– Эй! – раздраженно позвал князь.
Дверь быстро отворилась, и в дверном проеме показалось встревоженное лицо служки.
– Живо кликни ближних!
Лицо стремительно дернулось, и парнишка убег исполнять приказ.
Насчет Умилы князь больше не сомневался. Когда ему доложили, что ближние люди собрались и ждут, Гостомысл распорядился срочно снаряжать гонца. Пока слуги суетились, князь взял тонкую дощечку и вырезал на ней несколько черт и рез[56]. Затем князь вышел во двор и, завернув дощечку с письменами в кожаный мешочек, подал гонцу.
– Ты должен успеть нагнать князя руссов. Запомни, его зовут Вадим. Стяг у него с трезубцем. Его дружина сейчас должна быть на землях боярина Жирослава. Запомнил?
Гонец кивнул.
– Передашь это только ему лично в руки и скажешь: дескать, князь Гостомысл ждет ответа. Останешься при руссах, пока князь Вадим не даст ответа. Запомнил?
Гонец понимающе качнул головой.
– Все. Скачи.
Гостомысл поворотился, дабы войти в терем, и тут сердце сжалось до боли – Вторуша! Его средняя дочь – как она там? Убережет ли Нимоякке жену?
Глава третья
Черты и резы
Кто тебя осудит?
Коли ты ее не взял.
Кто тебя проводит?
На другую ты гадал…
По сию пору боярин Жирослав гостей не ждал, не чаял. Боярин безвылазно просиживал штаны в своей усадьбе, занятый ратными приготовлениями. Князь Гостомысл наказал ему готовить к весне ратников, и Жирослав, потужив о своей мошне, перечить князю не стал. В Раховке собралось до четырех десятков молодцов, коих боярин бесхитростно упражнял и готовил им снаряжение. К слову, тоже весьма скромное, ибо все хлопоты по сбору дружины легли на его карман, а мошну боярин привык беречь да приумножать.
Земли боярина вплотную примыкали к варяжским, с крепким боргом. Благо еще, что река разделяла порубежье. Но что та река для варягов? Оттого Жирослав был угрюм и невесел, что соберись северяне пришлые вдарить по новгородцам, то его селения первыми примут удар. А это разорение вчистую. И прежнему князю Боривою сказывал боярин, что, дескать, а не лучше ли с градом ихним торговать, а не ратиться. Но Боривой и слышать не желал. А ведь дело предлагал Жирослав, да и купцы новгородские от затяжной войны убытки терпели немалые. А варяги, что те, гутрумовские, что эти, плотно запечатали выход в озеро для новгородцев. Боярин, скрепя сердце, готовился к весне, к новому походу, а червь сомнения точил душу все больше. Трудно, ох, трудно сковырнуть северян из града…
Небесное колесо уже закатилось и сгинуло, когда боярина встревожили крики во дворе. Жирослав подхватил пояс с мечом, накинул шубу и на пороге столкнулся с главным своим тиуном[57].
– Ну?
– Идут… с факелами! – ответил тиун, утирая влажную бороду и тыча рукой в сторону ворот.
– Да кто?
– Неведомо, господине! Идут не таясь. Прямо к нам.
– А ну пошли.
Жирослав взошел по лестнице на стену. По открытому полю перед Раховкой вереницей двигались факелы, десятка два. Боярин слышал фырканье лошадей и легкий скрип снега.
– Ты чего, скотина, вылупился?! – рявкнул боярин на тиуна. – Живо всех на стену! Изготовиться!
Пока ратники, топоча, как кабаны, занимали оборону, незнакомцы остановились на расстоянии полета стрелы.
– О, гляди… – раздался голос на стене.
Но боярин уже и сам видел, как от вереницы отделились три факела, которые стали стремительно приближаться к воротам.
– Кто такие? – прокричал Жирослав, когда всадники осадили коней подле стены.
– Князь руссов Вадим, из гостей, от князя Новгородского Гостомысла. Просит у боярина Жирослава стол и кров!
Боярин нервно сглотнул. Вот уж действительно кого он никак не ожидал.
– Князь руссов? – громко переспросил Жирослав.
– Он самый! – ответил Вадим. – Или ты меня, боярин, не признал? – Три факела сдвинулись, ярче освещая фигуру князя. – В прошлый раз ты шибче думал! Так пустишь или как?
Несколько секунд боярин стоял, не шелохнувшись. Из гостей, от Гостомысла? Врет, или, может, вправду помирились они?
– От князя Гостомысла, стало быть? – все же решился спросить боярин.
– От него! Мир теперь промеж нас. Не сомневайся, боярин!
– Ну, коли так… – Жирослав кивнул воинам у ворот. – Открывайте!
Ворота нехотя отворились. Первым въехал Вадим, за ним Павел и Юски. Следом во внутренний двор въехало два десятка вершников во главе с воеводой Брягом, далее сани и пешие дружинники. Во дворе сразу стало ярко от факелов и тесно от гостей.
– О, я погляжу, вас много… – озадаченно произнес Жирослав.
– Не переживай, боярин, – Вадим спрыгнул с седла. – Стеснить – стесним, но объедать тебя не станем. Своих запасов вдоволь.
– Милости прошу, гости… – хозяин усадьбы на секунду замялся, но затем добавил: – дорогие. Чупай! – окликнул боярин кого-то из слуг. – Проследи за гостями, чтоб всего было в достатке!
– Сделаем, – Чупай с поклоном удалился, на ходу раздавая приказания, кому куда становиться, куда заводить лошадей, где распрягать сани.
– Прошу в дом, – ласково улыбнулся Жирослав.
Вадим чуть подотстал. Воевода, заметив взгляд князя, спешно подошел.
– Устроишь людей – подымись в терем и держи ухо востро, – шепнул Вадим воеводе.
Бряг хитро прищурил глаза и едва заметно кивнул головой, мол, обижаешь, княже…
Боярин, сопровождая гостей, первым поднялся на крыльцо. Почти перед самым его носом дверь распахнулась, едва не сбив боярина.
– Вадим! – радостный девичий голос пропел, словно соловей.
– Квета, – князь руссов оттеснил Жирослава в сторону, широко распахивая объятия. – Квета, да тебя не узнать!
Девушка кинулась вперед… Она хотела с разбегу очутиться в этих объятиях, но сбоку раздалось нервное сопение отца. Соблюдая приличия, она позволила только взять себя за руки. Объятий не получилось…
– Вадим, я так рада, так рада…
– Квета…
– А где же Валуй? – девушка выглянула из-за плеча князя и окинула взором его спутников.
– Нет Валуя, – продолжая улыбаться, ответил Вадим, – в Новгороде он остался… дочь у него там…
– М-м…
– Пойдемте в дом, – подал голос боярин, зажатый у стены дверью. – Чего напрасно…
– Пойдем, Вадим, – Квета поманила князя за собой. – Я батюшке все-все рассказала…
И отчего Вадиму почудилось, что это ее все-все значило нечто большее…
– Как вы меня спасли от татей… от Бокула Шибайло, помнишь?
– Как не помнить – помню!
Гости проследовали в большой зал, где уже горели глиняные светильники и несколько толстых сальных свечей. Тут же, важная как пава, в зал вошла хозяйка. Высокая и статная, в синем платье, с аккуратно забранными волосами.