Читать интересную книгу Факел - Уилдер Пенфилд

Сейчас Буто поднимется на палубу, и они будут вдвоем. Страх, словно тиски, давил под ребрами, как холодная рука, сжимал ей сердце.

— Чего я боюсь? — сказала она вслух. — Что он убьет еще раз? Откроет мою тайну? Я должна отослать его отсюда. Я должна отослать его отсюда… Но послушается ли он? И хочу ли я, чтобы он уехал?

Она услышала голос внизу, а затем шорох на веревочной лестнице. Над перилами на фоне светлого неба возникла фигура Буто. Выпрямившись и застыв в неподвижности, он оглядывал палубу. Олимпия молчала, вдруг вспомнив, что вот так он появлялся в ее снах: сжимал ее в сильных объятиях… Она просыпалась, но рядом никого не было.

Буто спрыгнул на палубу и пошел к ней, словно грузная кошка, подбирающаяся к добыче.

— Внизу слуги, — сказала она тревожно. — Они прибегут, если я позову.

Он молча смотрел на нее. В эту минуту на палубу вышел повар с миской горячей похлебки, но Олимпия отослала его вниз. Они перешли на нос триеры и остановились там, где их никто не мог подслушать. Палуба была мокрой, по канатам ползли капли и падали вниз на их головы. Олимпия задрожала и, протянув руку, коснулась спутанных седеющих волос на обнаженной груди Буто; потом запахнула его плащ и плотнее закуталась в свой. Ее белые руки исчезли под складками материи, и она снова вздрогнула.

Буто буравил ее маленькими глазками, но по-прежнему молчал. Его лицо, покрытое сеткой шрамов, было угрюмо.

Олимпия еще раз оглядела палубу, чтобы удостовериться, не подсматривают ли за ними.

— Ты все время избегала меня с того самого дня, как я приехал к вам из Спарты, — сказал он медленно. — Почему же ты сейчас послала за мной?

— Потому что мне надо поговорить с тобой о Клеомеде.

— А почему ты стараешься не встречаться со мной?

— Потому что боюсь.

Некоторое время оба молчали, потом Буто сказал:

— Ты забыла время, когда я скрывался на Астипалее? Двадцать один год назад? Помнишь дни на берегу в пещере? В пещере, где я прятался?

— Да, — прошептала она, — помню. Слишком ясно помню.

Он протянул огромные руки, словно собираясь схватить ее.

— Нет! — вскрикнула она, отшатываясь. Лицо ее вспыхнуло, она задрожала. Потом злым голосом спросила:

— Когда ты в последний раз видел Клеомеда?

Он опустил руки и отвернулся.

— Я видел твоего сына сегодня утром.

— Нашего сына, — поправила она тихо. — Ты же знаешь. Тимон думает, что он был назван в честь его предка. Ты знаешь, что он был назван в твою честь. Что он тебе сказал сегодня?

— Он хочет остаться здесь, — проворчал Буто, — здесь, в Книде. Он не желает ни возвращаться на Кос, ни ехать в Спарту. Он собирается ждать, как кобель у ворот, пока сучка не выбежит к нему.

— Буто! — возмущенно начала Олимпия, но не выдержала и залилась смехом.

— Клеомед говорит, — продолжал Буто, — что Дафна может переменить решение. Гиппократ сказал ему, что женщины непостоянны в своих решениях. Гиппократ, Гиппократ — от него теперь и слова-то другого не услышишь! Будь он проклят, этот Гиппократ!

— Да, — повторила Олимпия, — будь он проклят!

После короткого молчания она сказала:

— Клеомед пока больше драться не будет. Позже — другое дело. Тогда он, возможно, даже поедет с тобой в Спарту. Тимон щедро тебе заплатит, очень щедро. А пока ты вернись в Спарту. Я не хочу, чтобы ты оставался здесь: мне страшно.

Он мотнул головой.

— Если бы я мог оторвать Клеомеда от этой девчонки или если бы он на ней женился, я мог бы что-то из него сделать — сейчас как раз время. Он молод, силен, у него есть все, что нужно для победы. — На лице Буто появилось странное просветленное выражение. Он сжал кулаки, и Олимпия увидела, как на его руках вздулись тяжелые бугры мускулов. — Я могу сделать из него кулачного бойца, каких еще не видывал мир. Он завоюет венок, который у меня отняли. У меня — первого Клеомеда. У меня отняли мой венок, но он поедет в Олимпию, завоюет этот венок и получит его — он, Клеомед второй!

— Осторожнее, — шепнула она. — Не говори так громко. Я боюсь.

Затем обычным голосом она продолжала:

— Ты ведь не знаешь, что я попыталась сделать. Побывав в Галасарне, я поняла, что Гиппократ имеет виды на Дафну. И я придумала отличный план, чтобы Фаргелия отпугнула Дафну от него. Красавица, беременная от Гиппократа! Все складывалось как нельзя удачнее. И вот позавчера я повела Дафну к Фаргелии — чтобы они поссорились, чтобы Дафна возненавидела Гиппократа.

