Читать интересную книгу Авиатор: назад в СССР 9 - Михаил Дорин

и я начал выводить обороты двигателя в положение «Максимал».

— Ещё давай, — приговаривал сзади Гена.

МиГ уже слегка присел на переднюю стойку, готовясь, как спринтер стартовать с низкого старта. Пара секунд и я включу «Полный форсаж».

— Взлетаем, — доложил я в эфир и перевёл рычаг управления двигателем в нужное положение.

Одна… две… три секунды… Гул слегка стихает, а потом резкий рывок и самолёт срывается с места, выравнивая нос по горизонту.

— Включились оба, — доложил я в эфир.

— Форсажи есть! — подтверждает розжиг пламени в двигателях руководитель полётами.

Скорость растёт быстрее, чем я предполагал. Подходим к отметке подъёма носового колеса.

— Ручка на себя на раз, два и… держи, держи, — подсказывает Гена. — Отрыв!

Спокойно отрываемся от бетонной полосы и устремляемся вверх. Первая отметка у нас — разгон до 600 км/ч, где нужно отключить форсаж.

— Пошли вправо. Только большой крен заваливать не надо, — сказал Гена, как только мы разогнались до нужной скорости.

В кресло сильно не вдавливает, но ощущение, что ты так быстро разогнался до следующей контрольной отметки в 750 км/ч, очень волнительные. И ведь дальше ещё быстрее.

— Гордый, 451й, 1000 занял. Прошу набор 7000, — запросил я в эфир.

— 451й, разрешил, контроль за остатком топлива.

— Понял, — ответил я руководителю полётами.

Сейчас мы выходим на дозвуковой потолок по высоте. Скорость на указателе числа Маха постепенно подходит к отметке 0.9.

— Не выходи за это значение. Нам ещё до 21 000 ползти, — подсказал мне Гена, который окончательно уже передал мне управление.

Облачность проносилась мимо нас молниеносно. Отдельные перистые облака, нами были не замечены. В кабине пока ещё можно услышать гул двигателя, но вскоре будет по-другому.

Поверхность уже начинает напоминать мозаику, а стрелка высотомера подходит к значению 7000 метров.

— Гордый, 451й, 7000 занял. По прямой 2 минуты, — доложил я руководителю полётами.

— Разрешил, 451й. Контроль кислородного оборудования.

— В работе. Кислород норма, — ответил я, проверив давление в кислородной системе.

Вообще, подобные полёты надо бы делать во Владимирске, где район полётов больше, чем вся Прибалтика. Но иногда и здесь — в Подмосковье, можно найти район для набора такой высоты.

Время горизонтального полёта истекло, и пора уже занимать следующую высоту. После того, как мы вышли на 8500, я проконтролировал, что приборная скорость 1100 км/ч. Ещё немного и перейдём на сверхзвук.

— Гордый, 451й, прошу 11 000, — весело произнёс я, поскольку на этой высоте будем преодолевать звуковой барьер.

— Разрешил.

Ещё один разворот на постоянной скорости с набором и вот уже высотомер показывает двузначное значение высоты в километрах. Земля уже практически не видна и её начинает застилать белое покрывало верхних слоёв облачности.

— 11 000 заняли, — сказал я по внутренней связи.

— Как себя чувствуешь? — спросил Гена. — Давай я поуправляю, а то тебе ещё снижаться.

— У меня всё хорошо. Я должен выполнить задание по-честному, помнишь?

— Как знаешь. Давай разгоняйся, — сказал Гена и я начал передвигать вперёд рычаг управления двигателем.

Скорость снова начала расти. 1150, а гул ещё слышно. 1200, и уже задёргались стрелки приборов. 1250… и тишина.

Вот он, тот самый момент, когда мы обогнали звук. В кабине очень тихо, а стрелки приборов перестали дёргаться.

И вот теперь начинается самое интересное. Рычаг управления двигателем начинаю перемещать вперёд, одновременно набирая высоту дальше.

— Гордый, 451й, отметка 14 000 метров. Площадка для разгона до 2.3.

— Выполняйте, — дал разрешение руководитель полётами.

Не представляю, что на такой скорости происходит с элементами конструкции самолёта. Наверняка, они испытывают невероятный нагрев и их изрядно потряхивает. За бортом уже не видно, как мы несёмся вдоль нашей планеты. И где-то впереди уже можно разглядеть, как горизонт отчётливо закругляется.

— Мах 2.3, — сказал мне Гена. — Как ощущение, что ты сейчас быстрее выпущенного тобой снаряда из пушки?

— Необычные. Тем не менее, соревноваться не буду со снарядом.

— Это теория, но может кто-нибудь на практике проверит. Набирай дальше. Остаток топлива у нас 6800.

