И Белоключевский повернулся и сделал два огромных шага в сторону винтовой лестнички. Там, в глубине, почти что в темноте, на белом стенде висело несколько фотографий и плакатов в рамках.
– А… это, так сказать… история нашей… галереи. Вот репортаж с открытия. Вот… это, кажется, выставка Бенуа. Это, ну… это Фиона Ксаверьевна с директором музея Орсе в Париже, а это… Если хотите, я спрошу у Фионы Ксаверьевны, она может рассказать подробнее, наверное…
– Нет, спасибо, – отказался Белоключевский, но почему-то сунулся еще ближе к стенду и некоторое время рассматривал плакаты и фотографии, а потом повернулся к дамам и сказал громко: – Большое спасибо. Думаю, что я увидел все, что хотел.
– Вы почти ничего не посмотрели, – заметила Фиона.
– У нас мало времени, но я непременно специально еще заеду. Когда буду более свободен.
– Я всегда буду вам рада, Дмитрий Петрович. Мы будем рады. Жаль, что мои молодые родственницы раньше не просветили меня в отношении… знакомства с вами.
– Боюсь, это ничего бы не изменило, – вдруг сказал Белоключевский галантно. Галантность прозвучала насмешкой, и Фиона ее проглотила, не моргнув глазом.
Лиза смотрела все представление, боясь пропустить слово или жест.
Никогда на ее памяти Дунькина свекровь не выглядела такой… почтительно-заинтересованной, такой взволнованной и старающейся угодить.
Кому?! Ее соседу в дохе и высоких башмаках со шнуровкой?! Бывшему зэку, бывшему олигарху, бывшему главе компании «Черное золото»?!
В настоящем у Белоключевского были только Лиза, бревенчатый домик, упирающийся крышей в Большую Медведицу, виски в бывшем подсвечнике, широкая лопата, которой он разгребал на участке снег, и вечная сигарета в грубых неухоженных пальцах. Все остальное было в прошлом, неужели Фиона этого не понимает, или, наоборот, она понимает что-то такое, что недоступно ни Дуньке, ни Лизе?!
Из Фиониного кабинета выскочила Дунька. Она размахивала сумочкой и на ходу засовывала руку в рукав, и семенила, чтобы не поскользнуться на высоких каблучищах.
– До свидания, – попрощался Белоключевский и не двинулся с места – стоял и ждал, пока Дунька и Лиза попрощаются со всей компанией, и, только пропустив их вперед, пошел следом.
– А он ничего, – шепнула Дунька, перехватывая ремень сумки, которая скользила с гладкого меха шубы. – Я думала, что все хуже.
– Хуже некуда. – Лиза обернулась и уперлась в него взглядом. Он смотрел на нее в упор, не отводя очень темных, почти черных глаз. Она моментально смутилась, как девочка, и взяла сестру под руку. – Наверное, я его люблю.
– С ума, что ль, сошла, Лизка?!
– А что мне делать?!
– Как что?! Немедленно прекратить всю эту ерунду! Как ты можешь его любить, когда ты его совсем не знаешь!
– Да наплевать мне, знаю я его или нет! Я его люблю. Наверное.
– Лизка, я все скажу папе, он приедет и запрет тебя на замок в квартире!
– Посмей только. Мне сто лет в обед, я сама себе хозяйка.
– Я тоже считала, что любила, когда выходила за своего кренделя, и вон что вышло! Не смей даже думать ни про какую любовь, и вообще он подозрительный тип!
– Я все слышу, – вдруг сказал негромко этот самый тип. – Вы особенно не увлекайтесь.
– Черт побери, – под нос себе пробормотала Дунька. И громко: – А раньше вы не могли сказать?!
– Не мог, – отозвался Белоключевский. Вспыхнули и погасли фары его огромной машины, щелкнули замки. – Как же я мог сказать, если подслушивал! Я бы тогда не смог подслушивать.
Лиза посмотрела на Дуньку, а Дунька на Лизу, и они вдруг захохотали, как девчонки-шестиклассницы, которым десятиклассник состроил смешную рожицу.
– Садитесь, – пригласил Белоключевский и открыл заднюю дверь.
– Нет, я не могу, – вмиг становясь озабоченной, отказалась Дунька, – у меня здесь машина, и мне надо вернуться на работу. У меня новый шеф.
– Садитесь, – повторил Белоключевский с нажимом. – Нам все равно надо поговорить. Вы что, не можете оставить здесь вашу машину?
– Здесь? – неуверенно переспросила Дунька. – Как здесь?
– Вот прямо здесь, – ответил Белоключевский и обвел рукой стояночку. – Непосредственно в этом самом месте. На глазах у охраны вашей драгоценной тетушки.
– Она мне не тетушка, а свекровь.
Лиза уже пролезла в остывшее сумрачное от тонированных стекол нутро, и следом послушно полезла Дунька, продолжая рассуждать о том, почему она никак не может с ними ехать и почему машину оставить тоже никак нельзя.
Белоключевский сел за руль и завел мотор.
– Сейчас станет тепло, – пообещал он, поправил решетку отопителя и посмотрел на девиц в зеркало заднего вида.
– Ну что?
– Что? – переспросила Лиза.
– Я слушаю.
– Что ты слушаешь?!
– Я слушаю, что мне расскажет твоя сестра.
– Я?! – поразилась Дунька. – Я должна вам рассказывать?!
– Должны, – подтвердил Белоключевский с сочувствием, – и именно мне. Похоже, я единственный из всех присутствующих пока нахожусь в здравом уме.
Дунька раздула ноздри.
– Да кто вы такой, вашу мать?! Я вообще не желаю с вами разговаривать! Это вы мне должны сказать, во что вы втянули мою сестру, черт побери!
Белоключевский тронул машину и снова посмотрел в зеркало. Глаза у него смеялись.
– Надо бы чаще друг другу, – продекламировал он, – истину ту повторять: девицам вашего круга стыдно приличий не знать.
Дунька стала хватать ртом воздух, а Лиза засмеялась.
– Не материтесь, – попросил Белоключевский. – Вам не идет. Вы же хотите, чтобы мы во всем разобрались. Так что говорите толком. Все по порядку.
– Что я должна говорить вам толком и по порядку?! Тяжелая машина медленно ползла со стоянки.
Бросив взгляд в сторону галереи, Лиза вдруг увидела расплывчатый силуэт. Почти прижавшийся к стеклу. Человек, распластавшись по тонированной гладкости, не отрываясь следил за их машиной.
– Димка! Посмотри! – Что?
Белоключевский повернул голову, и Дунька полезла смотреть, насела на Лизу и засопела ей в ухо. Лиза оттолкнула Дунькину физиономию, но она опять придвинулась.
– Кто это?
– Федор Петрович, кто же еще! – пробормотал Белоключевский.
– Дима, почему он на нас смотрит?
– Похоже, мы чем-то сильно его напугали.
– Чем мы могли его напугать?!
– Я не знаю. Простите, – опять взгляд в зеркало заднего вида, темные веселые глаза. Что он веселится-то?! – Как мне вас называть? Дуня? Евдокия?
– Называйте как хотите, какая уж теперь разница! Только не Евой!
– Евой?!
– Это ее так муж называет. Фионин сыночек. – Ева?!
– Заткнитесь! – приказала Дунька сквозь зубы.
– Нет, но Ева – это чудесно. Волшебно просто.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});