— Ха! — воскликнул Ферди, привлекая внимание двух престарелых дам с аристократическими манерами, сидевших неподалеку. — Видите, как они уставились на нас, ваша светлость? Смотрят, а потом хихикают, прикрываясь рукой. Мне следовало принести мои красные шарики, как я вам и говорил. Я встану на голову посередине зала, чтобы они посмотрели на меня прямо, а не кидали косые взгляды исподтишка, как будто я этого не замечаю.
— Я говорил тебе, что так и случится, Ферди. Хотя у тебя не меньше прав, чем у любого из нас, а может быть, и больше, присутствие на этом вечере не принесет тебе ничего, кроме боли. Если ты не…
— Если я не сделаю того, что вы от меня хотите?
Морган переложил свою табакерку в карман жилета и улыбнулся карлику:
— Точно. Эти шакалы могут быть злобными, но они тошнотворно предсказуемы. Например, сейчас их разбирает любопытство. Они буквально дрожат от любопытства. Что делает здесь маркиз Клейтонский, богатый жених и завидный кавалер, если он всегда с нескрываемым отвращением сторонился этого скучного брачного рынка? Кто эта незнакомая девушка, которую он ввел в зал только для того, чтобы покинуть, оставив в обществе странной пожилой дамы? Почему, наконец, его светлость вздумал появиться здесь в сопровождении странного — если не сказать карикатурного — пажа? Да, Ферди, зал буквально сгорает от любопытства и от злобного ликования в предчувствии большого скандала, с которого, быть может, начнется новый сезон.
— Вы мне нравитесь, Морган Блейкли, — пылко признался Ферди, но его улыбка выглядела довольно злобной. — Вы мне и правда очень нравитесь. Это просто стыд, что я вас так ненавижу.
— Но почему, Ферди? Любовь и ненависть уравновешиваются. А ты говорил, что самое главное — это равновесие. И не волнуйся: твоя Каро со мной в безопасности.
— Так ли это? Кто из нас в безопасности, за исключением его милости, творящего молитвы в доме на Портмэн-сквер, и этой нелепой Летиции, которая не увидит опасности, даже если та подойдет к ней в черном саване и представится? Этот ваш план…
— … начинает осуществляться, — быстро закончил фразу Морган и легким кивком указал Ферди на дверь. — В этот вечер нас посетила удача. Будь очень внимателен, мой добрый и верный паж. Свечи погашены, занавес поднимается, и наш маленький фарс вот-вот начнется. И умоляю тебя, запомни: ты должен читать только те стихи, которые репетировал. Импровизации сегодня неуместны.
Морган знал, что он счастливчик. Он питал тайную (но очень несмелую) надежду на то, что Дикон появится сегодня у Альмаков. Самое большее, на что он рассчитывал, так это на то, что молва о загадочной мисс Каролине Уилбер завтра достигнет его ушей. Ибо Ричард, как и сам Морган, сторонился безмозглой молодежи, собиравшейся у Альмаков. Они всегда находили себе более интересные занятия и более занятные места, Дикон и он, приводившие весь Лондон то в ужас, то в восхищение. И такие друзья.
Сейчас Морган пожирал его взглядом, отмечая изменения, произошедшие в его внешности с тех пор, как он видел его в последний раз. За эти три года он не сильно изменился, — подумал Морган, когда Ричард Уилбертон, герой Пиренеев, вошел в комнату и остановился, поднеся к глазу монокль. Лицо у него выражало лишь скуку и подчеркнутое отсутствие интереса к окружающим.
Высокий и не особенно мускулистый, виконт был утонченно, не по-мужски красив: его светлые локоны переливались, его темные, выразительно изогнутые брови оттеняли удивительно голубые, умные, даже добрые глаза. Ричард потрогал маленькую бриллиантовую заколку галстука, и Морган снова отметил изящество его длинных пальцев с безупречными ногтями. Его руки были созданы для того, чтобы перебирать клавиши фортепиано, держать кисть или перо. Они совсем не походили на руки героя. Морган подумал, что они не походили также и на руки изменника, предателя, убийцы.
— Так это он? — Ферди во все глаз смотрел на виконта, который шел теперь по направлению к ним сквозь густую толпу гостей, приветствуя знакомых и избегая столкновений с танцующими парами. — Это Единорог?
— Герой Пиренеев, — подтвердил Морган сквозь зубы. — Вперед, Ферди, сейчас я представлю тебя одному из наиболее достойных джентльменов Англии.
Ферди, отмечая размеренный шаг и бесстрастный вид Моргана, чувствовал, что тот с трудом держит себя в руках.
Маркиз выглядел сдержанным и чрезвычайно корректным, но он так и излучал угрозу, которую карлик, уже предвкушавший то, что произойдет, мог едва ли не потрогать.
Они были в десяти футах от красавца-виконта, и Ферди готов был поклясться, что воздух вокруг них начал потрескивать.
Оглушительные удары грома, которые могли быть только биением его собственного сердца, заглушали для Ферди музыкантов, что-то пиликавших на своих скрипках, и утомительный шум неумолчной праздной болтовни, переполнявшей душный танцевальный зал.
— Добрый вечер, Ричард. До чего мы дошли, если встречаемся в этих скучных, отупляющих стенах!
Ферди застыл, оставаясь в двух шагах от спины своего господина, как и подобает хорошему пажу, но настолько близко, чтобы все видеть и все слышать. И первое, что он увидел, — это как приятная улыбка на лице Ричарда Уилбертона сменилась выражением страха. Да, страха. Это был взгляд, который карлик хорошо знал, ибо именно такой взгляд был у его отца в тот день, когда Ферди посмел войти в гостиную, где его дорогой папочка принимал небольшую компанию джентльменов, и потребовал, чтобы его представили. Страх, который свидетельствовал — для тех, кто имел глаза, чтобы видеть, — о том, что мир этого человека заколебался и готов был рухнуть.
Чего Ферди не увидел — так это того, что страх перешел в ненависть, как это случилось с его отцом. Страх Ричарда Уилбертона был до неприличия очевидным.
— Морган, — сказал наконец Ричард, протягивая руку. — Как хорошо ты выглядишь. Ведь… прошло немало времени, не так ли?
Ферди затаил дыхание.
— Довольно много, Ричард, — ответил Морган, пожав протянутую руку, но только на миг, словно опасаясь, что, задержи он ее немного дольше, искры, пролетавшие между двумя мужчинами, станут заметны. — Как поживает твой дорогой отец? Надеюсь, хорошо.
— Я расстался с ним совсем недавно; он грыз кость и оглашал воздух ругательствами. Он все такой же, каким ты его видел в последний раз, Морган. Разве что еще более закоснел в своих привычках.
Ферди узнал это выражение: быстрая вспышка отвращения, легкое подрагивание губ, неуверенная, слабая улыбка человека, за глаза высмеивающая отсутствующего. Ричард почитал своего отца еще меньше, чем Ферди любил своего. Из них троих, стоявших вместе на этом маленьком островке среди моря собравшихся у Альмаков гостей, только Морган любил своего отца. Только Морган, чей отец ненавидел сына. Мир снова вышел из равновесия.