— Это ты ловко устроила, — протянул Буто.

— Ловко-то ловко, — сказала она с горечью, — но что, по-твоему, они сделали?

В маленьких глазках Буто, с восхищением смотревшего на нее, появилось, недоумение, и он покачал головой.

— Обнялись и расцеловались! — Олимпия хлопнула себя по боку, как рыночная торговка. — Расцеловались! А теперь Фаргелия умерла, и уже ничего нельзя поправить.

Буто пробурчал что-то невнятное. Свет, озаривший его лунообразное лицо, когда он говорил о будущем торжестве Клеомеда, медленно угасал. Оно вновь стало растерянным и угрюмым. Некоторое время они стояли молча. Странная пара — черноволосая холеная красавица Олимпия и безобразный, могучий Буто со спутанными волосами и бородой.

Олимпия глядела на рубцы и шрамы, так изменившие его черты, и вспоминала его прежний юношеский облик, мощную шею и плечи, игру мышц под гладкой молодой кожей.

— Что же, — сказала она, словно размышляя вслух, — в Спарту тебе все равно надо будет вернуться. Но если ты не хочешь уезжать сейчас, подумаем, что можно сделать для Клеомеда. Его желания должны быть исполнены. Может быть, тогда он будет вести себя со мной иначе. Ведь его жена будет жить в моем доме. Мы все-таки должны попытаться добыть для него Дафну. О других невестах он и слышать не хочет. Я бы ее для него не выбрала, но заставить его изменить решение невозможно. Так вот, — продолжала она задумчиво, — если бы нам удалось поссорить Эврифона с Гиппократом, все еще могло бы кончиться для Клеомеда хорошо. Ты говорил мне, что Гиппократ все свое свободное время проводит в книгохранилище Эврифона, читая его папирусы. Вот если бы он украл эти свитки… или сжег бы их — это могло бы их рассорить.

Олимпия взглянула на море.

— Я заметила, что помещение, где хранится масло и где ты растираешь больных, расположено рядом с хранилищем.

Она умолкла и внимательно посмотрела на Буто. Его губы медленно-медленно расплывались в хитрой усмешке. Он прикрыл рот огромной ладонью.

Внезапно он сказал:

— Мне пора, — и пошел по палубе, говоря: — Мне нельзя опаздывать. Пора браться за работу.

Олимпия последовала за ним. Буто вспрыгнул на перила, повернулся и начал спускаться по веревочной лестнице. Потом вдруг задержался и повис за бортом, ухватившись за перила и глядя на Олимпию с веселой усмешкой.

— Чего только мы вместе не сделаем! Вот уж план так план!

Он захохотал, откинув голову. Олимпии показалось, что его слышат по всей гавани и даже среди гор.

В зеркальной воде отражались соседние триеры и дома на обрывах. Косые лучи восходящего солнца одевали их золотым сиянием. Солнце озарило и спутанные волосы Буто, превратив их в щетинистый ореол. Он снова захохотал, как развеселившийся сатир.

— Буто, замолчи! — хрипло прошептала она и, перегнувшись через борт, схватила его за волосатую руку. — Буто, что ты задумал! Будь осторожен, только никого не трогай! Никого… никого не убивай, даже Гиппократа. Мне страшно подумать, что ты можешь натворить.

Глава XVIII Ктесий

Гиппократ тоже проснулся в это утро очень рано, проведя беспокойную ночь. Он сел на постели, протер глаза и поглядел на дворик. Там, завернувшись в одеяла, прямо на земле спали другие постояльцы.

На душе у него было невыносимо тяжело. Раз Дафна отказала Клеомеду, ему как будто следовало воспрянуть духом, но он испытывал только уныние и горькую обиду — ведь Эврифон поверил поклепу, возведенному на него Олимпией. С Эврифоном пока говорить нельзя. Это было ясно. А Дафна… что думает о нем Дафна после своего свидания с Фаргелией? Нет, он не может объяснить им, что отцом ребенка был царь Пердикка, — это тайна, доверенная врачу умирающей. Да если бы они и узнали правду, это не помешало бы им считать, что он был любовником Фаргелии в Мерописе.

Он сел на постели. Так нельзя. Он не станет унижаться перед Эврифоном, он выждет своего часа. На закате отплывет корабль, который должен зайти в Меропис. Он уедет с ним… но до этого, может быть, ему как-нибудь удастся…

Он тихо встал на ноги, стараясь не разбудить Клеомеда, спавшего рядом на соломенном тюфяке.

Гиппократ посмотрел на спящего. Несмотря на свое могучее тело, Клеомед был еще совсем мальчиком и обладал всей красотой юности. Черты его лица были тоньше, чем у Буто, и все же разительно походили на черты старого бойца. Просто удивительно, как Тимон до сих пор не заметил, что юноша, которого он считает своим сыном, — вылитый Буто.