Хироши восхитила идея.
— Может, в десять лет, — Мисаки рассмеялась.
— Мамору-нии-сан сильный, — сказал Хироши. — Он крупнее меня.
— Да, — сказала Мисаки.
— Но я могу вырасти. Смогу одолеть его.
— Возможно.
— Как Тоу-сама одолел дядю Такаши?
— Хиро-кун! — Мисаки застыла так резко, что Нагаса врезался в ее ноги. — Кто тебе об этом рассказал?
— Учителя говорят порой об этом, — сказал Хироши.
— О… постарайся не упоминать это при дяде, ладно?
— Да, Каа-чан.
Результат последней дуэли братьев Мацуда был известен в деревне, хотя многие вежливо не обсуждали это. Бой был годы назад, когда Такеру хотел покинуть академию Кумоно, чтобы работать в кабинете главы, а Такаши хотел, чтобы он остался. Их отец тогда был старым, его не интересовала их карьера, и он потребовал, чтобы они решили дело боем, а не тревожили его этим.
Только несколько человек видели бой — Юкино Дай, который служил как судья, и несколько мужчин, но люди болтали. Один Шепчущий Клинок не обязательно был равен другому. Такаши был изобретательным и сильным мечником с взрывным боевым стилем и тысячей уловок. Но в бою джийи против джийи его лед не сравнился с сосредоточенностью Такеру.
— Но ты знаешь, Такаши-нии-сама побеждал твоего отца в прошлом, — отметила Мисаки. Это было судьбой всех Мацуда, да? Они били друг друга, становясь лучше, как молотки об сталь? — Они всегда были близки в способностях боя, но ты должен помнить, что они были почти одного возраста. Ты через десять лет сможешь бросить вызов старшему брату, и он будет куда опытнее тебя.
Когда Мисаки посмотрела на Хироши, она поразилась, увидев, что ее всегда серьезный сын почти улыбался.
— Я постараюсь вырасти как можно быстрее, — сказал он.
ГЛАВА 11: ПАТРИАРХ
Было темно, когда Такеру вернулся из академии Кумоно. Он казался рассеянным. Гнев не пропал, он хмурился только сильнее, но он был подавлен. Только когда он прошел мимо додзе и заметил тренирующегося Мамору, он вспомнил об угрозе.
— Готов, сын? — спросил он.
— Да, Тоу-сама, — слабым голосом сказал Мамору. Он устал, но плечи были расслаблены.
Мисаки замерла на пороге додзе, чтобы посмотреть на бой, Изумо сидел на ее бедре.
Кьёгецу мгновенно покинул ножны.
Мышцы были расслаблены, Мамору ответил так же быстро, вытащил катану в идеальной позиции защиты. Два меча зазвенели друг о друга, Мамору поглотил удар и ввернул его чистой атакой, задевая кимоно отца на груди, а потом уже клинок Такеру замер у шеи Мамору.
Такеру отошел на два шага, взглянул на порез на кимоно и хмыкнул, а потом посмотрел на Мамору.
— Еще раз, — сказал он.
В этот раз Мамору напал первым. Мисаки ощутила, как ее напряженные плечи расслабились, когда она увидела, что он все запомнил из ее короткого урока. Без напряжения, сковывавшего его раньше, он стал новым существом — жидкой молнией. В его движениях она увидела шанс стать бойцом быстрее Юкино Дая, не слабее Такаши, может, однажды таким же точным, как его отец.
Сражение было долгим и яростным, они наступали и отступали так быстро, что Мисаки едва могла следить.
Наконец, жестокий удар Кьёгецу заставил Мамору отшатнуться. Такеру не стал давить до конца, а отодвинулся. Мамору встал ровно, занял боевую позицию.
Мгновение отец и сын глядели друг на друга.
Мамору был в стойке, готовый прыгнуть при малейшем движении меча отца. Такеру, казалось, думал. Голод сделал глаза Мамору ярче, улыбка воина приподняла уголок рта. Он не боялся следующего движения отца, он ждал его.
Но вместо атаки Такеру кивнул и сказал:
— Хорошо.
— Хорошо?
— Да. Свободен.
— Правда? — Мамору выглядел почти разочарованно. — Ты не…
Такеру убрал Лунный Шпиль в ножны, от звона Мамору вздрогнул.
— Я сказал: можешь идти.
* * *
Той ночью Такеру не было в спальне или его кабинете. Мисаки нашла его на крыльце.
— Ветер.
Мисаки огляделась. Ветерок был слабым, а голые ветки — спокойными.
— Тут?
— В море, — уточнил Такеру.
У Мисаки были острые зрение и слух, но не такие, как у ее мужа. Такеру мог ощутить каплю росы, падающую с травы в другой части деревни — и разрезать ее пополам раньше, чем она упадет на землю. Если он ощущал не естественные потоки, тревожащие океан, он не станет такое обсуждать с его женой. Такое было не женским делом, по его словам.
Она не стала давить, а прислонилась к перилам и разглядывала его. Она никогда не любила Такеру, но он восхищал ее, как сильные теониты всегда восхищали ее. Потому, когда родители сказали ей, что она выйдет за Мацуду, она подумала, что со временем полюбит его. Любовь могла вырасти из восторга. Но после стольких лет Мисаки все еще разглядывала мужа, будто зверя, издалека. Искала что-то. Пыталась понять. Не находила связь.
Такеру был идеальным. От четких линий его лица до идеальных рук, его тело было будто создано нуму-ангелом древнего мира.
Идеальное оружие.
Как все мужчины в Такаюби, он убирал длинные волосы с лица. У Такаши только начали появляться морщины от улыбок и бессонных ночей, а лицо Такеру было почти без морщин. Он не выглядел юным, он казался без возраста. Мисаки понимала, что, когда она постареет и сморщится, Такеру будет выглядеть так, как сейчас, бог изо льда.
Такая мысль смутила бы обычную женщину, но Мисаки сомневалась, что возраст изменит ее статус для мужа. Его никогда не интересовала ее внешность. Раньше это обижало ее. Она знала, что некоторые качества ее муж Мацуда не одобрит никогда — ее владение мечом, навыки в химии, способности в иностранных языках — но мужчина должен был заботиться, чтобы его жена была красивой. У нее были странные и мужские повадки, но она была женщиной, и ей все еще было больно думать, что ее муж не находил ее желанной. Так было, пока она не поняла, что, если бы Такеру желал ее, он бы касался ее чаще. А она хотела, чтобы он держал холодные руки при себе.
Глядя на его ладони, Мисаки поняла, что они довольно крепко сжимали деревянные перила. Костяшки были ушиблены, и она вдруг вспомнила кулаки Мамору с кровью на костяшках, сжатые слишком сильно на коленях. Долгое время она верила, что Мацуда Такеру был скорее льдом, чем человеком, но сегодня он был другим. Она не