любишь?
– Ты уже спрашивал, Вася, – она отстранилась. – И я уже отвечала.
– Это раньше. А теперь?
– То же самое могу повторить. Ты мне нравишься, но связывать свою судьбу с твоей я не собираюсь.
– Ты любишь Брянцева?
– Не думаю, да для тебя это и не важно. На мой ответ тебе Брянцев никак не влияет.
– И все-таки мы будем вместе! – с пылом воскликнул Семенов.
– Ну, это не в твоей власти, – сухо сказала Рубцова. – Знаешь, в последнее время мне кажется, что я тебя совсем не знаю. Впрочем, я и себя-то не знаю до конца.
– Как и каждый из нас, – глухо добавил профессор.
– Да, как каждый из нас, – согласилась Рубцова.
– А ты права, Юля, я устал, – с какой-то странной интонацией заговорил Семенов. – Устал сдерживать себя, свое естество.
– Какое естество?
– Мне нравится власть, – запинаясь, быстро начал профессор. – Ты такого не думала, что врач, особенно хирург, как Господь Бог властен над жизнью и смертью. Одно движение скальпелем в ту или иную сторону – и пациент мертв. Да, быть хирургом тяжелое испытание, не каждому под силу.
– Василий, ты несешь какую-то ахинею, пожалуй, даже пугаешь меня.
– Надо же, – лицо Семенова внезапно превратилось в какую-то искривленную маску. – Знаешь, Юля, мне всегда нравился Раскольников у Достоевского. Только он дурак – пошел и признался. Федор Михайлович написал опасный роман. Идея завлекает, ах, какая идея! Я прочел и сказал себе – можно убивать и не признаваться. Чушь вся эта психология Порфирия, следовательские заморочки.
– Вася, ты меня пугаешь, – почти что взвизгнула Рубцова.
– Неужели? – маска съехала и внезапно, как в руках у фокусника, у профессора оказался скальпель. Рубцова сделала движение в сторону, намереваясь убежать, но профессор впился в плечо.
– Ты никуда не уйдешь, – свистящим шепотом прошелестел он. – Ты будешь моей – живой или мертвой, я не позволю сопротивляться мне.
– Ты сумасшедший! – крикнула Рубцова. – Тебя посадят.
– Это уже не важно, – ответил Семенов.
Скальпель в его руке ожил, но опуститься на жертву не успел. Сильная мужская рука перехватила хирургический нож. Профессор выпустил плечо Рубцовой и левой рукой сильно ударил мужчину в живот. Тот согнулся вдвое, но продолжал выворачивать руку профессора, пока тот не выронил скальпель. Но выпустив орудие убийства, Семенов высвободил правую руку и бросился на нападавшего. Они покатились по траве. Семенов извернулся и ему удалось схватить скальпель. Но замахнуться он не успел. Мощная рука прокурора Ермолкина вывернула кисть профессора, а затем прокурорский кулак обрушился на его шею.
– Ну вот, кажется, справились. – сказал, поднимаясь и отряхиваясь Лебедев.
Он погладил лысину и подошел к Рубцовой. Юлия Николаевна смотрела перед собой куда-то мимо него широко раскрытыми глазами. Лебедев еле успел подхватить ее, когда та упала в обморок.
Глава 33
– Значит, мы имеем дело с сумасшедшим, – задумчиво проговорил следователь Попов.
Они сидели в кабинете Дудынина в Луге. Они – это Таисия Игнатьевна, Ермолкин, Попов, Дудынин, Скворцов и Авдеева.
– И очень опасный, – подхватила Кира Авдеева. – Я обязательно подготовлю подробный материал.
– Стоит ли? – усомнился Скворцов. – Подробный репортаж вряд ли хорошо отразится на репутации Полянска.
– Зато он хорошо отразится на репутации газеты, – отрезала молодая журналистка.
– Ну будет вам, – вмешался Попов. – Все это не так интересно. Я лично хочу знать, как Таисия Игнатьевна вычислила его, а возможно, и вы, Олег Константинович.
– Да-да, давайте послушаем, – поддержал следователя начальник лужской милиции.
Сапфирова не спешила начинать. Она отпила несколько глотков чая, положила в рот ложку варенья и лишь потом заговорила.
– События этого лета, я имею в виду все, где присутствует криминальная подоплека, существенно отличаются от происшествий прошлых двух лет.
– Чем же? – заинтересовался Скворцов.
– Видите ли, Володя… Вы разрешите мне так вас называть? Спасибо, – улыбнулась Сапфирова. – Этим летом происходила масса происшествий. Тут и браконьерство и нападение на профессора и слежка Лебедева, его переодевания и, наконец, убийства.
– Да, давайте об убийствах, – попросил нетерпеливый Дудынин.
– Все по порядку, все по порядку, – успокоила его Таисия Игнатьевна. – Так вот, надо было сперва разобраться, какая между этими событиями связь, и есть ли она вообще. Первым возник вопрос: являлось ли мотивом убийства Покровской ее звонок в милицию о выстреле в лесу? По зрелом размышлении я пришла к выводу, что, скорее всего, нет. Между убийством зверя и человека, знаете ли, есть некоторая разница. Продолжая размышлять о мотиве, я рассмотрела вариант – муж. Виктор Евгеньевич был на Брянщине, но никто током не проверил его алиби.
– Я все тщательно проверял, Таисия Игнатьевна, – вмешался Попов.
– Извините, я не так выразилась, Кирилл Александрович. Я хотела сказать, что длительный промежуток времени он был без алиби, его так никто и не смог там опознать. Но зачем мужу убивать ее, да еще таким жутким способом? Допустим даже, причина была, но Покровский не показался мне человеком, способным придумать и воплотить в жизнь изощренный план преступления. Конечно, я не могла полностью отбросить мужа, но сочла эту версию маловероятной. Так кто же, зачем и таким способом расправился с Покровской? Вопрос о мотиве я пока оставила открытым и сосредоточилась на орудии и обстоятельствах преступления. Орудие убийства указывало на медика. Среди местных жителей Полянска медиков не было, зато к хорошо известной нам Лене Образцовой приехали сразу двое: профессор Семенов и Рубцова, старшая медсестра. Начну с профессора. Отношения с ним у меня как-то сразу не заладились. Он заподозрил меня в излишнем любопытстве, мне не понравилась его манера держаться. Но это так, мелочи, личные ощущения. Гораздо важнее то обстоятельство, что у профессора был с собой скальпель, а потом он исчез. Кто знал, что скальпель был? Сам Семенов, Рубцова и, конечно, Лена. Последняя, безусловно, могла разболтать об этом всем, особенно, если ее немного надоумить. Итак, получается, что скальпель профессора мог украсть любой. Но был ли это единственный скальпель? Тут вырисовывается фигура доктора Брянцева, жителя Копейкино. У него тоже был скальпель, однако, как выяснилось, им никто не пользовался. Но о Брянцеве позже, вернемся к профессору. Какой у него мог быть мотив? Разумного – никакого. Однако, учитывая характер ранений, убийца вполне мог быть ненормальным. Итак, первая серьезная версия: убийца – маньяк. Я стала думать, кто подходит на эту роль? Пожалуй, я сразу сосредоточила свое внимание на приезжих. Не то чтобы я полностью исключила местных, но считала это маловероятным. Возвращаюсь к профессору – походил ли он с моей точки зрения на сумасшедшего? На первый взгляд, нет. Однако, при более близком знакомстве я заметила в нем стремление к