Ещё пара минут, и мы преодолели высоту в 21 000. Наша Земля отсюда уже отчётливо круглая, а небо перестало быть голубым. Теперь оно тёмного цвета. Тот самый ближний космос. Смотрю на это и не верю глазам. И ведь такое зрелище не каждому дано в своей жизни узреть.

— Пора заканчивать, Серый. Прости, но снижаться, согласно заданию, положено мне, — сказал мне из задней кабины Гена.

— Понял тебя. Управление передал, — ответил я, и Геннадий начал снижение.

После посадки, я первым вылез из самолёта. Хотелось почувствовать под ногами бетон. Эйфория? Да, только так можно описать своё состояние. Пропитанный потом комбинезон постепенно отлипал от спины, а на бетон упали пара мелких капель. Техник подошёл ко мне, спросив о состоянии МиГа, но моё улыбающееся лицо, видимо, отпугнуло его.

— Поздравляю, — пожал он мне руку. — Ждём вас через несколько месяцев.

— Спасибо. А вы уверены… — спросил я у техника, который пошёл к Гене.

— Да у вас на лице написано, что вы уверены в поступлении, верно? — подмигнул он моему инструктору, который только что снял гермошлем.

— Я препятствий не вижу. А там, как начальство решит, — ответил Гена и стал заполнять журнал подготовки самолёта.

Я повернулся лицом к полосе и поднял голову вверх. После такой «воздушной гонки» впечатлений море. Насколько же классно было увидеть нашу Землю с такой высоты! Возможно, именно сейчас я понял, насколько же мне нужно быть благодарным судьбе за второй шанс прожить жизнь заново.

— Сергей, как ощущения? — спросил у меня Гена, когда подошёл ко мне со спины и аккуратно положил руку на плечо.

— Если честно, как первый раз с девушкой. Словами не объяснить, но очень понравилось, — посмеялись мы с Геной, и пошли сдавать снаряжение.

Выполнив ещё два подобных полёта в течение следующих трёх дней, нам объявили, что программа поступления завершена. Перед убытием, каждому необходимо было ещё раз побеседовать со всеми начальниками.

Я сидел в коридоре перед учебным классом вместе с Морозовым в ожидании своей очереди. Сегодня нужно было выглядеть официально, поэтому на мне тёмно-синие брюки и белая рубашка без галстука. Николай, одетый в военную повседневную форму, конечно, был в себе уверен и уже перебирал вслух, на какую фирму пойдёт после окончания школы.

— Знаешь, а мне кажется, что перспективы у «яковлевцев» неплохие. Вертикальный взлёт весьма популярное сейчас направление для развития. Как думаешь? — спросил Морозов, с издёвкой посмотрев в мою сторону.

— Я пока не думаю, Коль. Если тебе уже сказали, что ты идёшь работать на фирму «Яковлева», то это здорово, — улыбнулся я.

— Нет, мне ещё не предложили. Но так и будет, Родин. Мне, как лучшему, будет предоставлен выбор, — пригладил свои волосы Морозов.

Мда, самооценка у него выше стратосферы. С чего он решил, что распределение после окончания школы будет сродни тому, что в военном училище? Вряд ли здесь есть понятие «золотой медали».

А вообще, уверенности Морозова могут некоторые позавидовать. Ну и с техникой ему везёт. Никогда не слышал, чтобы он рассказывал о том, что ему приходилось оказываться в сложном положении во время полёта.

— Сам-то куда хочешь? Или тебя уже бедолаги «туполевцы» обхаживают? — спросил Коля, громко рассмеявшись.

— А ты считаешь прославленное бюро «Туполева» непрестижным? С таким отношением тебе скажут своё собственное конструкторское бюро основать. Там и будешь летать.

— Ой-ой-ой! Я тебе всё сказал, Родин. Когда придёт время выпуска, за меня бороться будут.

— Смотри, чтоб не порвали тебя на части, — улыбнулся я.

Из класса вышел Швабрин в хорошем настроении. За ним сразу же вызвали Морозова, а Иван сел со мной пообщаться.

— Так, в гостинице отметим обязательно, — подмигнул Фёдорович, достав мелкую расчёску из кармана и начав причёсывать свои усы.

— Что сказали?

— Ничего. Мол, вам всё сообщат. Это было официально, — с серьёзным видом сказал Швабрин, а потом заулыбался. — Но я их вывел на чистую воду. Маратыч подмигнул и показал мне класс, — поднял большой палец вверх Ваня.

— Тогда, тебе можно и «булки» расслабить, — сказал я и пожал руку Швабрину.

— Честно, вообще не думал, что когда-нибудь вырвусь с Белогорска. Я ж козлом был в начале, верно? — подмигнул мне Фёдорович. — Это потом с твоей группой я за ум взялся. Ну, и Нестерову спасибо.

Мы в очередной раз вспомнили Белогорск. Если в начале нашего поступления вскользь вспомнили всех общих знакомых, то сейчас