Читать интересную книгу Начиналась жизнь - Файвл Соломонович Сито

в глаза.

— Я знаю, знаю, чего ты хочешь, — рассердилась и надулась Людка и, как малый ребенок, закусила нижнюю губу, — ты хочешь, чтобы я осталась дома, правда? Значит, дочка учителя не должна идти на фронт, правда? Так ты думаешь? Правда? Потом, когда придут с фронта, станут говорить, что все участвовали в бою, а я, дочка интеллигента, пряталась на печке. Этого ты хочешь, да? Нет, я все равно пойду!

Отец протер очки, долго щурил на нее глаза и растерянно улыбался.

— Так… Значит, — заговорил он наконец, — ты идешь, значит, на фронт?

— Да, папа, иду на фронт.

— Так… — снова произнес он. — А что ты там будешь делать на фронте, а, доченька?

— Что значит — что? Стрелять буду!

— Так, значит… стрелять будешь? А имеешь ты, Людка, какое-нибудь понятие, что такое фронт?

— А как же? — обиделась Людка.

— Ну, а как ты считаешь, Людка, враг смолчит?

— Конечно, не смолчит.

Людка очень обиделась. Глаза у нее налились слезами, вот-вот она расплачется.

Отец встал со стула, положил обе руки на плечи Людке и долго-долго глядел на ее вспыхнувшие щеки, в ее синие глаза, налитые слезами. Затем он повернулся, подошел к окну и остался стоять спиной к Людке.

Людка присела на стул и примолкла. Она не смотрела на отца, но они очень хорошо понимали друг друга: она понимала, что он страдает, что у него болит сердце, а он понимал, что уже не переубедит ее… Вдруг он подошел к ней, обнял ее голову и поцеловал ее мягкие волосы…

Рахиль Завирюха постоянно носила мужскую черную косоворотку, подпоясанную широким солдатским ремнем. Это была широкоплечая девушка. Густые, коротко подстриженные рыжие волосы она зачесывала вверх. Глаза у нее были большие, с огоньком, движения — быстрые. Она вся пылала! Завирюха уже видела смерть, на глазах у нее бандит застрелил ее старого отца. Сама она спаслась: ей удалось убежать во время погрома. Она ночью бежала из местечка, и ее провожали крики насмерть перепуганных детей и вопли старух-евреек. Она бежала и, оглядываясь назад, видела, как горит покосившаяся хатенка, в которой она выросла, видела, как в воздухе носятся перья из старой перины, на которой мать родила ее. Теперь она идет на фронт, чтобы рассчитаться с бандитами и за отца и за всех жертв бандитов в местечке…

Галя Ковальчук, подобно Наталке и Любе, тоже получила закалку в подполье при немцах.

5

Зеленый явился в Обухов уже под вечер и немедленно приказал созвать народ на митинг. Он приехал в старой шинели, дабы крестьяне видели, что он такой же бедняк, как и они. В ожидании, пока соберется народ, он закурил «козью ножку» (вообще-то Зеленый курил только дорогие папиросы, но тут он считал «политичнее» курить махорку) и стал переговариваться с подошедшими крестьянами.

— Мы должны их знать, этих большевиков, кто они такие… Они над нами не будут властвовать. Нам достаточно советской власти без коммунистов! Правильно говорю я?

Народ молчал, Молчание это раздосадовало Зеленого. Оно даже обеспокоило его, и он гневно рявкнул:

— Ну, послушаем-ка, развяжите языки!

Подошел Петро Коляда — маленький старичок с реденькой бородкой.

— Не прогневайся на меня, Данила Ильич, и выслушай, что скажу тебе. Что-то уж очень сладко речь ведешь, как соловушка поешь. Но как-то неладно разговариваешь. Данила Ильич! Почему должны мы воевать с красными? Что мы имеем против них и что дурного сделали нам красные? Почему должны мы насмерть биться с ними? А, громадяне! — неожиданно обратился Коляда к крестьянам. — Вот пускай люди скажут!..

— Что-то я не расслышал, старый хрыч, что ты сказал, повтори-ка еще раз!

— Я сказал то, что думаю, Данила Ильич, — не испугался угрозы Зеленого Коляда, — можешь даже убить меня, твоя воля, но нам незачем биться с красными. Не враги они нам. Вот пускай народ скажет…

Зеленый схватился за кобуру. Вот, кажется, он сейчас уложит его, этого Коляду… Он уже не одного такого уложил… Но в эту минуту к атаману пододвинулся Иван Убисобака, здоровенный парень, рябой, со шрамом на правой щеке.

— Данила Ильич, зачем тебе волноваться? Езжай домой, и когда ты нас кликнешь, то все мы будем готовы. Говорю тебе от имени всей громады!

— За всех не подписывайся! — крикнул кто-то.

— Разойдись! — выхватил Зеленый револьвер и выстрелил в воздух.

Стали расходиться. Взбешенный бандит вскочил на лошадь. Сзади преданно следовал за ним Убисобака.

— Иван!

— Чего, батька?

— Этого уродину, Коляду, завтра же отправить на тот свет.

— Воля батьки будет исполнена.

Зеленый обеими ногами ударил коня в живот и унесся галопом. Убисобака долго стоял и смотрел вслед атаману, как тот, разозленный, скачет домой, пока лошадь с атаманом, все дальше и дальше удаляясь, не превратилась в маленькую черную точку…

* * *

На траве еще лежит роса. Где-то в конце деревни заливается голосистый петух. Собаки вскакивают со слипшимися глазами и стряхивают с себя сон. Иван Убисобака идет убивать человека. Он обещал батьке сделать это, и он сдержит слово. Иван до того служил у Петлюры, теперь он служит у Зеленого. «Умный человек, этот батька, — думает Иван, — не дурак выпить, может держать речь и застрелить человека, если ему это нужно». И девки льнут к нему. Ему, Ивану Убисобаке, не нужно читать книги, не надо держать речей, он не умеет этого, и не для этого Зеленый взял его в свою банду. И девок ему тоже не надо. Они боятся его. Ему можно приказать убить человека, поджечь дом — это он любит. Сейчас он идет убивать шестидесятилетнего Коляду.

Вот уже покосившаяся хатенка, в которой живет Коляда. Вот навстречу бежит знакомая собака. Иван с размаху рванул калитку, и вот он уже во дворе. Корова вдруг взглядывает на него глупыми глазами и ревет на весь двор. «Тише, холера!» — Иван изо всех сил рвет дверь в сени, но дверь заперта на замок. «А-а, — ревет бандит, — сбежал, собачья душа, твое счастье!» Но так попросту Иван не может уйти. «Погоди, погоди, подлюга!..» Бандит хватает лежащий во дворе сноп соломы, втаскивает в сени и поджигает… Затем он поднимается и поджигает соломенную крышу.

— Погоди, погоди! — рычит бандит. — Все равно поймаю тебя, из моих рук не вывернешься!..

6

Когда в городе стало известно, что комсомольцы отправляются в Триполье сражаться с бандой Зеленого, в партийный комитет пришел слесарь с завода «Арсенал» Кириченко и заявил:

— Пошлите и меня!

Это был высокий, сильный парень. Ему уже приходилось бывать под огнем, и он знал, как пахнет