешь, Наталка, недели через три мы уже вернемся?

Наталка не ответила. Она оглядывается на Любу, которая шагает позади нее серьезная, молчаливая. На протяжении всего пути Люба очень мало разговаривала, и лишь когда затягивали песню, ее звучное сопрано выделялось, пожалуй, из всех голосов. Твердая решимость чувствовалась в ее голосе. И эта решимость, как электрический ток, передавалась соседним рядам. До Миши Ратманского, шедшего далеко впереди Любы, тоже доносился ее голос, и ноги его как-то сами собой начинали четче отбивать шаг…

Вдруг где-то впереди неожиданно послышался конский топот. Навстречу неслись всадники. Ага! Это, вероятно, часть тех ста пятидесяти кавалеристов, которые еще вчера отправились на разведку в Обухов. Всадники эти, вероятно, принесут какие-нибудь известия о банде. Полк ждет хороших вестей. Никто и не представляет себе, что может быть иначе. Но вот подскакали несколько конников. Один быстро спрыгивает с коня и, запыхавшись, подбегает к Ратманскому.

— Плохие вести, товарищ!.. Наш отряд вступил в Обухов, но никого там не застал. Однако ночью нас окружили со всех сторон и всех вырезали. Только мы, восьмеро, и остались в живых…

Ратманский выслушал страшное сообщение и снял фуражку. По лбу у него текли струйки пота. Ветер трепал его черную шевелюру. Его обычно мощный голос зазвучал как будто надтреснуто:

— Товарищи! Печальное известие принесли кавалеристы. Бандиты Зеленого вырезали в Обухове свыше ста красных кавалеристов. Поклянемся памятью павших братьев, что мы отомстим бандитам за кровь наших дорогих товарищей. В Обухов, на врага, вперед шагом марш!

Теперь уже не слышно ни песен, ни шуток; все шагают серьезные, молчаливые. Ни у кого из головы не выходит весть о кавалеристах…

Людке вдруг стало холодно; она плотнее прижала винтовку к телу, забыв, что та пребольно натирает ей плечо, и ни о чем уже не спрашивает Наталку. Даже веселый Сун Лин, который всю дорогу острил и все показывал, как он сделает банде чики-чики, тоже умолк. Теперь шагали молча, но быстрее, и ритм шага стал четче.

Ратманский также четко выбивал шаг. Две угрюмые морщины залегли у него на лбу. Он вдруг вспомнил про давний эпизод, что произошел тут, на опушке этого самого леса.

Август. Вечер.

«Как только ты войдешь в лес, ты увидишь парня, который лежит под деревом и читает газету. Не останавливайся, а только присмотрись, как он держит газету, в какую сторону она обращена, и в этом направлении иди. И когда ты подойдешь к седьмому рву, запомни же — к седьмому рву, отсчитывай, там будет прогуливаться паренек и будет вертеть в руке тросточку. К этому парню тоже не подходи, а только присмотрись, в какую сторону направлена ручка его тросточки, в